Игры с призраком. Кон второй. - Витич Райдо - Страница 26

— Отбой!! Строиться!!

Мужи замерли.

Тихо стало настолько, что было слышно звяканье колодезной цепи за воротами.

Драчуны и зеваки уставились на шальную девку с мечом и, видимо, не верили своим глазам. Кто-то хмурился, кто-то беззастенчиво ее оглядывал как выставочный экспонат, кто-то с сомнением затылок чесал. А кто и щурился недобро.

Гневомир, приметив зелень в глазах посестры, сообразил, что осерчала та не в меру. Виновато шмыгнул носом, выпустил перехваченного через торс парня. Тот грохнулся плашмя, поднимая пыль, и уставился на Халену, открыв рот.

Девушка же обвела мужей настороженным взглядом, соображая — ей сейчас в изысканных выражениях расскажут куда идти и с гламурными реверансами укажут дорогу или чуть позже, как в себя придут?

Увидела толпу богато, но разномастно одетых мужчин у терема, глядящих на нее во все глаза, и опечалилась: никак князья всем составом собрались, а тут она на сцену вышла!

Точно головы всех племен — Любодар, вон с ними Горузд, Малик подошел.

Ой, стыдоба!

Здрасте! — поклонилась смущенно и замерла в поклоне — на нее с насмешкой смотрели знакомые серые глаза. Тот Черный, что стрелу в нее пускал, стоял в паре бегов от князей и щурил на нее глаза. Минута, другая — мужчина развернулся и спокойно пошел за ворота. Князья, то и дело косясь на девушку, поднялись по ступеням на крыльцо, скрылись за дверями в тереме.

— Концерт окончен, — протянула воительница потерянно, возвращая меч в ножны: кажется, опять она что-то не так сделала. И задумчиво нахмурилась — что Черный здесь делал? С князьями встречался? Сам князь или по велению начальства? По делу, с вестями, ультиматумом или с очередным подвохом? Выведывал, навет пускал? Кто он вообще такой?

— Ты Черного видел? — спросила у Вельимира, утирающего с рассеченной губы кровь.

— Ну.

— Знаешь его?

— Нет.

— Гневомир, а ты?

— Знаком, но кто, не упомню, — пожал плечами.

— По одеже роск, — заметил Миролюб, получив от Братилы рубаху и ножны.

— А не лютич?

— Лютичи за плечом меч носят, а у этого на поясе ножны, — подал голос украшенный синяками парень с тремя косичками у виска.

Белича-то за что помяли? — хлопнула ресницами девушка.

— Карол, правая рука ровена Эльфара, князя росков, — тихо сказал кто-то за спиной. Халена повернулась и увидела загорелую мускулистую грудь с рубцом от ребер до соска. Взгляд пошел выше и встретился с голубыми глазами. Мужчина смотрел на нее, не мигая, и молчал. Кажется, она видела его и, кажется, Гневомир сказал, что он горец. В принципе — да, с таким лицом, будто вырубленным из куска гранита, ветром выщебленным да шлифованным солнцем, только горцем быть.

— Хм, — замялась под слишком пристальным, изучающим взглядом. — Э-э, а что ему здесь, не знаете?

— Весть князьям принес.

— А какую?

— Сходи, узнай, — предложил ровным голосом. Развернулся да прочь пошел.

— Как же я узнаю? — пожала плечами.

— К князьям иди за ответом. Горузд с ними и Малик, знать и тебе не возбраняется. Ты ж старшой ставлена, как и они.

`Опять куда не просят лезть'? — засомневалась.

— Да они, поди, Мирослава чернить вздумали. Суд неправый учиняют, — бросил Гневомир.

— Думали бы князья действительно на Мирослава, в предательстве всерьез его обвиняли, мы б в городе не стояли. Ты бы не играл, а воевал. Кинули дурную мысль в запале схватки, да с отчаянья после, что миряне виновны, и успокоились. Крайнего нашли, что еще надо?

— Против чести токмо рывничане. Они злее всех на Мирослава бухвостят. Листавр сам пришел с сотней, правды да чести требуя…

— А не за честью он пришел, не за правдой — от лютечей сбег. Черно по уреме сказывают. Взяли их земли лютичи, хозяйничают ужо. И Дарика домой он не отправил.

— А чё ему?

— Как чё?…

— Зачем отправлять? Сеча по утру будет. Лютичи в аккурат за лесом стоят. Ума что ль у Листавра нет, брата в полон отправлять, напрямки в лапы Агзура. То его брательника узнахарят вороги, — со смешком заявил почихед, что рядом стоял, внимательно разговор слушал.

— Энто ж как так? Сеча будя, а приказу нет. Ты один о том знашь! Стеха десничий! — с насмешкой выдал Миролюб.

— Уши имею! Наши с дозора вернулись, сказывали. И любавичи ведают, токмо молкнут.

— А наши почто не зрили, не ведали?

— Не вернулись еще, — заметил Братило. Вельимир затылок почесал:

— То-то я смотрю, росичи таки хмарые, а любавичи байданы вздели.

— Ну, и организация у вас, — качнула головой Халена укоризненно и решилась: — Пойду-ка я к князьм, узнаю, о чем речь, и правда ли, что наш юный друг почихед говорит. Если, правда, то не иначе Черный Карол с вызовом на битву приходил.

— Да ща! Чтоб лютичи вызывали по чести? Ха! — гыкнул Гневомир.

— Что б правая рука Ровена за лютичей посыльным сробила? Да роски сроду сюды не лезли, в гонцах ни у кого не были, — заявил Стеха со знанием.

— Может тогда они с нами?

— За себя они завсегда. Хитры, что лисы, вертки да жадны, что гургулы. Черный здеся был, знать выгода от того Ровену ихнему.

— Поди на милость сдаются…

— Роски?! Да ты сказился!…

— Стоп: так Ровна или Эльфар главным у росков? Что-то я не поняла: десять имен у него что ли?

— Одно. Ровна — князь по ихнему.

— Ровен.

— Ну, я ж и говорю — ровна.

— Да нечё здеся Ровне делать, он с горцами схлестнулся. Вишь, они на сход прибыли…

— Трое всего-то…

— А у них один за десяток!

— Прибегли поди за помощью…

— Горцы?! Когда такое было? Чтоб горец подмоги бажил? Должно Вышата в длань превратилась!

— Ладно, перепираться да гадать долго можно, но вряд ли толк будет. Пошла я на разведку, авось в лоб не получу.

Развернулась да к терему пошла, в котором князья собрались. А мужчины прения продолжили, не обратив на то внимания.

На первом этаже никого не было — уже странно. Ни караульных, ни дежурных, ни девок с пяльцами, ни баб у печи — заходи, кто хочет, делай, что хочешь.

`Святая наивность', - качнула головой Халена: ворогов вокруг, как муравьев в лесу, а что князьям, что их людям — ровно. То ли не понимают серьезность положения, то ли не хотят понимать. А может по схеме `привычка вторая натура' живут? Здорово, конечно, но не ко времени. Пора б за ум браться, хоть что-то менять. Ведь преподали уже наглядный урок в Красной Горке — неужели мало?

Хотя и понять их можно: тяжело бесхитростным хитрость углядеть. Если сам с душой открытой, без ножа за спиной, и про другого иначе не подумаешь. Люди же всегда по себе мерят.

И вздохнула — значит она не так чиста да бесхитростна, если во всем подвох видит, малейшее тонкое звено высчитывает. Или вид сверху? Взгляд взрослого на ребенка? Тогда вопрос возникает — как же этому взрослому того ребенка уберечь? Чем помочь, если и прав не имеешь, и дитя по другим правилам живет и иных знать не хочет? Оно, конечно, замечательно, лучше жить так — в чистоте помыслов, без пакостей, лишь в добро, честь да правду веря? И как уберечь этот добрый мирок? А никак не получается, гармония, и тьфу и язвить ее. Вот жили, жили, не тужили, ни к кому не лезли, а тут роски явились, что, по всему судя, значительно прозорливей здешних племен. И давай воду мутить, свои правила жизни насаждать — злые правила, и в том беда, что более прогрессивны они. А прогресс этот, трижды язвить его, без ломок не бывает. Тут либо сам меняйся и жизнь меняй, либо заставят. И хоть плачь, а иначе никак.

И ведь заплакала бы, закричала на тех умников, что подобные законы жизни придумали… да что ее стенания изменят?

Почему так, а не иначе мир устроен? Почему зло вечно прикрыто, а добро беззащитно? Почему зло живет, а добро гибнет? Почему хоть раз нельзя изменить ход событий, самой жизни и поменять местами эти два начала? А кто-то пытался?

Халена замерла у лестницы, ведущей на второй этаж: почему бы не попытаться ей, не отстоять этот заповедный мирок, светлый как рай, добрый как детские сказки? Что она теряет? Свою жизнь? А велика ли потеря? Если такова цена, то и думать не стоит — нате, возьмите, только оставьте в покое здешние места, людей. Без прогресса они жили и еще тысячу лет проживут, и лишь воздух чище будет, и жизнь не на ад, на рай похожей. И к чему им арбалеты? Чтоб в спину стрелять? К чему им чужие земли? Чтоб гордость да самолюбие тешить?