История одной девочки - Сизова Магдалина Ивановна - Страница 11

— Посыпь нос-то зубным погошком! Я всегда посыпаю, когда плачу.

Галя с удивлением смотрит на неё и совсем забывает о первой позиции.

— А то он очень кгасный, — поясняет девочка и крепко берётся за палку обеими руками.

Урок идёт своим чередом.

Уроки начинались и приходили к концу, начинались и кончались дни, прогремев звонками, возвещавшими и наступление дня и приближение ночи, — в великом однообразии туманной осени.

Была непонятна новая жизнь. Но всё же Галя узнала кое-что новое: новостью оказалась нетерпимая боль во всём теле.

После приседаний у палки все мускулы на ногах — особенно выше колен — болели и ныли. Вытягивая ночью с наслаждением своё худенькое тело в кровати, Галя сначала с удивлением старалась вспомнить: где это она сегодня ушиблась? С лестницы не падала, о стол не стукалась, а в разных местах боли — прямо не притронешься!

— Это мускулы болят, девочка, — сказала мама. — Мускулы, ещё не привыкшие работать. Но это постепенно пройдёт от постоянных упражнений.

Ох, как всё-таки долго это не проходило!

Однажды Галя с интересом наблюдала за работой старших учениц «на середине» (они уже не держались за палку и делали сложные упражнения на середине класса).

Гале хотелось спросить, прошла ли у них боль в мускулах. Но она не решалась подойти ни к одной из этих учениц, так презрительно посматривающих на маленьких.

Они были весёлые и гордые и очень любили рассказывать друг другу о новых туфлях и платьях. Они всё равно ничего не скажут Гале.

Но, когда она увидела, как тяжело дышит, окончив свои упражнения, самая весёлая из старших учениц, увидела капельки пота, выступившие на её обнажённой спине, несмотря на холод классного зала, она поняла всем своим детским сознанием, каких огромных усилий требовали эти лёгкие движения.

Нет, никогда ей этого не преодолеть! Никогда не станет для неё своим этот чужой дом, где всё, всё полно холода, тумана и упорного труда!

И в этом сером тумане ещё непонятной ей жизни каждое утро раньше всех выбегает Галя в тёмный коридор и там, в углу, ждёт маму, чтобы, обняв её, растерзать своё и мамино сердце всё теми же словами:

— Возьми меня отсюда!

РЕШИЛИ ПОТЕРПЕТЬ

Наступал субботний вечер, и, по мере того как двигалась большая стрелка на стенных часах классной комнаты, точно росло и наполнялось радостью сердце Гали.

Наконец-то задребезжал по всему коридору звонок с последнего урока! Звук его сегодня совсем не такой, как всегда: он мягкий и приятный. И резкий голос Эммы Егоровны, громко объявившей ей: «Можно домой!» — кажется Гале нежным, как свирель, и Эмму Егоровну она почти любит в эту минуту. Она стрелой летит с лестницы и вбегает в раздевалку, где уже ждёт её мама. И вот они с мамой идут домой, и мама, как прежде, крепко держит её за руку.

Улицы такие же, как прежде. И дома ничуть не изменились. И вот он стоит — её, Галин дом, с двумя подъездами, с фонариком на углу, большой коричневый милый дом, и он ничуть не изменился, хотя целых семь дней и семь ночей прожил он без Гали.

Мама сама отперла дверь ключом. Никто не вышел им навстречу. Да и кто мог бы их встретить? Папа вернётся только весной. А няня… няня не вернётся совсем.

В комнатах холодно. Галя подбегает к своему диванчику. Сколько уже ночей пустовал он без неё!

А в маминой комнате стоит маленькая железная печка.

— Ты её сейчас затопишь?

— Непременно, — говорит мама, — но сначала я покажу тебе сюрприз. Я тебе не хотела о нём говорить — лучше сразу покажу.

— Сюрприз? — переспрашивает Галя. — Это что-нибудь сладкое?

— Нет… — Мама останавливается и прислушивается. — Это наш новый жилец. Он в папиной комнате. Пойдём к нему!

Галя со страхом смотрит на мать. Зачем им этот жилец? Галя побаивалась чужих. И зачем он занял папину комнату?

— Сейчас он спит, — добавляет мама и, улыбаясь, смотрит на окончательно растерявшуюся Галю.

Мама открывает дверь, подводит Галю к папиному дивану и уходит. И тогда Галя видит между диваном и печкой что-то тёмное на коврике. Она нагибается — тёмный предмет издаёт слабый визг. И, когда Галя наклоняется к нему совсем близко, она видит в полутьме небольшого чёрного щенка с перевязанной лапой.

История щенка была проста: он был найден мамой на Марсовом поле. Шёл дождь; щенок забился под скамейку и тихонько подвывал. Посмотрев на него, мама увидела, что он ранен, и взяла его с собой.

— Выздоровеет — будет меня развлекать и сторожить дом, — сказала мама и, перевязав щенку лапу, назвала его Марсиком — по месту нахождения.

Весь воскресный день был посвящён ему.

Вечером Галя с мамой сидели у маленькой печки, подкладывая в неё непрерывно сухие кусочки дерева. Дров настоящих у мамы не было, а маленькие кусочки дерева сгорали быстро, как спички. Марсик тоже грелся у печки. Мама сказала, что он был ранен, вероятно, во время уличной перестрелки, и Галя помогла ей перевязать Марсику лапу, пробитую пулей навылет.

Они сидели у печки, ели пшённую кашу без масла, и Галя, подавившись, спросила:

— А почему это ничего больше у нас нет?

— Потому, что у нас война, — сказала мама.

— Война? — удивилась Галя.

И тогда мама сказала:

— Да, девочка, и пока нам очень трудно. Это уж всегда так во время войны бывает. А вот сейчас началась революция, и всё пойдёт по-другому.

— Где… революция? — спросила Галя.

— Во всей нашей жизни, везде, — сказала мама, взяв Галины руки в свои. — Революция, Галенька, — значит переворот, огромная перемена, которая меняет всю жизнь каждого отдельного человека и всех вместе — жизнь всей страны, всего народа.

— А зачем её менять?

— А затем, что в жизни нашей было много несправедливого, много плохого. И люди — лучшие люди — поняли, что так жить больше нельзя. Нельзя, чтобы были богатые и бедные, чтобы те, которые ничего не делают и никогда не трудились, жили в миллион раз лучше тех, кто трудится — на них же трудится от зари до зари. Ну, подумай сама: разве хорошо это?

— Нет, — твёрдо сказала Галя, тряхнув головой.

— Ну вот. Но не все так думают. Богатые люди не хотят менять свою жизнь, потому что им ни до кого нет дела, кроме самих себя. И потому идёт борьба: одни хотят, чтобы было всё по-новому, по-справедливому; другие хотят всё оставить, как было. А пока нам очень трудно. Ну ничего, скоро мы все заживём лучше, чем раньше, потому что будет хорошо не только нам с тобой, но и всем. Поняла?

— Поняла, — помолчав, ответила Галя.

— А теперь нужно нам всем немного потерпеть. Всем, даже Марсику, — закончила мама и слегка ткнула Марсика носом в пшённую кашу, ибо слов он ещё не понимал.

— Ну что ж, — тихо повторила Галя и наклонила своё лицо к самому носу Марсика, запачканному пшённой кашей, — мы потерпим. Правда, Марсик?

Марсик ничего не ответил, но полизал Галину руку маленьким шершавым языком в знак покорности и согласия.

Так сидели они втроём, греясь у маленькой железной печки, до тех пор, пока Галя не заснула вместе с Maрсиком.

Когда мама раздела её полусонную и укрыла, как всегда, одеялом, чувство полного счастья охватило Галю: она была дома, и утром её не разбудит Эмма Егоровна и не поведёт в ледяной бассейн. Здесь же, совсем близко от неё, спала мама, и Марсик блаженно посапывал носом, лёжа у неё в ногах. В окна глядела тихая, посветлевшая ночь. Поблёскивали далёкие звёзды.

И, когда Марсик тихонько заскулил — наверное, во сне задев больную лапу, — Галя сказала ему шёпотом:

— Ничего, Марсик, давай уж немножко потерпим, пожалуйста! Хорошо?