Ястреб и голубка - Хенли Вирджиния - Страница 10

К тому времени, когда корабль Мэтью встал на якорь, Хок был на пристани, и братья сердечно обнялись.

— Хок, старый морской волк, рад видеть, что ты вернулся целым и невредимым.

Младший брат отличался от старшего тем, что был по-юношески строен, не так широк в плечах и куда менее серьезен — на мир он смотрел открытым веселым взглядом. Приветливый и мягкий, он заставлял девушек томно вздыхать и пробуждал материнские чувства в сердцах женщин постарше.

— Ну, Мэтт-дьяволенок! Были какие-нибудь трудности с доставкой?

Мэтт ухмыльнулся.

— Нет, пока тебя не было, я обернулся пять раз, и каждый раз поступал так, как ты советовал.

— Молодец, — одобрил старший.

Елизавета оказывалась чрезвычайно прижимистой, когда заходил разговор о снабжении ее армии в Голландии. Военачальники выплачивали солдатам жалованье из своего кармана, потому что казна не выдавала денег. Хок рекомендовал Мэтью в каждом рейсе забирать половину доспехов, мушкетов и пороха и припрятывать все это добро в их собственные пакгаузы, а на освободившееся место грузить продовольствие, одеяла и лошадей, в которых армия чрезвычайно нуждалась. Лошади поступали из Ирландии: через О'Нила Хок обменивал на них украденное оружие.

— Как отец? — озабоченно спросил Мэтт.

Хок угрюмо покачал головой.

— С каждым днем все хуже, но, бьюсь об заклад, твое общество пойдет ему на пользу.

— А твой трофей присоединим к нашему флоту? — Мэтт кивком указал на захваченный испанский галеон.

Хок задумчиво почесал затылок.

— Уж слишком вид у него помпезный.

Я послал людей снять с него четыре медных пушки и установить их на наши корабли. Ну, а затем, думаю, можно подарить его Англии.

Завтра ты поможешь мне отобрать для Лондона часть груза.

Мэтью, знакомый с уловками брата, усмехнулся:

— Что ты умыкнул на этот раз?

Хок потер нос.

— Много чего! Черт подери, братец, как же ты сумел удержаться и не заорать об этом прямо с верхней палубы? Видно, ты у нас взрослеешь, и детские штанишки тебе становятся тесны.

— Вот-вот, мне это все дамы говорят, — откликнулся Мэтт двусмысленной шуточкой.

Хок обнял брата за плечи, и они двинулись к дому.

Зайдя после ужина к отцу, Хок застал того в компании Мэтта: оба весело смеялись.

Он смолчал при виде бутылки бренди, которую Мэтт каким-то образом сумел утаить от бдительного материнского ока, и присоединился к тосту за выздоровление Себастьяна; впрочем, оба брата сознавали, что на это вряд ли приходится надеяться. Затем тост предложил отец:

— Выпьем за грядущую женитьбу!

Мэтту шутка показалась до того забавной, что он покатился со смеху. Хок мрачно нахмурился, из чего Мэтт заключил, что в словах отца есть доля правды.

— Кто же невеста? — спросил он, стараясь казаться невозмутимым.

— Мэтью, я говорю серьезно. Твой брат дал мне слово жениться до того, как вступит в права наследования.

— Бедная бабенка! — с лицемерно-шутовским состраданием произнес Хок, и братья дружно расхохотались, хотя, по правде говоря, им было не до смеха.

Утром им пришлось сильно усомниться в том, насколько благоразумно было с их стороны устраивать эту милую пирушку: Себастьян впал в бессознательное состояние, и теперь уже почти не оставалось надежд, что ему снова полегчает. После краткого обмена мнениями с Мэттом и Джорджианой Хок решил немедленно ехать в Лондон, чтобы успеть вернуться до того, как события примут еще более скверный оборот. Все понимали: смерть близка, но никто не мог предугадать час, когда это случится.

На корабле Хокхерстов кипела работа. Шла погрузка кувшинов с красным порошком кошенили и ящиков с шариками индиго; в специальных гнездах матросы укрепляли кувшины с оливками и бутыли с оливковым маслом.

Хок отобрал несколько ваз из тончайшего китайского фарфора и полдюжины рулонов шелка, которые, по всей вероятности, проделали долгий путь от Филиппин через Мексику на Азорские острова, где ему посчастливилось захватить этот контрабандный груз.

Перед самым отплытием корабля Джорджиана потолковала с Хоком наедине.

— Я знаю, Себастьян вырвал у тебя обещание поспешить с женитьбой, но, может быть, лучше подождать, пока ты не получишь титул?

Когда тебя станут именовать «лорд Девонпорт», ты сможешь выбирать среди десятков знатных наследниц!

— Мама, ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что Елизавета позволит мне жениться на ком-нибудь из придворных дам. Она впадает в неистовство при малейшем намеке на брак. Если я женюсь, мне, вероятнее всего, придется держать свой брак в тайне, а иначе меня ждет прямая дорожка в Тауэр.

— Тогда поищи невесту в здешних краях.

Кое у кого из моих приятельниц есть дочери — и на какие только ухищрения не пускались эти девушки, чтобы добиться приглашения… и познакомиться с тобой! Шейн, милый, да ведь о тебе сказки ходят!

Хок коротко и пренебрежительно хмыкнул.

— Но сказочные герои сами находят своих избранниц, так ведь?

Джорджиана почувствовала, что зашла слишком далеко: ведь, по сути, она брала на себя выбор жены для сына. И не стала настаивать.

— До свидания, милый, возвращайся скорее.

Два галеона проследовали через Дуврский пролив, обогнули Маргит, взяли курс на Саутенд и вошли в устье Темзы. Поскольку корабли Хокхерста наверняка были замечены на подходе к Маргиту, можно было не сомневаться, что весть о его прибытии побежит со скоростью лесного пожара, пока не достигнет ушей самой королевы.

Хок предпочитал сам докладывать о себе; поэтому он поднял свой знаменитый парус с изображением дракона, двинулся вверх по реке и, дождавшись момента, когда корабль поравнялся с Гринвичским дворцом, приказал дать выстрел из пушки в знак приветствия.

Окна личных апартаментов королевы выходили на Темзу, и она могла наблюдать, как корабли со всего света плывут по самому оживленному из торговых путей ее страны.

Хокхерст хорошо сознавал, каким оглушительным грохотом отзовется под дворцовыми сводами пушечный выстрел у самых стен королевской резиденции, но театральные эффекты всегда были ему по вкусу.

Отпустив королеве и придворным пять минут сроку, чтобы добежать до окон, он сорвал с головы украшенную перьями шляпу и склонился в низком поклоне в знак глубочайшего почтения к Глориане (таково было одно из прозвищ, которыми награждали Елизавету льстецы, и означало оно — Прославленная).

Коридоры и галереи Гринвичского дворца гудели. Известие о прибытии Бога Морей разом вытеснило все другие новости. Не осталась равнодушной ни одна из женщин, будь то замухрышка-судомойка или высокопоставленная камер-фрейлина. Повсюду слышались шепот, хихиканье и приглушенные возгласы.

Не прошло и часа, как Хокхерст крупными шагами пересек галерею для больших приемов, разодетый по последней французской моде. Всеобщее восхищение вызвал тщательно обдуманный наряд Хока: короткий плащ с меховой опушкой, который дополняли узкая итальянская рапира в ножнах, инкрустированных драгоценными камнями, и мягкие кожаные сапоги, доходящие до бедер. Бронзовое лицо с львиной гривой волос выгодно подчеркивал раф — белый плоеный воротник, кольцом окружавший шею. Сегодня Хокхерст украсил большие пальцы рук двумя великолепными перстнями: с черным бриллиантом и с кроваво-красным рубином размером с голубиное яйцо.

Он прошел в аудиенц-зал, где королева, сидя на троне, приветствовала многочисленных гостей. В течение предыдущего часа она дважды меняла платье и трижды — драгоценности, осерчав на своих дам до такой степени, что даже отвесила оплеуху Мэри Шелтон. Наконец она остановила выбор на традиционных цветах Тюдоров — белом и зеленом. Разрезы на рукавах темно-зеленого атласного платья позволяли видеть белые нижние рукава, отделанные хрустальными бусинками. Накрахмаленный кружевной воротник подчеркивал белизну кожи; шею обвивало не менее десятка жемчужных нитей. Диадема, усыпанная жемчугами и алмазами, помогала удерживать на месте ярко-рыжий парик; пальцы длинных тонких белоснежных рук были унизаны кольцами с драгоценными камнями всех цветов радуги. Несмотря на свой слишком длинный нос и слишком тонкие губы, она неизменно ожидала от своих фрейлин восторженных дифирамбов ее несравненной красоте, а от придворных кавалеров — заверений в том, что страсть, которую они к ней питают, сведет их в могилу.