Язва - Хеннеберг Натали - Страница 90

90

— Я должна увидеть принца Валерана, — сказала она. — Он здесь?

— Но…

— Никаких «но». Отдайте мне ваш дезинтегратор и следуйте за мной.

Она его просто-напросто загипнотизировала.

31

Пластик окна разлетелся вдребезги от сильного удара снаружи, и сердце Виллис перестало биться. Предыдущее усилие, которое должно было способствовать прохождению пространства-времени и притяжению к ней человека, было таким яростным, что она в изнеможении опустилась прямо на пол в зале, где ирисы и мозаика приняли свой прежний вид после ухода Астрид. Снаружи яростно бушевал пожар. Пробковые деревья и столетние эвкалипты пылали, потрескивая, как солома. Ей казалось, что она здесь уже века, думает и стремится только к одной цели. И незримая огненная и кровавая нить связывала ее с той самой площадкой в тюремном дворе, с тремя столбами, с тенями казненных на земле…

Когда она смогла, наконец, подняться, Айрт бросился к ней и страстно прижал ее к груди. Он был здесь, целый и невредимый. Ничего больше не существовало для нее, в самом деле, ничего.

— Вот видишь, — сказала она, слегка отстраняя его, чтобы лучше видеть, — ты здесь…

Он осматривался с таким видом, будто только что родился, как будто видел мир новыми глазами — видел все, что в нем было прекрасного и ужасного — ночь, омытую пожарами, ирисы в водоеме и бледную до синевы Виллис на фоне пурпурных и серебряных отблесков.

Он сказал:

— И ты жива! О космос! В первый раз я чувствую, что ты живая, и что между нами ничего нет, ни «Летающей Земли», ни Антигоны, ни смерти. Твои волосы пахнут медом, розами. Всем тем, о чем я только мечтал…

— И ты жив, — сказала она. — Это ты. Видишь ли, в то время, когда я звала, я ни в чем не была уверена. Ты мог быть лучом или архангелом. И это было бы вполне достаточно для Сигмы. Но для меня — нет! У тебя такие странные ресницы, они загибаются чуть ли не к вискам, а в глазах загораются такие зеленые искорки, когда тебе кажется, что ты что-то понял и за тобой никто не следит…

— У меня зеленые искорки?

— Следует заметить, — сказала она многозначительно, — что это я их там зажгла… Но ты ранен, у тебя кровь на руке.

— А, это? — отвечал он рассеянно. — Да, я сорвал магнитные оковы в тот момент, когда…

— Замолчи, я видела.

Она видела три столба…

— Знаешь, Виллис, после всего, что мы пережили, ничто больше не имеет значения: ни гордость, ни упрямство…

Наступило продолжительное молчание.

В аллее гигантская мимоза рухнула на крышу лаборатории нейрохирургии, которая тотчас взорвалась…

И голубой ирис осыпался в водоеме.

…Приведем в порядок все системы!И к черту страх!..

Странная и шумная эскадра Леса Кэррола только что легла на орбиту Сигмы. Отсюда, с высоты, картина была впечатляющей: казалось, что планета, разрисованная в оранжево-красную полоску, катилась в необъятную бездну тьмы…

— Как шарик в рожок, — сказал один из «кузнечиков». А Морозов дополнил после короткой паузы:

— Кажется, мы прибыли с некоторым опозданием…

Снизу на коротких волнах доносились стоны и призывы на помощь:

«SOS! Мы гибнем!»

«Сигма завоевана!»

«Плотины прорваны! Континенты пришли в движение!»

«Самарра горит! Совет Пяти перерезан!»

«Тревога! Свободные планеты! SOS!»

«Они отбирают наших детей и куда-то их уводят! Они не щадят ни женщин, ни стариков. Толпы, скопившиеся на космодромах, уничтожаются огнеметами. Они говорят о чуме, но на Сигме нет никакой чумы…»

«Всем! Всем! Всем! Говорит адмиральский дворец! Мы заявляем: законное правительство Сигмы обращается к здравому смыслу и к благоразумию свободных планет. Сигма выбрала свой путь развития и свою эмблему: МРАК. Эпидемия, которая началась в результате катаклизмов, будет ликвидирована, все необходимые меры уже приняты. Неконтролируемые элементы, распускающие панические слухи, будут наказаны должным образом. Всякое сопротивление будет беспощадно подавлено. Подписано: Валеран Еврафриканский».

— Последний земной принц, — сказал Морозов удрученно.

И Лес возразил сурово:

— Иуда был апостолом.

— Все-таки, садимся?

— Садимся.

Слегка касаясь рыжеватых, казавшихся живыми прядей на лбу Айрта, Виллис спросила:

— Как тебе это удалось? Ты погрузился в подпространство?

— Чтобы попасть сюда — да. Начиная с Ущелья Смерти, пространство непроходимо. Вода затопила долину, а ветер относит пламя вверх. Это невыносимо — деревья пылают, как свечи. Резервуары космодрома взрываются один за другим, и вода в каналах тоже как будто горит…

— А до этого?..

— Ты же должна знать…

— Может быть.

— Все было проще, определеннее. Я уже подозревал, что во мне есть некоторые странные и скрытые возможности, но ты же знаешь, я ничего не смыслю в этих теориях, в парапсихологии и в остальном. Все произошло в тот момент, когда я уже был привязан к столбу, когда ты сказала: «Этот мир не существует». И я понял: я могу…

— Стереть минуту, в которую ты умирал?

— Да, стереть целую частоту времени. Это было очень даже легко, потому что речь шла о ближайшем будущем.

— Как тебе это удалось?

— Ты слишком много хочешь знать! Я просто сказал себе: «Все это не существует», и оно перестало существовать. Минуты, нет, секунды как будто склеились. Я не знаю, как все произошло. Ты мне помогала, правда?

— Нет, — она развела руками с таким видом, словно просила прощения. — Это выше моих сил…

— Так я такой же мутант, как вы все?

— Ты сильнее, чем мы все. Но это ужасное могущество, Айрт. Ведь Ночные так тебя боятся…

Он попытался снова привлечь ее к себе. Но на этот раз Виллис уклонилась. Она о чем-то размышляла с полузакрытыми глазами.

— Но, — сказала она, — что же происходит после этого склеенного, стертого времени?

— Я ничего об этом не знаю. Будущее возникает, как ни в чем не бывало, за исключением исчезнувшей частоты, на которую оно не обращает внимания. Ты видишь, я жив. Я думаю, с Джелтом тоже все в порядке. Как только он освободился от тела гориллы, он, скорее всего, соединился со своими.

— Имеет ли данная ситуация обратную силу?

— Понятия не имею. Может быть, в том, что касается недавнего прошлого. Понимаешь, я еще только начинаю разбираться в этом море понятий, до сих пор они были мне чужды. Так вот… время можно сравнить с рекой, которая несет в себе множество различных действий и эффектов, как будто это ил. Для очень отдаленного прошлого осадочный процесс уже закончился. Тогда надо абсолютно разрушить, а потом построить новый мир. Но все это легче, когда действия не закончились, когда они продолжаются. Однако, хватит! Вот после таких мыслей люди и седеют! Дай мне немного постоять вот так, прижавшись лбом к твоему плечу. Ты даже не представляешь себе, как это здорово — ни о чем не думать…

«Подумать только! — сказала себе Виллис. — Он разрушает и создает миры, а его самое большое желание — ни о чем не думать. Но может быть, это как раз правильно, что самое большое могущество дано тому из нас, у кого самое бедное воображение: это ограничивает возможность катаклизмов…»

— Виллис, — обратился к ней как будто далекий, как будто сонный голос, еле слышный среди треска горящих деревьев и ужасных взрывов, сотрясавших космодромы, — там, в Ущелье Смерти, ты сказала, что любишь меня. Повтори это.

— Космос! У нас еще будет время на это! — воскликнула она, одновременно смеясь и плача.

— Нет. У меня никогда не было времени подумать, а также серьезно поговорить или объяснить мою мысль. Мне посылали волны, мне говорили: скажи это, сделай то. А сегодня я говорю и думаю сам. Если бы ты знала, как это трудно! Неужели ты думаешь, что я смогу повторить в другой раз то, что говорю тебе сейчас?! Может быть, я чудовище, Виллис. Ты мне ответишь: все мы в какой-то мере чудовища. Но у меня, видишь ли, все эти умения проходить в подпространстве, поворачивать время, воображать новые миры — вы называете это «создавать», — заменяют, несомненно, более нормальные качества. Все это сделало меня глухим, неуверенным, оторванным от общества. Пойми меня: я люблю Землю, потому что я землянин, я боролся, потому что это было необходимо. А сегодня я борюсь за себя самого и борюсь за свою любовь. И люблю я тебя. Ты единственное существо, которое я никогда не разделю ни с какой вселенной. И ты так много даешь мне! Нежность, радость жизни и счастье… гордость, что я мужчина, и вдохновение, необходимое в борьбе. И надежду… С тобой у меня нет необходимости играть роль освободителя или героя. Даже мутанта. Только себя самого. Я никогда таким не был с тех пор, как покинул астероид, я хочу сказать, не был таким настоящим. Ты ведь понимаешь меня, Виллис, правда?