Лучик и звездолёт - Перфильева Анастасия Витальевна - Страница 18

И получилось так.

По шоссе от конного завода, минуя встречные города и посёлки, пробиралась к Москве зелёная «Волга» с двумя пассажирами — взрослым и мальчишкой.

По железной дороге, отсчитывая километры, приближался к столице товарный состав. Его вёл мощный электровоз, а в одном из вагонов дремали рысаки-двухлетки.

Плавной рекой, то входя через шлюзы в канал, то попадая в новую реку, приветствуя гудками встречные суда, обгоняя баржи-самоходки, плыли на теплоходе «Ю. Гагарин» вместе с другими пассажирами строгая старушка в очках и девочка — быстрая, решительная, успевшая побывать на капитанском мостике и в грохочущем машинном отделении.

Москва, Москва, краснозвёздная столица! Что же ты припасла своим гостям нового, интересного?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Москва была огромная.

Она была так велика, что с четвёртого этажа из квартиры Анны Ильиничны был виден и весь ипподром — просторный, нарядный, с беговыми дорожками, в фонарях, прожекторах и рупорах — и дома, дома, дома вокруг. И высотные здания со шпилями, словно тающие в тумане, и какие-то вышки, краны, трубы, и снова крыши домов с антеннами, и уступы новых крыш… А надо всем этим повис плотный ровный гул. Город дышал, пел свою несмолкаемую даже ночью живую песню.

Квартира Анны Ильиничны — до завода в ней жил и Илья Ильич — была не похожа на обычные квартиры. В передней стояло чучело волка с жёлтыми глазами, вместо вешалки висели лосиные рога. Следующая комната была «лошадиная»: в простенке между окнами на подставке красовалась чудесно выточенная голова лошади с золотой надписью «Голубка», стены были сплошь в картинах — на них мчались тонконогие пышнохвостые скакуны с наездниками в полосатых шапочках…

А уж книг-то! Женя думал, у отца в заводе много. Куда!.. Здесь целая стена от пола до потолка была забита книгами, и всё про лошадей.

Дочка Ильи Ильича оказалась строгой, в очках, вроде учительницы в школе. Она сильно тряхнула Жене руку и сказала:

— Будем знакомы.

Первый день Женя не уходил от дома, ждал, когда привезут Урагана, Колосника, Янтарную. И прозевал: их привезли на ипподром ночью. Увидел всех трёх уже в конюшне. Конюшни здесь назывались тренотделениями. Новых рысаков разместили в тренотделение, где помощником тренера была Анна Ильинична.

С виду тренотделение мало отличалось от заводской конюшни. Так же стояли у входа качалки, сани, лари с овсом, огнетушители, висели сбруи, наборы удил. Такие же были денники, и в них мерно — хруп! хруп! — жевали сено рысаки. Так же славно пахло. Над денниками висели таблички с именами лошадей, и даже пёс был вроде Буяна.

Но вот за решёткой предпоследнего денника блеснула серебряная грива, послышалось знакомое: «Фррр!..»

Решётка была высокая, Женя еле достал глазами. Ураган почуял его мгновенно. Трепеща ноздрями, прижимал морду к прутьям, смотрел недоумевающе, ржал радостно и тревожно.

Женя протянул руку. Пальцы гладили тёплые мягкие губы, перебирали за ухом. Ураган гнул голову; припасённый от завтрака кусок сахара сгрыз в секунду. Женя шептал:

— Ураган, я тоже здесь! Я с тобой!..

— Этот паренёк с нашего завода, не беспокойтесь, конь его знает и любит, — сказал Илья Ильич дежурному конюху.

Тот почтительно снял кепку.

— С приездом, Илья Ильич! Не гадали, что сами подъедете.

Колосник стоял в деннике рядом, Янтарная — напротив.

— Карантин у нас будут проходить. Врач смотрел, кони ладные, здоровые. — Конюх тоже потрепал Урагана сквозь прутья.

— Какой карантин? Зачем? — спросил Женя.

— Полагается, — ответил Илья Ильич. — Но тренировать их всё равно будут, чтобы не застоялись. Привыкнут к новому полю, а там и на приз побегут.

— А кто Урагана будет тренировать?

— Думаю, Анюта.

С этой минуты навсегда простил ей Женя и очки, и неприступный вид: наездник, тренер и должен быть суровым, сдержанным.

Женя сосчитал, кроме Урагана, Колосника и Янтарной, в тренотделении двадцать рысаков со звучными именами: Регель, Кандид, Афронт, Марс, Полёт, Горизонт, Резвый… И кобылки: Сигма, Разгадка, Инга, Депеша, Сугубая…

А вот конюшен с матками и сосунками при ипподроме не было. И с отъёмышами не было. Позже Женя узнал: в тренотделении Анны Ильиничны все рысаки получены с их завода.

— А других заводов вообще много? — спросил ревниво. — Сколько?

— Сосчитать? — Илья Ильич достал с полки толстую книгу с золотыми буквами. — Тебя какие интересуют? Рысистые? Скаковые? Или табунное коневодство?

Женя растерялся: интересовало всё!

Приехала Иринка. Наконец-то! Сразу затрещала на всю комнату:

— Ой, Женька, ты какой-то большой стал, широкий! А я в лагере жила! А в том твоём письме ничего не поняла! Какие-то кружочки, крестики…

Осипшим от радости голосом Женя сказал:

— И я в твоём. Сперва с какой-то девчонкой, потом с человечками, помнишь?

— С девчонкой? А-а, это Боженочка… А человечки — как надо тренироваться на космонавта! Знаешь, мне отсюда, из Москвы, ответ на машинке прислали! По поручению клуба юных космонавтов! И в конце: «Приветствуем, пиши нам!» Ох, Женька!..

Не дав опомниться Александре Петровне, они схватились за руки и помчались по лестнице вниз — надо было немедленно показать Иринке ипподром.

Ошеломлённая Александра Петровна крикнула вдогонку:

— Ира, Женя, никуда со двора не уходить!

Илья Ильич успокоил её:

— Никуда не денутся. Ипподром огорожен, конюшни в стороне от улиц.

Женя не знал, с чего начать. Но Иринка уже опять трещала как сорока:

— Смотри, какие-то смешные карусели! Зачем? Для кого?

— Это не карусели, а водила, — заторопился Женя. — Видишь, лошадь привязали и вываживают? (Сам он увидел эти водила только накануне.)

— Ой, Женька, какую хорошенькую лошадку повезли! Для чего на ней шёлковое одеяло?

— Не одеяло, а попона. И не повезли, она сама качалку везёт. И не лошадка, а рысак!..

Иринка уже неслась к воротам на ипподром:

— Ну и стадионище!

— Это не стадион, и ип-по-дром! — не выдержав, крикнул Женя. — У него целых четыре беговые дорожки!

Ипподром лежал перед ними в солнце, в зелени — громадный, свободный. Беговые дорожки поливали. Раскинув светлые водяные крылья, ползла машина. За ней трактор с большим катком трамбовал грунт. Пахло чудесно прибитой пылью, зеленью. В солнечном небе пролетели голуби. Воробьи пищали и дрались на дорожках. В центре ипподрома виднелись два фонтана, похожих на букеты.

— Туда можно? — Иринка показала на главное здание бегов.

— Можно, — бухнул Женя: будь что будет!

По дороге их окликали рабочие: зачем бегают, кто разрешил? Женя с отчаянно-решительным лицом отвечал:

— Мы с Ильёй Ильичом привезли с завода рысаков в тренотделение к Анне Ильиничне!

Эти слова были как пароль.

Ребята очутились возле трибун. Это было красивое здание — величественное, строгое.

— Гляди! — Иринка задрала голову, прикрыв ладошкой глаза.

Высоко на тонком шпиле чернела над крышей крошечная лошадка с пышным хвостом. Подул лёгкий ветер — лошадка медленно повернулась, ещё, ещё…

— Это фрюгел, фрюгел, я знаю! — запрыгала Иринка. — Показывает, куда дует ветер! На север, на юг…

— Не фрюгел, а флюгер, — поправил проходивший рабочий с лестницей на плече, наверно монтёр, потому что, взгромоздившись на лестницу, он стал чинить репродуктор на столбе.

Жёлтое здание с открытыми трибунами было пусто.

— А вон ещё лошади! И ещё! — закричала Иринка, увидев на остеклённой башне светлых коней. — А вон ещё!

Снизу лепных лошадей над крышей видно было плохо: они украшали фасад здания. Разве такая уж беда — выбежать на минутку из главных ворот ипподрома? Так и сделали, не без страха перед Александрой Петровной. Перед главным зданием оказалась площадка и сквер, а уже дальше гремящая, в потоке машин и прохожих, московская улица.