Возвращение призраков - Герберт Джеймс - Страница 12

— Вы думали, я буду в кепке или, может быть, в черной шляпе.

— По крайней мере, с бородой. Да, и с Библией под мышкой.

— Извините, что разочаровал вас.

— Не разочаровали. — Она кивнула в сторону деревни. — У вас уже было время посмотреть наши места?

— Я видел кое-что по дороге сюда. Необычно. Удивительно, что у вас тут нет туристов.

— Иногда они нас находят, хотя мы сознательно держимся подальше от экскурсоводов.

— Могу понять, почему. Слит несомненно привлек бы многих, особенно американцев и японцев. Они бы влюбились в истинный кусочек старой Англии.

— Мы ценим свой покой. — Она посмотрела ему через плечо, словно обеспокоившись. — Мы чуть ли не прячемся, и здешние жители тоже стараются хранить секрет.

— Секрет?

— То как здесь прелестно. У нас тесная община, мистер Эш, и, как правило, гостеприимство не распространяется на чужих.

Он робко улыбнулся:

— Могу это подтвердить. Даже хозяин гостиницы в «Черном Кабане» будто бы не обрадовался, что я сниму у него комнату.

— Вы остановились там?

Эш кивнул.

— Том Джинти — хороший человек. Сначала кажется немного грубоватым, но вполне дружелюбен, когда познакомишься.

Эш воздержался от замечания, что при упоминании имени преподобного Локвуда дружелюбие Джинти осталось лишь внешним, и сменил тему:

— Эти цветы — родственнику или другу?

Вопрос застал ее врасплох.

— О, это моей матери. Она умерла в прошлом году. Так пойдемте?

Она направилась к воротам, и Эш на шаг отстал.

— Мне очень жаль, — сказал он, ненавидя эти общие слова.

— Жаль, что спросили или что моя мать умерла? — Очевидно, она тоже не любила общих слов. Грейс обернулась к нему, и ее улыбка смягчила упрек. — Меня тогда не было дома — я два года работала в Париже, в Музее Клюни — и вернулась через час после ее смерти. Отец не понимал, насколько она больна, а то вызвал бы меня раньше.

Эш воздержался от выражения соболезнований.

— И что вы делали в музее?

— Вы знаете Музей Клюни?

Он покачал головой.

— Раньше это был средневековый монастырь, а теперь там хранится одна из величайших в мире коллекции средневековых произведении искусства и древностей. Шпоры, пояса целомудрия, скульптуры, фигурки из слоновой кости, бронза, ювелирные изделия — самые разнообразные и очаровательные предметы старины. К сожалению, многие из них нигде не описаны и не вошли в каталог, и моей работой было выяснить их историю, включить в определенный исторический контекст. В зимние месяцы там почти не бывает посетителей, и легко работать среди драгоценностей, когда тебя никто не беспокоит.

— Вы специалист по таким вещам?

— Когда училась, я особенно интересовалась средневековьем. Это было интересное время.

— Верю вам на слово. Но почему во Франции? Думаю, наше собственное средневековье вполне заняло бы вас здесь.

— В нашей стране слишком много историков и слишком мало рабочих мест, мистер Эш.

— Просто Дэвид, мисс Локвуд.

— Тогда просто Грейс. В Париже я несколько лет посещала музеи и картинные галереи — мои родители всегда поощряли меня к путешествиям, — но когда я открыла серию гобеленов — они называются «Дама с единорогами» — в Музее Клюни, они заворожили меня. Они так завлекают, так приковывают к себе... — Она прервалась. — Вы знаете их?

Непринужденно засмеявшись, Эш признал, что никогда даже не слышал.

— Впрочем, верю вам на слово, что это нечто особенное, — добавил он.

Они подошли к воротам, и Эш открыл их перед Грейс.

— О, они не просто особенные, — ответила она, заходя в тень навеса. — Но во время моих посещений музея я поняла, насколько он отстал в своей хронологии и документировании, и предложила свои услуги. Это было немного нескромно, но я неплохо говорила по-французски и имела соответствующую квалификацию. И согласилась на низкое жалованье, так что, наведя некоторые справки, музей предложил мне годовой контракт.

— Вы, наверное, обрадовались.

— Не то слово — я была в восторге. Первый год прошел хорошо, и мой французский быстро улучшался. Было столько работы, и, конечно, все время обнаруживались новые древности. Многие присылали прямо к нам, за обладание другими музею приходилось торговаться. Мне продлили контракт еще на два года, но, как я уже сказала, в прошлом году моя мать заболела, и мне пришлось вернуться.

— Но вы, конечно, могли бы вернуться в Париж.

Ее лицо было в тени, но Эш заметил перемену в ее голосе.

— Я нужна отцу здесь.

Она вышла на свет за воротами, и под теплыми солнечными лучами ее печаль будто усилилась.

— Вы голодны, мистер Эш... Дэвид?

— Немного.

«И я бы не отказался от еще одной рюмки», — подумал он про себя.

— Что ж, до дома не далеко. — Грейс указала в противоположную от деревни сторону и направилась туда. — Вы не разделите с нами ленч? — спросила она, когда Эш догнал ее.

— Спасибо. Я думал, викарий живет ближе к церкви Св. Джайлса.

— Ближе, чем раньше. Мои предки были изначальными владельцами здешнего поместья, а также духовными поводырями общины. По сути дела, семейство Локвудов на протяжении многих поколений являлось частью истории Слита. Вы знаете, что такое «скуарсон»?

— Боюсь, что нет.

— Это термин восемнадцатого века, когда местный помещик являлся и приходским священником.

— Должно быть, мощное сочетание.

— Да. Возможно, даже слишком. — Она посмотрела куда-то вдаль и снова заговорила лишь через несколько мгновений: — Теперь мы бедное поколение Локвудов, и мой отец имеет влияние на местное общество лишь как викарий. Это не много для нынешних дней и нашего века, — добавила она с улыбкой. — Я неполный день работаю в местном муниципалитете, это дает некоторый приработок. И занимает время.

— Вы сказали, что викарий живет ближе к церкви, чем раньше, — напомнил Эш, все еще озадаченный этой фразой.

— Извините, я отвлеклась. Локвуд-Холл раньше стоял в центре собственных владений, но лет двести назад поместье сгорело. Мы с отцом живем там, где раньше был гостевой дом при въезде во владения.

— Да уж, существенная перемена обстоятельств.

— Не совсем. Локвуды утратили свое богатство задолго до рождения моего отца. И я не привыкла ни к чему иному.

Судя по ее улыбке, Грейс не чувствовала сожаления.

— Я уверен, ваш отец пользуется тем же уважением со стороны здешних жителей, — сказал Эш и подумал: «Даже если местный содержатель гостиницы, кажется, не очень любит викария».

— О, я не думаю, что Локвуды были очень популярны. Им приходилось поддерживать порядок в приходе и нести слово Божье.

— Да, я заметил в деревне колодки и позорный столб.

— В прежние дни были наказания и похуже.

— Не могу представить, что в таком местечке было много злодеев.

— Теперь, возможно, нет, но в прошлом Слит, несомненно, видел другие времена.

— Нынче утром в «Черном Кабане» мне показали ваших шалберников.

— Шалберников? Честное слово, вы быстро все узнаете.

— Это слово употребил хозяин гостиницы.

— Да, у нас тоже есть свои браконьеры и воры, плюс обычные деревенские чудаки.

— Устраивающие шабаши ведьмы, сатанисты — такого рода?

Она рассмеялась.

— Что вас заставило спросить об этом?

— Просто генеральная линия расследования — изолированное общество и все такое прочее.

— Мы не изолированы. Правда, здешние жители склонны не пускать чужих в свой круг, но даже это начинает меняться.

Они уже вышли за пределы церковного участка, перед ними лежала ровная дорога. Впереди раскинулись леса и холмы, поблизости виднелось лишь несколько домов.

— Как меняться? — спросил Эш, закинув пиджак на плечо и засунув руку в карман брюк.

— Молодежь уезжает, ищет работу в городе или переезжает в Лондон. Даже детей нынче возят на автобусе в городскую школу.

Он остановился.

— Но по пути сюда я проходил мимо школы. Я слышал, как дети поют.

Она тоже остановилась.