Россия - преступный мир - Костоев Исса Магометович - Страница 19

Поговорим о другом.

Малосимпатичная фигура Кашинцев. И все же находились люди, которые… ну, не то чтобы симпатизировали ему или доверяли, но все же выпивали с ним вместе, впускали его к себе в дом, за что и платили — документами, вещами, жизнью, наконец. Как так могло получиться?

Начнем с того, что его жертвы — пьянчужки, попрошайки, бомжихи, для которых главное — было бы с кем выпить водочки или одеколону (этот напиток фигурирует в нескольких случаях). Другой вариант — просто добрые женщины, пожалевшие калеку, которому к тому же переночевать негде. Итог — тот же. О великая русская бабья жалость! Ни к чему хорошему ты не приводишь…

А дальше — однообразные в своей мерзости убийства.

«25 июля 1985 года, находясь в г. Челябинске, Кашинцев встретил ранее знакомую гр. Ларькову П. И., 1951 г. рождения. После совместного распития спиртных напитков Кашинцев и Ларькова пробрались в строящуюся пристройку к зданию мастерских областного Театра оперы и балета им. Глинки. Там, находясь в состоянии алкогольного опьянения, Кашинцев, с целью получить сексуальное удовлетворение, которое наступало у него в результате совершения насильственных садистских действий, направленных на убийство потерпевшей, решил убить Ларькову. Он сорвал с Ларьковой одежду, стал избивать потерпевшую кулаками и подобранной на месте палкой… а затем удушил, сдавив руками ее шею, то есть совершил умышленное убийство».

С большими или меньшими вариантами по той же схеме разворачиваются все встречи Кашинцева с женщинами.

«8 января 1986 года Кашинцев, находясь в г. Кирове, познакомился на железнодорожном вокзале с гр. Федоровой И. П., 1929 г. рождения, и пришел с ней к Шиховым, проживающим по адресу… где они распивали спиртные напитки. Ночью, находясь с Федоровой в указанной квартире в отдельной комнате, будучи в состоянии алкогольного опьянения, Кашинцев с целью получения сексуального удовлетворения, наступавшего у него в результате совершения насильственных садистских действий, направленных на убийство потерпевшей, решил убить Федорову. Он, действуя с особой настойчивостью, схватил ее за шею руками и, сдавливая, повалил на стоявшую на полу оцинкованную ванну, ударив спиной о ее край. Продолжая душить, стащил Федорову на пол в ванной, задрал на ней одежду, обнажив грудь, живот и половые органы, укусил правую грудь и живот, затем взял находившийся в комнате напильник и нанес им потерпевшей удары в область живота, груди, лица, головы, конечностей».

И так, без особого разнообразия — страница за страницей дела, труп за трупом. Меняются только фамилии жертв да населенные пункты.

Искал ли кто-нибудь убийцу? Знакомясь с материалами этого дела, невольно начинаешь сомневаться.

Если кое-где расследования велись, то очень вяло. И вот по каким причинам.

География «подвигов» Кашинцева была, как уже отмечалось, чрезвычайно обширной. Многие из его жертв были найдены не сразу, а спустя несколько месяцев после совершения им преступления. Логика здесь несложная: где-то в лесополосе или в другом укромном месте вдруг находят довольно подпорченный от времени труп неизвестной женщины. После долгих и нудных поисков устанавливают личность потерпевшей. Ею оказывается давно нигде не работающая, пьющая или, допустим, осужденная за бродяжничество. Такая женщина, как правило, не поддерживает связи с семьей или эти связи ослаблены. Значит, никто особенно не станет требовать и добиваться, чтобы установили подлинную причину смерти… Вот и появлялись примечательные выводы судебно-медицинской экспертизы: «смерть Козловой наступила в результате алкогольного отравления». Или — «смерть Лебедевой наступила в результате ишемической болезни сердца, в крови трупа обнаружен этиловый спирт в концентрации 1,5 %. Телесные повреждения, в виде ссадин и кровоподтеков, могли образоваться при падениях незадолго до смерти и относятся к категории легких, не повлекших кратковременного расстройства здоровья, в механизме наступления смерти они значения не имеют». Вот так вот! Труп лежит со спущенными трусами, на шее удавка, видны следы побоев, а мои равнодушные эксперты ставят замечательные диагнозы: алкогольное отравление, ишемическая болезнь сердца или, как в случае с Красниковой, «тромбоэмболия легочной артерии в результате тромбофлебита вен левой голени». И только спустя два-три года, когда Кашинцева возьмут буквально рядом с еще не остывшим телом убитой им Шевелевой, притом возьмут железнодорожные рабочие, прежних экспертов начнут опровергать новые эксперты. «Экспертиза… признала вывод об отравлении Козловой алкоголем необоснованным…»

Что ж, при таком ведении расследования Кашинцев еще долго мог ходить на свободе, оставляя за собой широкий кровавый след. И это притом, что в отличие, допустим, от того же Чикатило, он нисколько не старался замести следы: повсюду оставлены улики, есть масса свидетелей, трое потерпевших — Сухарева, Овсянникова и Юдина — выжили: они просто потеряли сознание и Кашинцев их недодушил. Кстати, в его отношении к своим жертвам и преступлениях также проглядывает эта наплевательская обреченность, с которой его собутыльники и жертвы давали себя убить. Когда одной из них он пригрозил, что задушит, она равнодушно сказала: «Души, мне жизнь надоела». И умерла.

Взяли Кашинцева рабочие, случайно оказавшиеся рядом с его местом преступления. Сперва они увидели преступника рядом с лежащей женщиной и подумали, что она спит. Затем позже застали ее уже одну и убедились, что женщина мертва. Кашинцева они обнаружили совсем неподалеку, метрах в трехстах, он безмятежно отсыпался после пьянки и полученного удовольствия… У железнодорожников оказалось больше здравого смысла, чем у многих из тех, кто вел дела, связанные с расследованием убийств Кашинцева. Они увидели на шее мертвой туго затянутый брючный ремень. И вызвали милицию.

В результате ошибочно избранной следователем тактики Кашинцев в надежде на то, что его признают психически больным, если он назовет большое количество своих жертв, по многим эпизодам оговаривал себя.

Потом он все отрицал. Потом снова признавал, но лишь отдельные эпизоды, которых оказалось более десяти. Но полностью отвертеться он уже никак не мог. Слишком многие могли подтвердить его виновность.

Такой вот незнаменитый убийца. Нестрашный такой на вид. Маленький, хроменький.

Если бы его не остановили, мог бы немало еще женщин поубивать.

А мог подвести под свои действия какую-нибудь политическую или социальную платформу. На допросах он заявлял: я, мол, очищаю землю от всякой нечисти — от пьяниц, бродяжек, никому не нужных отходов общества. А что? Прошло бы. И защитники бы у него нашлись.

Один из следователей, видимо стараясь оправдать халатность, с которой велось расследование по делу «хромоножки несчастного», сказал так:

— Ну, чего тут шум поднимать? Вот вам бы досталось подобное дело, посмотрел бы я на вас. В лесополосе или на кладбище находишь труп неизвестной. Перегар такой от него, что тошно делается. Никто ее не ищет. Никому она не нужна. Она и самой себе была не нужна… Чего же землю рыть? Мало ли отчего могла умереть такая особа… Написать любой приличествующий случаю диагноз — и дело с концом…

Когда же Кашинцева взяли и он стал давать показания, чуть ли не весь уголовный розыск страны вез в Москву свои нераскрытые дела о гибели бродяжек. Как же иначе — ведь работу их оценивают по количеству раскрытых преступлений, особенно убийств. Именно такие ретивые сыщички и склонили Кашинцева к самооговору по многим эпизодам, которые впоследствии были исключены из обвинения.

Действительно, тошно становится…

Если Кашинцев оставил за собой след в нескольких городах, то Игорь Завгороднев действовал в одном и том же месте, в дендропарке Волгограда.

Кто бы мог подумать, что скромный железнодорожный служащий окажется насильником? А ведь Игорь был образцовым проводником и работал на весьма престижном маршруте. Но когда он возвращался из рейса, отличника труда манили тенистые аллеи и уединенные тропинки огромного дендрария, лежавшего в аккурат по пути из местного университета к электричке.