Гнев Божий - Хиггинс Джек - Страница 36

Я не мог видеть выражения лица Ван Хорна, но голос его прозвучал спокойно:

— Что вы от меня хотите, сеньор? Моей смерти?

— Не обязательно, — качнув головой, ответил де Ла Плата. — Вы, священник, отсюда уедете. Завтра по той же дороге, по которой вы прибыли, и с теми же, кто вас сюда доставил. Я бы с удовольствием вас повесил, но, к сожалению, я дал сестре слово, и, если она выполнит то, что обещала, я его сдержу.

Он повернулся и, крепко прижимая к себе сестру, величаво зашагал к выходу. Члены банды гурьбой последовали за ними. Бандит, выходивший последним, презрительно сплюнул на пол. Ван Хорн, спустившись с кафедры, бросился им вдогонку.

Я подскочил к окну в тот момент, когда Томас вскакивал в седло. Рядом верхом на своей лошади уже сидела Чела. Люди из банды объехали их и отряд был уже готов тронуться в путь, как в дверях церкви появился Ван Хорн и закричал:

— Сеньор де Ла Плата! Я хочу вам кое-что сказать.

Дон Томас придержал лошадь, остальные сделали то же самое.

— Что вам нужно?

И Ван Хорн громко, чтобы все слышали, произнес:

— У меня есть образ Святого Мартина из Порреса, который в революцию исчез из церкви. Перед водружением его на прежнее место люди должны пройти с ним по всему селению.

Все замерли в ожидании, что за этим последует, и только нервный топот копыт нарушал воцарившуюся тишину.

— Я намереваюсь устроить ход завтра утром. Мы двинемся от церкви в половине десятого.

Послышался сдавленный крик Челы, но Томас тут же ее успокоил:

— В этом городке вы не найдете ни единого человека, который примет участие в вашей процессии.

— Тогда я пойду один.

Быстрым движением руки Томас де Ла Плата выхватил из-под куртки пистолет. В тот же миг я вырвал у Яноша автомат «томпсон» и, больше не считаясь с присутствием Челы, приготовился в случае необходимости открыть огонь. Правда, на этот раз в опасной близи от Томаса был Ван Хорн.

Чела, отчаянно закричав, схватила брата за руку. Все приготовились к худшему. Но Томас, помедлив, сунул пистолет обратно в висевшую у него под курткой кобуру.

— Священник, я сдержу слово, — сказал он. — Чтобы завтра после полудня вас здесь не было. А что касается вашего шествия, только попробуйте его устроить, и я самолично вас прикончу.

— Один или возьмете в помощь своих людей?

Глаза Томаса де Ла Плата засверкали огнем. Его лицо побелело, словно раскаленные угли. Но он промолчал, подал знак вооруженным всадникам, и вся банда тронулась в путь.

Воспользовавшись моментом, я выглянул из окна звонницы, чтобы увидеть их отход, и, заметив в двадцати ярдах от площади разрозненную группу местных жителей, быстро отпрянул назад.

— Похоже, у Ван Хорна появились прихожане, — заметил я.

— Боже, сэр, теперь я во все готов поверить, — ответил Янош.

В сопровождении едва передвигающегося Яноша я спустился по винтовой лестнице и, с опаской поглядывая сквозь разбитые окна, поспешил к выходу.

Толпа уже стала расходиться, и сквозь нее я увидел выезжающих из селения всадников Томаса де Ла Плата. Ван Хорн, второпях поднявшись на крыльцо церкви, ненароком задел меня и прошмыгнул внутрь, не удостоив даже взглядом. В этот момент я для него как будто не существовал. Войдя в церковь, он снял с головы убор католического священника и, швырнув его на ближайшую скамью, принялся стягивать с себя стихарь.

— Отлично сработано, — сказал я, когда к нам подошел Янош.

Ван Хорн бросил на меня яростный взгляд.

— А что ты от меня хотел, Киф? Чтобы я застрелил женщину?

— Совсем нет, — ответил я, избегая прямого ответа. — А как объяснить эту блажь, в очередной раз нашедшую на тебя? Я имею в виду твой ход с этой чертовой реликвией. Де Ла Плата был прав. Ни один мужчина, ни женщина, ни даже ребенок Мойяды не рискнет принять участие в этой процессии.

— В таком случае я пойду один.

— В расчете посрамить де Ла Плата? Он этого не поймет.

Ван Хорн ничего не отвечал, и только желвак ходил у него на щеке. Он периодически судорожно сжимал ладони. В тот момент отношения между нами приобрели новые оттенки, которые невозможно выразить словами. Я отлично это почувствовал. Уверен, что и Ван Хорн тоже.

Подойдя к нему ближе, я тихо, но настойчиво спросил его:

— Зачем это, Ван Хорн? Ради чего?

— Да будь ты проклят, Киф! Сам не знаю, для чего, — резко ответил он и, откинув стихарь в сторону, повернулся и зашагал в ризницу.

После таких слов говорить было уже не о чем, и мы с Яношем, оставив Ван Хорна в церкви одного, отправились в гостиницу. Морено в баре мы не застали, и я, зайдя за стойку, сам налил нам виски.

— Ну и что теперь? — спросил Янош.

— Не спрашивай меня, спроси лучше его самого.

Он тяжело вздохнул:

— Знаешь, друг мой, мне это не нравится. Совсем не нравится.

Янош взял бутылку и налил себе еще виски, а я, оставив его в баре одного, вышел из гостиницы, обогнул ее, сел в «мерседес» и поехал обратно к церкви.

Я вспомнил, что в звоннице мы оставили оружие. В том состоянии, в котором находился сейчас Ван Хорн, он мог позабыть о нем. Оружие лучше было бы перепрятать в более надежное место, решил я. Хотя это был лишь только повод, чтобы еще раз попытаться расколоть Ван Хорна. Но плану моему не суждено было свершиться: по дороге, взъехав на холм, я встретил священника в компании Морено.

Поднявшись в звонницу, я перенес все оружие вниз и уложил его обратно в металлический ящик. Затем перенес ящик в машину и поставил в тайник под задним сиденьем «мерседеса».

Вернувшись в церковь, я сел на скамью и посмотрел на алтарь. Да, подумал я, всю жизнь я обходился без Бога, но все же здесь, в церковном полумраке, при мерцающем свете горящих на алтаре свечей, мне было хорошо и спокойно.

Неожиданно в дверях показалась Виктория Балбуенас. Еще не переступив порога, она внимательно посмотрела на меня, машинально накинула на голову платок и повязала его под подбородком.

Я взял девушку за руки и, улыбаясь, усадил ее рядом с собой.

— Вот видишь, я, несмотря ни на что, жив.

Это все, что успел сказать я Виктории. На улице послышался крик, затем шум торопливых шагов по лестнице. В дверном проеме появился встревоженный Ван Хорн. Я мгновенно схватился за «томпсон».

— Он тебе не потребуется, — успокоил меня Ван Хорн. — Жена Морено, она совсем плоха. Никак не может разродиться, а местная повитуха не знает, что делать.

Я продолжал сидеть, тупо уставившись на него глазами. Он схватил меня за грудь и в мгновение ока поставил на ноги.

— Боже милостивый, — быстро сказал он. — Парень, ты же четыре года учился медицине. Не так ли?

У гостиницы уже собралась толпа из тридцати — сорока местных жителей. У плохих вестей длинные ноги, подумал я. Ван Хорн, осторожно раздвигая толпу, поспешно зашагал к входу. Мы с Викторией последовали за ним.

Жуткая сцена предстала перед нашими глазами, когда мы вошли в спальню. В ней было человек двенадцать, не меньше.

Все близкие родственники. Женщины уже вовсю рыдали, громко причитая. Морено, сам со слезами на глазах, был не в состоянии навести в спальне порядок.

На кровати под простыней, испытывая страшные муки, корчилась в схватках несчастная женщина. Древняя старуха, вероятнее всего повитуха, с лицом словно высушенное яблоко, грязней которой я еще не встречал, склонилась над роженицей.

— Пусть все убираются, — скомандовал я Ван Хорну. — Все до одного. Повитуха может остаться, только пусть сначала хорошенько вымоет руки. Пусть скорее принесут из кухни горячей воды и мыло.

Родственники все до одного, протестуя, неохотно покинули спальню. Морено, уже не рассчитывая больше увидеть жену живой, о чем он сам сказал у двери, тоже вышел из комнаты.

— Молитесь за нее, — тихо сказал им Ван Хорн. — Молитесь, чтобы Святой Мартин из Порреса помог ей.

Закрыв за ними дверь, он быстро подошел к окну, распахнутому на террасу, и что-то крикнул шумевшей на улице толпе. Я не расслышал, что именно, но думаю, то же самое, что и родственникам Морено. Затем Ван Хорн плотно закрыл в спальне все окна.