Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Линдсей Вэчел - Страница 44

— Собака! — крикнула Унга, толкая меня в снег. — Собака! — Ее смех звенел в тишине, когда она ползла к мертвецу.

Как я уже сказал, Унга ударила меня ножом, но рука ее ослабела от голода, а мне не суждено было умереть. И все же я хотел остаться там и закрыть глаза в последнем долгом сне рядом с теми, чьи жизни сплелись с моей и кто вел меня по неведомым тропам. Но надо мной тяготел долг, и я не мог думать о покое.

А путь был долгий, холод свирепый, и пищи у меня было мало. Охотники из племени пелли, не напав на лосей, наткнулись на мои запасы. То же самое сделали трое белых в МакКвещене, но они лежали бездыханные в своей хижине, когда я проходил мимо. Что было потом, как я добрался сюда, нашел пищу, тепло — не помню, ничего не помню.

Замолчав, он жадно потянулся к печке. Светильник отбрасывал на стену страшные блуждающие тени.

— Но как же Унга?! — воскликнул Принс, потрясенный рассказом.

— Унга? Она не стала есть куропатку. Она лежала, обняв мертвеца за шею и зарывшись лицом в его желтые волосы. Я придвинул костер ближе, чтобы ей было теплее, но она отползла. Я развел еще один костер, с другой стороны, но и это ничему не помогло, — ведь она отказывалась от еды. И вот так они и лежат там на снегу.

— А ты? — спросил Мэйлмют Кид.

— Я не знаю, что мне делать. Акатан мал, я не хочу возвращаться туда и жить на краю света. Да и зачем мне жить? Пойду к капитану Констэнтайну, и он наденет на меня наручники. А потом мне набросят веревку на шею — вот так, и я крепко усну, крепко… Я впрочем… не знаю.

— Послушай, Кид! — возмутился Принс. — Ведь это же убийство!

— Молчи! — строго сказал Мэйлмют Кид. — Есть вещи выше нашего понимания. Как знать, кто прав, кто виноват? Не нам судить.

Наас подвинулся к огню еще ближе. Наступила глубокая тишина, и в этой тишине перед мысленным взором каждого из них пестрой чередой проносились далекие видения.

Стивен Крейн

ПРИЕЗД НЕВЕСТЫ В ЙЕЛЛОУ-СКАЙ

Огромный пульмановский вагон, гордый своим стремительным движением, мчал на восток. Взгляд, брошенный из его окошка, повсюду вокруг находил лишь убегающие вдаль безбрежные техасские прерии. Необъятная, сплошь покрытая зеленой травой равнина, унылые, неприглядные мескиты и кактусы, островки каркасных домиков, прозрачные, нежные рощицы проносились мимо, уходя куда-то за горизонт, в пустоту…

В Сан-Антонио в вагон села пара молодоженов, прямо из-под венца. Лицо мужчины, красное от загара, говорило о многих днях, проведенных на солнце и ветру. Кирпично-красного цвета руки непрерывно двигались, стараясь найти себе место и быть под стать непривычному новому черному костюму. Время от времени он с благоговением оглядывал свой наряд. Устроив наконец руки на коленях, он сел степенно, словно ожидая очереди в цирюльне. На других пассажиров он посматривал робко и нерешительно.

Невесту едва ли можно было назвать хорошенькой, как, впрочем, и слишком юной. На ней очень мило сидело голубое кашемировое платье, украшенное полосками из вельвета и бархата и несметным количеством пуговиц. Она беспрерывно ерзала и крутила головой, присматривая за своими пышными рукавами с буфами, явно не дававшими ей покоя. Было видно, что она сильно страдает от жары и что покорно ожидает еще больших страданий. Краска смущения, вызванная нескромными взглядами, которыми встретили ее появление в купе некоторые пассажиры, казалась на ее простецком невозмутимом лице чем-то странным и неуместным.

Новобрачные выглядели по-настоящему счастливыми.

Разъезжала ли ты когда в таких вот салон-вагонах? — спросил он, восторженно улыбаясь.

Нет, — ответила она, — никогда. Правда, шикарно?

Здорово! А скоро мы пойдем транжирить деньги в вагон-ресторан. Лучший обед в мире. И всего-то за доллар.

Ого-го! — воскликнула невеста. — Целый доллар? Это для нас многовато, Джек.

Нет, — храбро ответствовал он, — во всяком случае, не сегодня. Сегодня мы живем на полную катушку.

Чуть позже он уже объяснял ей что-то про поезда.

— Ты посмотри, из одного конца Техаса в другой добрая тысяча миль, а наш поезд бежит напрямик через штат и делает всего четыре остановки.

Он гордился поездом так, словно сам был его хозяином. То и дело обращал он ее внимание на поражающую своим великолепием отделку вагона, и она, не скрывая изумления и восхищения, во все глаза разглядывала узорную бархатную обивку цвета морской волны, начищенные до блеска медь, серебро, зеркала, тускло мерцающее дерево, отсвечивающее словно масло, разлитое на поверхности воды. Бронзовая статуэтка в углу поддерживала перегородку между купе, а потолок в некоторых местах был украшен росписью, сделанной маслом и серебром.

В сознании молодых супругов все что окружало их сейчас, воспринималось как продолжение, отголоски свадебного торжества, происшедшего сегодня утром в Сан-Антонио. Именно такая обстановка приличествовала их новому положению. Особенно заметно это было по мужчине, сиявшему от превосходного настроения, что делало выражение его лица чуть глуповатым и смешным.

Так, по крайней мере, казалось проводнику-негру, который издали бросал на них косые взгляды, ухмылялся и скалил зубы. А то попросту начинал передразнивать их, причем делал это мастерски, хитро и тонко изображая все известные ему приметы спеси и высокомерия и не давая им понять того, что подсмеивается над ними. Одним словом, он издевался над молодоженами, но те так мало об этом догадывались, что вскорости забыли и про него, и про то, что на них насмешливо глазеют немногочисленные попутчики. Новобрачным просто на роду написано казаться в подобной ситуации чем-то необыкновенно смешным и забавным.

По расписанию поезд прибывает в Йеллоу-Скай в три сорок две, — нежно заглядывая в глаза супруги, сообщил он.

Правда? — спросила она так, будто и знать про это не знала. Добродетельной жене, считала она, полагается выказывать удивление всему, что говорит муж. Вынув из кармана маленькие серебряные часики, она стала серьезно и внимательно вглядываться в циферблат, отчего лицо новоявленного мужа засветилось радостью.

Я купил их в Сан-Антонио у одного приятеля, — важно заявил он.

Уже семнадцать минут первого, — сказала она, с каким-то робким и неуклюжим кокетством приподняв на него глаза. Один из пассажиров заметил эту нехитрую игру и, язвительно рассмеявшись, подмигнул самому себе в одно из многочисленных зеркал.

Наконец пара отправилась в вагон-ресторан. Стоящие двумя рядами негры-официанты в ослепительно белых костюмах встретили их появление с любопытством, но и с невозмутимостью людей, которым по роду службы многое известно наперед. Официанту, которому выпала честь обслуживать эту пару, казалось, доставляло истинное удовольствие не спускать с них глаз. Он оглядывал обоих чуть не с отеческой добротой, а лицо его так и лучилось благосклонностью. Не привыкшие к такому покровительственному отношению молодые люди вздохнули с облегчением, лишь когда наконец вернулись обратно в купе.

Налево, вдоль длинного красного откоса, на много миль тянулась полоска тумана — там несла свои воды стремительная Рио-Гранде. Поезд приближался к ней под углом, в вершине которого стоял Йеллоу-Скай. И по мере того как сокращалось расстояние до него, росло беспокойство молодого мужа. Его кирпично-красные руки выделялись теперь еще резче. А мысли витали, порой он не замечал даже, как жена наклонялась и обращалась к нему…