Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Линдсей Вэчел - Страница 65

Бартлет подошел к столу и стал наблюдать за игрой. Это был глубокий старик высокого роста, усталый и сердитый на вид, лицо серое, нездоровое, кожа дряблая и обвисшая, даже нижние веки оттянулись вниз, обнаруживая красную, как у ищейки, изнанку. Он громко дышал через рот, непрестанно отдувая усы. На ногах сапоги, но одет в длинный черный сюртук, какие в наше время носили только старые люди, и плоское испанское сомбреро. Подошел и Джеф Фернли, Мур пригласил их обоих сесть с нами. У Фернли худое лицо покрыто кирпичным загаром, вихрастые светлые волосы, выцветшие глаза смотрят неприязненно, но жесткие губы всегда готовы улыбнуться. Он потер руки о свой рыже-пестрый жилет из коровьей кожи и сел. Наконец решился и Бартлет, медленно уселся за стол и, пошарив в кармане, достал сигару. Во время игры он сигару жевал, забывая затягиваться, так что при каждой сдаче ему приходилось заново ее раскуривать.

Осгуд стоял позади Мура и следил за нашей с Джилом игрой. Он не знал нас прежде, и по его внимательному оценивающему взгляду я с тоской понял, что он не преминет поработать над нашими душами. Такой уж он, этот Осгуд — для него не существовало понятий «вовремя» и «не вовремя». Вряд ли он займется нами прямо тут, но уходить надо будет на рысях.

А потом я начисто забыл про Осгуда — у меня появилась другая забота. Джил был уже здорово пьян — несколько раз я видел, как он зажмуривает один глаз, чтобы рассмотреть как следует свои карты, — однако, ему жутко везло. Я знал, он не мошенничает, ни в коем случае.

Да и при всем желании не с его ручищами заниматься таким делом. Даже в трезвом виде. Но он был раздражен и, выигрывая, держал себя плохо. Не радовался, не хвастал, не задирал остальных, не говорил, что им придется теперь жить впроголодь, — как это водится, когда игра идет в компании приятелей. Он просто сидел с угрюмым каменным лицом и подгребал к себе кучки денег, не спеша, с презрительным видом, словно находил, что это в порядке вещей. Он позволял себе, особенно хорошо поживившись, лишь сделать знак Кэнби, чтобы тот налил ему еще виски, и тогда одним глотком осушал стакан, не поглядев вокруг, не сказав: «Ну, желаю!», — ставил стакан и щелчком отгонял его на середину стола. Если бы в воздухе не висело что-то другое, никто не стал бы играть столько времени с человеком, который ведет себя подобным образом, тем более, что он выигрывал три сдачи из четырех. Это было просто вызывающе. Я и сам начинал злиться.

Мур, по-видимому, относился к поведению Джила спокойно. Только когда тот третий раз подряд сгреб все монеты, открыв «порядок», Мур посмотрел на него, перевел взгляд на меня и слегка покачал головой. Но и только. Двое других объездчиков, которые подсели уже после Бартлета и Фернли, начали было подковыривать Джила на этот счет, но вполне добродушно, Джил же только окинул их взглядом и хладнокровно продолжал игру. Однако, желание шутить у них тут же пропало, хотя и в амбицию они не впадали. Старый Бартлет, напротив, начал приговаривать что-то, глядя себе в карты; слов разобрать было нельзя, просто он непрерывно бормотал себе под нос. И еще пасовал со слишком уж нарочитой поспешностью, и даже бросил раскуривать свою потухшую сигару. Но по-настоящему беспокоил меня Фернли. По лицу было видно, что внутри он кипит, хотя продолжает сдерживаться, ни словом, ни взглядом, ни движением не выдавая своих чувств; он подолгу вглядывался в свои плохие карты, а затем спокойно клал их на стол, только на минуту еще задерживая на них пальцы, как будто решая, не стоит ли распорядиться с ними как-нибудь иначе.

Я надеялся, что Джилу наконец перестанет так неприлично везти и все кончится благополучно, но карта к нему все шла и шла, поэтому я сказал, что кончаю играть, поскольку он меня обобрал. Я думал, что он последует моему примеру, а даже если нет, то будет выглядеть как-то приличнее, не имея приятеля под боком. Он, конечно, не встал и продолжал выигрывать. Я не хотел оставлять его одного, поэтому решил встать за спиной, чтобы видеть только его карты и больше ничьи.

Они сыграли еще две партии, после чего Фернли сказал:

— А что, если нам сыграть с прикупом?

Он сказал это спокойно, не отводя глаз от Джила, как будто смена правил игры могла иметь существенное значение. Джил уже собирался сдавать, но Фернли нечего было соваться со своим предложением — выбрать более неудачный момент при всем желании трудно. По тому, как Джил приподнял слегка голову, я догадался, что он уставился на Фернли, словно только что заметил его и хотел раскусить. Он зажал колоду в одной руке, быстро проводя по ребру большим пальцем другой. Мур хотел что-то сказать, и я крепко сжал кулак — утихомирить Джила, если понадобится, но в это время Джил сказал:

— Отчего же… Давайте! — Я увидел, как у Фернли вздулись желваки на скулах. И Джил начал сдавать.

— Двойной прикуп. Менять так менять, — сказал Фернли.

Это уже не покер. И с прикупом-то уважающий себя игрок, как правило, играть не станет, но двойной прикуп годен только для старух, играющих на спички.

— Послушай, Джеф, — начал Мур. Фернли бросил на него быстрый взгляд: мол, еще слово, и я тебя стукну.

— С двойным так с двойным, — Джил не прервал сдачу. — Проверьте как следует, ребята, а то вдруг у кого-нибудь два туза пик в руке окажется…

Фернли пропустил замечание мимо ушей. Он собрал свои карты, и хотя лицо его осталось каменным, что-то во взгляде, когда он вторично посмотрел их, а затем сложил на стол и пощупал, прежде чем окончательно распустить веером, сказало мне, что на этот раз кое-что у него есть. Он вытянул две карты и положил их на стол рубашкой вверх, но против обыкновения, сразу убрал руку.

Я заглянул в карты Джила. У него были дамы, валет и десятка пик, десятка треф и четверка червей. Он на мгновение задержался на них взглядом, но прикупать можно было дважды. Он сбросил трефовку и червонку.

— Сколько? — спросил он.

Все по очереди сбросили и прикупили. Джил, давая прикуп Фернли, кинул карты так, что тому пришлось тянуться за ними. Фернли на этот раз рассматривал карты дольше. Затем медленно, словно в нерешительности, положил одну карту на стол. «Или блефует, делая вид, что у него четыре одинаковых, или же решил придержать одну на счастье», — подумал я.

— Поехали дальше, — сказал он.

— А ты меня не торопи, — сказал Джил, кладя на стол колоду, чтобы взять свой прикуп. Ему досталась десятка пик и дама червей. Он подумал и сбросил даму.

— Делайте ставки, — распорядился он.

Мур, сидевший слева, бросил карты на стол. Следующий за ним игрок тоже. Фернли сделал максимальную ставку. Бартлет и сидевший рядом с ним ковбой с черными, курчавыми, словно проволочными, бакенбардами, из игры не вышли, хотя Бартлет продолжал недовольно бормотать.

Джил швырнул звякнувший полтинник поверх его четвертака.

— Двадцать пять и двадцать пять, — сказал он.

— Мы же условились по двадцать пять, — сказал Мур.

— Так как? — спросил Джил у Фернли, будто двое других в игре не участвовали.

Фернли добавил четвертак и бросил вслед за ним серебряный доллар.

— И сверху доллар! — сказал он.

Бартлет заколебался. Но у него, по-видимому, тоже кое-что намечалось.

Никакого внимания на него они не обратили, но карты он все-таки не бросил. Не бросил и чернявый ковбой, хотя вид у него был опасливый.

Джил тоже поставил доллар.

— Сколько? — спросил он во второй раз.

Мур отодвинулся от стола, чтобы расправить ноги. Даже находившиеся у стойки люди заметили, что в игре произошло какое-то изменение. Человек пять подошло к столу, а остальные умолкли, опершись локтями о стойку, и повернулись к игрокам вполоборота. Кэнби тоже подошел к столу, перекинув полотенце через плечо, все с тем же сдержанно-ехидным выражением лица. Однако, и он неотрывно следил за Джилом и Фернли.

— Одну, — сказал Фернли. В комнате было совсем тихо, так что голос его прозвучал отчетливо, услышали мы и шелест отделяемой от колоды карты, и мягкий звук, когда она упала на стол.