Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Линдсей Вэчел - Страница 95

— Рыжие Баки с тебя мерку для гроба снимает, приятель, — сквозь зубы процедил я Джилу.

Джил перевел взгляд на Свэнсона и сам уставился на него с ухмылкой.

— Да? А что я такого сказал? Я ничего такого не говорил.

— Она теперь его жена, — напомнил я ему, — да еще новобрачная.

— Похоже на то, по-твоему? — Джил сказал это громче, чем следовало, и взгляд у Свэнсона стал на миг еще пристальней. Я догадался, что он расслышал. Но тут он отвернулся от Джила к Тетли, отвечая на какой-то его вопрос. С Джила сошла напряженность, ухмылочка изменилась, и теперь ее можно было истолковать так: мол, я-то знаю, что победа за мной.

Свэнсон и Кэрнс со Смолом рассказывали Тетли о каких-то людях, замеченных ими на пути, четверых, как показалось Кэрнсу и Свэнсону; Смол же насчитал только троих. Они сидели вокруг костра неподалеку от спуска в овраг, который находился ниже по дороге, милях в пяти от вершины. Лошадей они видели, а скот нет, но Свэнсон сказал, что в овраге было темным-темно и дальше, чем в двух шагах от костра они просто ничего не могли увидеть. Смол сказал, что если скот и был, то не в большом количестве. Он этот овраг знает, обычно останавливается там на отдых. Нет, он точно знает, сорок голов там не упрячешь, да что сорок, даже десять-пятнадцать. Да, он точно знает место. Хотел сделать там остановку, чтобы дать лошадям выстояться, но те парни так затаились, что ему это не понравилось; он передумал и проехал мимо, а упряжке дал роздых у Индейского ключа, чуть повыше.

Свэнсон подтвердил, что люди те показались ему не слишком дружелюбными: завидев карету, они поднялись на ноги, но на приветствие Алека не ответили, и только один из них приподнял руку. Он не сомневался, что четвертый человек был за костром и что он тоже встал. Алек согласился, что мог его и не заметить; у него тогда одна забота была — не дать упряжке свернуть, куда она привыкла сворачивать. Нет, ни Смол, ни Кэрнс никого из тех людей не признали. Кэрнсу показалось, что они нарочно прятали лица в тени и, кроме того, кто помахал рукой, держали оружие наготове, но Кэрнс к тому времени скорее всего был уже пьян, а теперь узнал об истории с Кинкэйдом, и у него разыгралась фантазия. Свэнсону не показалось, что они хватаются за оружие, но он подумал, что очень уж они настороженные и подозрительно тихие. Но что они вооружены, тут он согласен с Кэрнсом и Смолом. Нет, он не мог бы сказать с уверенностью, что они остановились на ночевку. Смол утверждал, что нет. Костер, по его словам, был небольшой, и лошади не были стреножены, а просто стояли у костра, нерасседланные. На вопрос Тетли Смол обстоятельно рассказал, где находится то место и как туда проехать, старался не пропустить ни одной из примет, по которым можно определить его даже в снегопад, а тут еще подошел Уайндер, который сказал Тетли, что знает, где это, и сможет предупредить заранее, даже если костер гореть не будет. Есть приметы, которые не проворонишь, сказал он и начал перечислять деревья, и валуны, и повороты дороги. Тетли был удовлетворен.

Он поблагодарил Свэнсона с таким видом, будто все подробности узнал от него, будто тех двоих там и не было. Сказал Свэнсону, что они с шерифом чрезвычайно ему признательны за проявленную наблюдательность, благодаря ему они теперь яснее представляют, чего можно ожидать; очевидно, следует предполагать четырех человек, вооруженных и начеку. Мы с Джилом переглянулись, и он улыбнулся мне, совсем чуть-чуть. Из этого разговора мы поняли, что даже Тетли предпочитает скрыть от Свэнсона то обстоятельство, что мы не уполномоченный отряд, а просто толпа линчевателей, и это нас развеселило, хотя и несколько раздражило. Потом Тетли еще раз поздравил Свэнсона, пожелал ему счастья и выразил надежду, что будет иметь удовольствие принять в своем скромном жилище Свэнсона с супругой и его сестру, если они задержатся в Бриджерс Уэлзе. Тетли сохранил полную невозмутимость — глядя на него, можно было решить, что, встретив в вестибюле гостиницы приятеля, он болтает с ним перед тем как отправиться в постель и предаться приятным сновидениям. Затем он повернулся к своей лошади, Уайндер пошел за своей, а Кэрнс и Смол полезли на козлы.

Джил как раз собирался подсадить меня в седло, когда перед ним возник Свэнсон. Мы этого никак не ждали, и Джил поспешно отпустил меня, чтобы освободить руки. И тотчас рассердился, что, захваченный врасплох, проявил суетливость.

Свэнсон слегка улыбнулся. Речь его была очень вежлива и ровна.

— Насколько я понимаю, — сказал он, — вы имели честь быть знакомы с мисс Мэпин до того, как она стала моей женой?

— Ну, — сказал Джил с расстановкой, — имел.

— И, возможно, воображали в то время, что между вами что-то есть?

— Мне воображать нужды не было.

— Да? — переспросил Свэнсон. — Допускаю, что так. Моя жена очень увлекающаяся натура, склонная всех считать своими друзьями. — Он поглядел на Джила, по-прежнему улыбаясь. Джил молчал; он туго соображает, когда к нему обращаются с подобными вещами. — Само собой разумеется, — продолжал Свэнсон, — каждый друг моей жены — мой друг. — Он улыбнулся Джилу, но руки не протянул. Джил продолжал пялить на него глаза. — Однако, — сказал Свэнсон, — нет нужды напоминать вам, что желательность этого знакомства будет зависеть отчасти от признания всеми сторонами того факта, что мисс Мэпин является теперь моей женой. Ей нужно время, — продолжал он, — чтобы привыкнуть к своему новому положению. Пока что, должен признаться, я до смешного ревнив, когда дело касается знаков ее внимания. Вы извините меня, я уверен: молодоженам свойственна некоторая излишняя щепетильность. Позднее, когда мы привыкнем к нашим новым взаимоотношениям, я буду только рад — если моя жена будет того желать — приветствовать вас и прочих друзей моей жены в нашем доме в Сан-Франциско. Итак, до будущей встречи. — Он любезно раскланялся, все еще улыбаясь, и пошел к карете, сел в нее и бесшумно закрыл за собой дверцу. Внутри он снова зажег лампу, и, когда карета тронулась под гору, мы увидели их с Роуз. Она держала его под руку и улыбалась, глядя на него снизу вверх, но он больше не улыбался.

Джил к тому времени сообразил что к чему.

— Ишь ты, барин! Сукин сын проклятый! — тихо сказал он, глядя вслед удалявшейся карете. Такого унижения он еще в жизни не испытывал. Он молча сел в седло, но повернул коня, чтобы еще раз посмотреть на карету.

Я тоже полез на лошадь, притворяясь, будто это очень трудно, чтобы он помог мне. Потом я сказал:

— Похоже, Роуз с ним еще наплачется.

Мы поехали следом за всеми, уже больше не видя, а только ощущая в потемках снег.

— Так уж и наплачется! — сказал Джил. — Ну, может, не одна она. Роуз легко не обломаешь…

Я не ответил. И тому был рад, что дело ограничилось разговором. Когда мы снова выехали на поляну, Джил сказал:

— Если этот прохвост действительно забрал ее в ежовые рукавицы, как он намекает, чего тогда их сюда принесло? Ставлю доллар против дырки от кренделя, что не он это путешествие задумал.

— Да забудь ты…

— Забуду. До времени, — сказал он. Потом прибавил: — Если тебе станет не того, труби отбой. Нам-то с тобой что до всего этого…

— Ладно.

— Надо было мне тебя в карете отослать, — посетовал он позже, — но когда все начали на тебя наседать, я, грешным делом, не захотел.

Я сказал ему, что мне совсем ничего. Отчасти так оно и было. Виски действовало отлично, будто мне всю мою кровь вернули. К тому же, после того как меня ранили, а затем починили, мне начало казаться, будто поход этот и мое кровное дело.

Мы проехали поляну, и нас снова обступили деревья. Начинался спуск. Снег бил прямо в лицо, и дальше крупа идущей впереди лошади ничего не было видно. Мы продвигались медленно, но и то приходилось постоянно останавливаться, пока Тетли и Мэйпс проверяли, не отклонились ли мы от дороги; и почти при каждой остановке Пепел тыкался мордой в идущую впереди лошадь и резко приседал на задние ноги, вскидывая при этом головой и бередя мое плечо, так что я скоро начал ругаться вполголоса. Сидя вот так впотьмах, не зная, чем голову занять, я это самое плечо начал чувствовать не на шутку. Мне казалось, что оно твердое и стянутое, словно покрытое коркой, которая растрескается, если им пошевелить. Рубашку на меня тоже снова напялили, она задубела и вызывала зуд там, где засохла кровь. Дважды я прикладывался к фляжке, чтобы остановить головокружение. Но каждый раз голова начинала кружиться еще сильнее, и такого труда стоило повернуться и достать фляжку, что я это дело бросил. Видно, от виски и от боли я совсем ополоумел, и сперва не услышал, что Джил пытается мне что-то сказать. А потом из-за ветра, гнавшего тучи снега, пришлось дважды переспросить, прежде чем он услышал меня.