Преступный викинг - Хилл Сандра - Страница 46

— Правда? И что ты с ней делал?

— Я ее не лечил, но должен сказать, что теперь она ведет нормальную жизнь, но ни при каких обстоятельствах не ест хлеба и всего такого.

Лекарь недоверчиво посмотрел на Рейн, вне всякого сомнения, заподозрив неладное в столь простом способе лечения.

— Попробуй, отец. Вреда не будет. Несколько дней не давай ей ничего из злаков. И эль тоже. Если я прав, ей сразу же станет лучше.

Старик задумался.

— Попробую.

Он приказал слуге изменить диету и вновь повернулся к Рейн.

— Как, ты сказал, тебя зовут?

— Брат Годвайн, — ответила она.

Подняв голову, Рейн увидела, что Селик не отрывает от нее блестящих глаз, в которых светилась гордость за нее.

— Ты сможешь ее вылечить? — спросил Селик, помогая Рейн встать на ноги.

— Думаю, да, но… — Она помолчала, а потом спросила отца Бернарда: — Можно мне прийти еще раз и поработать с больными? Наверное, я мог бы быть им полезен и, конечно же, многому бы научился у здешних лекарей. Это очень важно для моего пока еще ненаписанного медицинского руководства, — добавила она, страдальчески поглядев на Селика.

— Это решает отец Теодрик, но он всегда жалуется на недостаток хороших лекарей. — Отец Бернард как-то странно посмотрел на нее. — У тебя высокий и… мелодичный голос.

Рейн ссутулилась, сообразив, что забыла о своей роли.

Взгляд отца Бернарда остановился на Селике, все еще державшем Рейн за руку. Он словно что-то понял и облизал свои потрескавшиеся губы, после чего спросил Селика:

— Ты будешь сопровождать брата Годвайна, если его допустят до работы в больнице?

Селик медленно покачал головой. Ярость затуманила ему глаза.

Отец Бернард нервно хихикнул и бросил одобрительный взгляд на лицо и фигуру Рейн.

— Сейчас я думаю, что отец Теодрик наверняка примет твои… услуги. Мы всегда нуждаемся в хороших… лекарях. К тому же, я замолвлю за тебя словечко перед нашим добрым отцом.

Внезапно поняв, о чем он говорит, Рейн открыла рот.

О Боже Милосердный! Да этот средневековый монах гомик. И он нацелился на меня.

После этого отец Бернард провел еще короткую экскурсию по саду, где выращивали целебные растения, и показал примитивную «аптеку», в которой монах с тонзурой возился с глиняными чашами, смешивая в них лекарства по древним рецептам, записанным в огромной пыльной книге.

Рейн была заворожена этим зрелищем и решила непременно еще хотя бы раз побывать в больнице, чтобы побольше узнать о возможностях средневековой медицины.

— Когда ты еще придешь, обязательно назовись монаху, который будет на моем месте. Его зовут отец Сеовульф. Мы должны быть осторожны. У нас тут целый день были саксы. Они разыскивают какого-то изгоя-викинга.

У Рейн кровь застыла в жилах от этих слов отца Бернарда. Неужели они искали Селика? И где они теперь?

— Вот как? — проговорила она дрожащим голосом. — А почему они так беспокоятся из-за одного викинга?

Отец Бернард пожал плечами.

— Я тоже об этом думаю. Неужели воинам больше нечего делать, как прочесывать город из-за одного язычника? Хотя, конечно, я не должен это говорить. Король Ательстан хорошо относится к святой церкви. Ведь это он основал нашу больницу в прошлом году. Так что, если королю нужен какой-то несчастный датчанин, я протестовать не буду. Они могут подвесить этого изгоя за ноги или содрать с него живого шкуру, мне все равно.

Рейн поежилась, думая только о том, как бы побыстрее отблагодарить бесчувственного отца Бернарда за гостеприимство и помягче отклонить его предложение поселиться при больнице на то время, что они пробудут в Йорвике.

Когда они уже направились к выходу, Рейн обратила внимание на громко кричавшего человека и на толстого священника, преграждавшего ему вход. Мужчина умолял лекаря помочь его жене, которая уже три дня не могла разродиться их первенцем.

— Иди домой, Ухтред, — твердо стоял на своем монах. — Я сразу тебе сказал, чтобы ты позвал повитуху. Мы Божьи люди, и нам не подобает прикасаться к женским органам.

— Хильда умирает. А повитуха не придет, если ей не заплатить, и…

— Прочь! — завопил монах, с отвращением отрывая грязные руки просителя от своего рукава. — Эй, выкиньте этого негодяя из Святой церкви.

— Будь ты проклят! Чтоб тебе провалиться в преисподнюю! — крикнул Ухтред, завидев приближающуюся церковную стражу.

— Послушай, — вмешалась Рейн. — Я пойду с тобой. Может быть, смогу помочь.

Она услышала стон Селика, но несчастный посмотрел на нее с такой благодарностью, что Рейн поняла, она должна ему помочь, что бы ни сказал Селик. К ее несказанному удивлению Селик промолчал, когда она последовала за обезумевшим от горя мужем. Монах проворчал им вслед:

— Чужеземцы! всегда думают, что знают больше других!

Открыв входную дверь, они застыли на месте, увидев многосотенную толпу, которая вопила и тянулась за хлебом, раздаваемым монахами.

— Сегодня его раздают бесплатно, — объяснил Селик. — Нищие топчут друг друга ради куска хлеба, а монахи, поглаживая себя по животам, хвалят себя за великое благодеяние.

— Ты очень злой, Селик.

— А ты слишком мягкосердечна, — сказал он.

И они стали медленно протискиваться сквозь толпу за Ухтредом.

Рейн внезапно остановилась, заметив мальчика и девочку примерно семи и четырех лет. Они стояли неподалеку, и она поняла, что это брат и сестра, хотя их лиц почти не было видно под слоем грязи. Девочка, крепко зажав во рту большой палец, внимательно слушала, что ей говорил брат.

— Стой здесь, Адела, а я постараюсь добыть для нас еды. Обещай никуда не уходить.

— Обещаю, Адам, — проговорила она, кивнув кишевшей вшами головкой.

Круглыми от страха глазами она смотрела, как ее брат пробирается в толпе, здесь щипля кого-то, там пролезая между ногами.

В конце концов он выхватил маленький кусочек хлеба из рук священника, который собирался одарить им пожилую женщину в лохмотьях.

— Отдай, проклятая жаба! — пронзительно завопила женщина.

Многие в толпе повернулись, чтобы посмотреть на удачливого Адама, некоторые попытались отнять у него драгоценную добычу.

Но разве можно отобрать с таким трудом завоеванную еду. Адам запихнул хлеб под грязную рубашонку и, спасая свою жизнь, пулей понесся прочь.

Рейн направилась к детям, не обращая внимания на гнев Селика. Толпа разделила их, и она не слышала, что Ухтред закричал в страхе из-за непредвиденной задержки. Она видела, как мальчик разломил хлеб пополам, и дети с жадностью, как голодные волки, набросились на добычу. Видимо, они не ели уже несколько дней.

Рейн наклонилась к ним и спросила девочку:

— Как тебя зовут, малышка?

Испуганные синие глаза стали искать брата.

— Адам, — позвала она, протягивая ему руку. Большой палец другой руки она мгновенно сунула себе в рот.

— Зачем тебе знать? — прищурившись и воинственно уперев руки в бока, потребовал ответа мальчик.

Рейн знала, что Селик стоит у нее за спиной, но он молчал.

— Вам обоим не следует одним болтаться по улицам. Где ваши родители?

— Ушли насовсем.

— Они… умерли?

— Да. А тебе какое дело? Монахи только о себе заботятся. Маму хоронили без священника.

Рейн тяжело вздохнула.

— Когда это было?

Маленький мальчик с бравадой пожал плечами и затянул потуже пояс на штанах. Рейн показалось, что она увидела краткую вспышку страдания и страха в его глазах.

— Прошлой зимой.

— Год! С кем же вы живете теперь?

— А?

— Рейн, оставь. Мы здесь слишком долго, — сказал Селик, беря ее за руку. — Вспомни о рожающей женщине.

— О, я забыла, — сказала она, бросая виноватый взгляд на Ухтреда. И все равно повернулась к мальчику. — Кто, ты сказал, заботится о вас?

Он гордо запрокинул голову и огрызнулся:

— Я взял на себя заботу о моей сестре и о себе. Нам не нужно, чтобы какой-то священник вмешивался в наши дела и надоедал нам.

— Я только хотел помочь…