Преступный викинг - Хилл Сандра - Страница 63

— Красная Шапочка спросила: «Бабушка, почему у тебя такие большие глаза…»

Пока она рассказывала разные истории, которые, как ей казалось, могут заинтересовать детей, о Робине Гуде, об Алладдине и его Волшебной лампе, о Золотом ключике, Селик взял чурбачок и стал резать его ножом. Рейн тем временем придумала свой вариант Маленькой сиротки Энни, считая его полезным для бездомных детей.

Она очень обрадовалась, вспомнив об одной особенно подходящей сказке — о Красавице и Чудовище. Когда она закончила со словами «Они были счастливы и умерли в один день», Селик, изогнув бровь, сказал:

— Ага! Теперь я знаю, откуда ты берешь свои сумасшедшие идеи. Ты ведь тоже хочешь поцелуем из зверя сделать принца?

Рейн только улыбнулась, а Селик стал рассказывать о легендарных норвежских героях — Рагнаре и Гаральде, и других.

Пока он говорил, его пальцы творили чудо с безжизненным куском дерева. Сначала появились уши, потом глаза и вся морда волка. Заметна была даже шерсть на волчьей шкуре.

Фигурка была грубовата, сделана наскоро, но талант Селика проявился в ней если не в полную меру, то со всей очевидностью. Селик протянул деревянную фигурку Рейн, словно это бесценное произведение искусства, и так оно и было для нее.

— На память, — прошептал он.

Ее глаза наполнились слезами, едва она вспомнила, что его очень долго не будет рядом. Она забыла о своем желании изменить его. Отведенное ей для борьбы время закончилось. Сейчас она хотела беречь каждую минутку, которую им осталось провести вместе.

Селик встал и, положив спящую Аделу на тюфяк, заботливо укрыл ее шерстяным одеялом. Потом взял три меховых шкуры и, подав Рейн руку, повел ее к лестнице.

— Идете спать на чердак? — недоверчиво спросил Убби. — Там холоднее, чем на леднике.

— Рейн согреет меня, — хрипло ответил Селик, подталкивая ее вперед.

И она поклялась себе, что так и будет.

Селик хотел, чтобы эта ночь длилась вечно. Укутавшись в мех и осветив ложе дюжиной свечей, Селик отдавал должное телу Рейн. Он гладил ее, стараясь запомнить ее всю, чтобы в долгой разлуке радоваться памяти о любимой. Его сердце пело, когда до его ушей доносился стон или вскрик Рейн, радовавшейся его прикосновениям. Воистину, удовольствие, доставленное женщине, дарит наслаждение мужчине.

Никакие темные тени из прошлого не беспокоили Селика. Он думал только о настоящем и о воспоминаниях, которые он будет хранить о Рейн, о своей возлюбленной Рейн.

— Мы еще увидимся? — спросила она, и ее нежный голос дрогнул, хотя она изо всех сил старалась не заплакать.

— Надеюсь.

— Но, Селик, если ты умрешь, значит, я не справилась. Если меня послали в прошлое спасти тебя, а я… я не смогла, тогда какой смысл?

Он улыбнулся, нежно баюкая ее на своем плече, провел ладонью по волосам, легко пробежал по щекам, ласково коснулся подбородка.

— Я думаю, твой Бог сделал все, что хотел, если это Он послал тебя. Разве ты не видишь, что ты излечила меня от стыда? Ты растопила мое сердце, научила меня любить. Мне не о чем жалеть, даже если мы больше не увидимся.

— Если ты говоришь правду, то почему ты уезжаешь?

— Из-за Стивена, — не стал лгать он. — Я перестал винить всех саксов в гибели Астрид и Торкела, наверное, даже могу отказаться от мести, но со Стивеном у меня остались свои счеты. Я люблю тебя, Рейн, но моя честь требует, чтобы я стер этого дьявола с лица земли.

Она взяла себя в руки и отдалась наслаждению. Когда он лег на нее, она услыхала биение его сердца и с удивлением прошептала:

— Наши сердца бьются как одно.

— Да, — ласково подтвердил он, кладя руку ей на грудь. — Мне кажется, они говорят — люблю, люблю, люблю, люблю…

Он увидел страдание в медовых глазах Рейн и постарался побыстрее зажечь в них огонь страсти. Он ощутил холод в ее ногах и руках и горячил ей кровь, пока она не забыла обо всем на свете в его объятиях… Когда же она открыла рот, чтобы вновь заговорить о ненужной разлуке, он жадно прижался губами к ее губам.

Когда он вошел в нее, она закричала в восторге. А он оставил ее и опять медленно вошел в нее, и опять оставил ее, и опять… медленно… медленно… пока ее тело не содрогнулось в конвульсии всепобеждающего наслаждения.

— Ох… Ох… Господи… Пожалуйста!

Селик дождался последних легких спазмов, не покидая ее, и возобновил ритмичные движения. Он управлял ею, определял темп. Медленно, быстро, медленно, быстро.

— Скажи мне, — потребовал он хриплым срывающимся голосом.

— Я люблю тебя.

— Еще.

— Я люблю тебя.

— Еще.

— Я… А-а-ах… Господи Иисусе… Я люблю тебя!

Он все еще держал себя под контролем, почти болезненным, заполняя ее всю и не позволяя себе выплеснуть в нее кипящее семя.

— Еще! — ликующе крикнул он, когда она простонала его имя.

Он больше не останавливался, даря ей мучительные ласки.

— Скажи еще раз.

— Я люблю тебя, черт возьми. Пожалуйста… о пожалуйста…

Селик засмеялся вслух, потом выгнул спину и откинул назад голову, и сразу же вздулись жилы у него на шее. Рейн обвилась вокруг него, крутя головой из стороны в сторону, и он до конца соединился с ней. Наконец он забыл о своем самоконтроле и излил в нее семя с таким ревом наслаждения, словно отдавал ей вместе с семенем и свою душу.

— Я люблю тебя… Навсегда… — выкрикнул он, когда она содрогалась под ним в бесконечном, нескончаемом оргазме.

— Я люблю тебя, — проговорила она, понемногу успокаиваясь. — Ты меня убиваешь.

Он улыбнулся, переводя дух.

— Да. Но что может быть лучше такой смерти?

Они уснули, обнявшись. Когда первый луч солнца осветил чердак, Селик печально уселся на ложе.

— Что? — сонно спросила Рейн.

— Ах, радость моя, я хотел любить тебя всю ночь и заснул.

Рейн засмеялась и обняла его.

— О да! Большой разговор!

Он положил ее на кровать и прошептал, целуя ее в затвердевший сосок:

— Большой? Ты хочешь большого?

И дал ей то, о чем она просила.

Часы летели, как минуты. Селик отправился с мальчиками в лес за дровами. Весь день они таскали деревья, пилили их, складывали поленицу, пока не заготовили дров на несколько месяцев.

В полдень Селик, Рейн и Убби сели за стол. Пока они ели хлеб с сыром и пили мед, Селик наказывал Убби:

— Завтра сходи в Йорвик. Гайда скажет тебе, где я припрятал деньги. — Он повернулся к Рейн. — Ты не будешь зависеть от милости монахов. Трать мои деньги, а если не хватит, пойди к Гайде.

Рейн кивнула. В горле у нее застрял комок, мешая говорить. Он протянул ей пергамент.

— Я распорядился перевести усадьбу на твое имя.

Рейн открыла рот от изумления.

— Нет, я не хочу, — в панике выкрикнула она, отталкивая свиток.

Селик словно приводил в порядок свои дела перед смертью.

— Возьми, — настойчиво повторил он, вкладывая пергамент ей в руку. — Саксы могут вернуться, и тебе потребуется подтверждение на право владения. Я пометил его прошлой весной, так что им, надеюсь, не придет в голову искать меня.

Несколько часов он отдавал распоряжения, требуя, чтобы Рейн запомнила имя мужчины, который поможет ей вспахать поле весной, не забыла о деньгах, которые ей должна Элла, и тем более об осторожности в отношении саксов и монахов. Он все время что-то делал, что-то говорил, а Рейн хотелось прижаться к нему и умолять его не уходить, не оставлять ее одну.

Неожиданно, когда он стал наполнять медом свой кубок, к нему подкрался Адам и больно ударил его по ноге.

— Это еще что такое, чертов бесенок? — прорычал он, хватая его за тунику и отрывая от земли.

— Это тебе на прощание, проклятая языческая треска, — всхлипнул он, отворачиваясь от Селика. — Ты такой же, как все. Как мой отец. Моя мать. Никто не остается, — рыдал он, отчаянно дрыгая руками и ногами.

Ошеломленный Селик поглядел на разъяренного мальчишку и, застонав, прижал его к груди. Сначала Адам изо всех сил вырывался и сквернословил, а потом затих и ткнулся лицом в шею Селика.