Порабощенные сердца - Хилл Эдит - Страница 36

Прошла уже почти неделя с момента избиения. Синяки на его лице совершенно исчезли. Но шрамы на спине? Их нужно было оставлять открытыми, чтобы они зажили. Но после возвращения он ни разу в ее присутствии не снял длинную тунику из толстой шерсти красно-коричневого цвета, принадлежавшую когда-то ее отцу. Под ней кровотечение, если оно еще продолжалось, было бы совсем незаметно. И сейчас ворот туники был зашнурован кожаными ремешками.

— Я хочу взглянуть на твою спину, — внезапно тихо сказала она.

Темные брови приподнялись с удивлением или, может быть, с неудовольствием.

Это мимолетное выражение тотчас исчезло, и снова лицо, спокойное и похожее на маску, не выражало ничего.

— В этом нет никакой необходимости, — последовал ответ. Избегая ее взгляда, он взял пустые бадьи и двинулся мимо нее.

Она встала на пути, мешая пройти, и повторила твердым голосом:

— Я хочу взглянуть на твою спину.

Во взгляде Галена появилась издевка, брови сердито нахмурились.

— Зачем? Чтобы посмотреть на работу Балора, домина?

Он явно надеялся, что в ответ она вскипит и забудет о своем требовании, выгнав его. Но она выдержала высокомерный взгляд.

— Я хочу посмотреть, что ты там прячешь.

На бронзовом лице появилось непонятное выражение. Его слова прозвучали с силой, одновременно горячей и спокойной, глаза впились в нее.

— Некоторые вещи лучше не открывать, домина. Пока они скрыты, можно считать, что их нет и не было. — Он говорил не о шрамах на спине.

— Пожалуйста. Мне… мне нужно знать.

Его рот сжался, в глазах появился протест, но все же Гален поставил бадьи на пол и, не отрывая от нее взгляда, медленно и осторожно стал расшнуровывать ремешки на вороте. Потом бросил кожаный шнур на пол и, взявшись за ворот обеими руками, одним резким движением разорвал тунику.

Треск материи и волна гнева заставили Рику вздрогнуть. Одежда упала, и он подчеркнуто медленно повернулся.

Когда-то гладкая кожа была почти сплошь покрыта струпьями. Некоторые рубцы, не такие глубокие, уже затянулись, и их розоватый цвет и нежная кожица контрастировали с бронзовой кожей, не тронутой кнутом. Спина блестела, и Рика поняла, что кто-то намазал раны маслом.

— Дафидд, — прошептала она, и он кивнул.

Не зная почему, она протянула руку и осторожно провела пальцами по одному из рубцов, покрытых новой кожей.

Мгновенно Гален напрягся и отдернулся, хотя прикосновение было очень осторожным. Он скорее вытерпел бы жесточайший удар кнута, чем эту молчаливую жалость. Именно поэтому он попросил Дафидда, а не Рику смазать раны лечебным маслом, которым снабдил его друид, не предполагая, что она захочет увидеть работу Балора…

Он снова почувствовал прикосновение, на этот раз там, куда не достал кнут. Галену казалось, что он балансирует на краю черной, бездонной пропасти. Один маленький толчок, и он сорвется. Сжав зубы и подавив стон, он резко повернулся и схватил ее за руку, стараясь овладеть собой. Он не должен ничего чувствовать к этой женщине, он не имеет право на чувство!

— Если бы я мог выбирать между твоей ненавистью и твоей жалостью, домина… — выдавил Гален с намеренно жестокой издевкой в голосе, — я предпочел бы ненависть. То, что я сделал, я сделал намеренно и не жалею ни об одном ударе кнута.

Вспышки гнева не последовало, Рика не ответила. Она молча смотрела на лицо, совсем недавно столь ненавистное. И как ни пыталась, не видела в нем больше врага. По лицу потекли слезы. Она не могла остановить их, как не могла понять, какие чувства испытывает. Гнев, вина, сострадание, замешательство — все смешалось.

— Я никогда не встречала такого мужчину, как ты, — прошептала она. — Сначала, когда мне навязали тебя, ты воплощал в себе все, что было мне отвратительно. Я смотрела на тебя и ненавидела. А сейчас… сейчас я смотрю на тебя и… — Она прервалась, испуганная уже вырвавшимися словами, — чувствую себя в безопасности.

Внезапно захват на ее руке стал сильнее, и боль от этой железной хватки помогла преодолеть оцепенение. Ощущения вернулись, а вместе с ними и силы. Захват немного ослабел, и она выдернула руку, яростно вытирая слезы.

Гален облегченно вздохнул. Пропасть закрылась, он опять твердо стоял на ногах. Вернулось хладнокровие. Но чтобы проверить себя, он протянул руку и погрузил пальцы в шелковые пряди ее волос. Заставляя себя ничего не чувствовать, властвуя над желанием, он посмотрел ей в лицо. И тотчас же увидел в серо-голубых глазах вопрошающий гнев, заменивший смущение и неуверенность.

— Что?

— Твои волосы еще мокрые от купания, — объяснил он спокойно. Пропустил влажные пряди между пальцев и выдавил удовлетворенную улыбку. — Тебе надо выйти наружу и высушить их под солнцем.

Это странное замечание застало Рику врасплох. Но он больше ничего не сказал. Отнял руку, поднял бадьи и вышел. Она молча стояла, глядя на тунику, оставленную на полу.

Дафидд перенес вес тела на здоровую ногу. Прикрыв глаза ладонью, он смотрел на работающего недалеко от него человека. С каждым мощным, ровным ударом топора углублялась щель, которую Гален начал делать на тонком конце дубового бревна, лежащего у него между ног. С помощью второго топора, вставленного в щель, он почти добрался до сердцевины. Дафидд знал, что после этого гигантское бревно, толщиной и длиной почти с человека, треснет и расколется на равные половины. Он часто видел плотников и строителей в крепости за работой и знал, как это делается. А теперь уже хорошо представлял силу и точность ударов Галена. Но он никак не мог понять причины его плохого настроения в последнее время.

Может быть, подумал Дафидд, все еще болит спина. Но движения тугих мышц под испещренной шрамами кожей и замах топора над темной головой были мощными и точными. Странная сдержанность Галена объяснялась чем-то другим. С Дафиддом он оставался прежним, но в присутствии Рики менялся — не смеялся и даже улыбался редко. Чаще всего просто находил предлог для отсутствия.

Это настроение не было недобрым. Он не стал ни грубым, ни резким, просто другим. Дафидд был уверен, что Рика тоже заметила перемену. И ее это беспокоило, хотя она и старалась не подавать вида. Не раз, после того как Гален был резок, Дафидд видел, как она утирала слезы, думая, что никто этого не видит.

Но не только Гален изменился, отношения между ним и Рикой стали другими. Вместе они вели себя как-то по-другому и странно. Однажды Дафидд увидел, как они долго стояли и смотрели друг на друга. Не разговаривали, а только стояли и смотрели.

Дафидд расстроенно вздохнул, и в этот момент бревно с громким треском раскололось на две части. Но Дафидд даже не посмотрел на откатившиеся половинки. Все еще глядя на обнаженную спину Галена, он стал размышлять о второй загадке — нежелании римлянина, чтобы Рика обработала его раны.

Он сказал, что хочет избавить ее от зрелища окровавленных рубцов и открытых ран.

— Но она уже видела твою спину, то, что с ней сделал Балор, — возразил ему Дафидд.

— Тогда я не смог помешать этому. Теперь у меня есть выбор. — Лицо Галена внезапно смягчилось. Как всегда, собираясь что-то втолковать ему или научить, он согнулся и положил большие ладони на плечи мальчика. — В племени моего отца, если воину надо прижечь рану раскаленным лезвием или вытащить из тела стрелу, всегда приглашают женщину. В ее присутствии он никогда не будет сопротивляться или кричать. Такова выучка и гордость. Мужчина должен быть сильным, защитником и добытчиком, и никогда не должен выказывать перед своей женщиной боль и слабость.

Тогда Дафидд принял это объяснение без разговоров, не сомневаясь и не удивляясь."…Мужчина никогда не должен выказывать перед своей женщиной боль и слабость…" Однако сейчас эти слова кружились в голове Дафидда, как надоедливые мошки: своей женщиной.

Может ли это быть? Возможно ли, несмотря на слова Рики, чтобы Гален действительно воспринимал ребенка, которого она носит, как своего? А значит, и Рику, как свою — иначе зачем он старался скрывать от нее свою боль?