Конец сказки - Зуев Ярослав - Страница 59

– Ты чего, сука, пиздишь?! Кто еще сбежал, гнида?!

– Ле-леонид Ль-ль… – шептал телохранитель, вращая безумными глазами.

– Или ты, фраер, четко и быстро скажешь мне, в чем дело, или я тебя…

– Сбежал, – прохрипел Белый, – киевский сбежал…

– Кто-кто сбежал?! – не понял Огнемет, который лежал без сознания под завалом, когда его людям удалось схватить Армейца.

– Тот гад, которого Завик из Пещерного города привез. Заика.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал Бонифацкий. – Как же он выбрался из-под замка?!

– Кто-то его выпустил, Вацлав Збигневович. Замки целые. Открыли его, получается.

– Кто?! – ахнул Боник.

– Твоя долбанная сучара Мила! – зарычал Огнемет, отталкивая Белого. Перелетев половину комнаты, телохранитель врезался спиной в стену. – Это сделала она, понял?!

– Хорошенькие дела, – промямлил Бонифацкий. И тут во дворе взревел мотор. Что-то ухнуло, где-то посыпалась штукатурка. Лопнуло стекло, то ли в доме, то ли в одной из припаркованных во дворе машине. Разными голосами завопило несколько человек. Раздался душераздирающий скрежет деформируемого металла. Взвыла и почти тотчас же подавилась сирена автомобильной сигнализации.

– Вы там, блядь, ва-аще опиздинели! – завопил кто-то. – А ну, глуши шарманку, припиздок!

– Что это, Леня? – дрожащей рукой вытирая пот, проговорил Бонифацкий.

– Это твой БТР, идиот! – пролаял Витряков. Метнулся к двери и был таков.

– Заднюю включай, лапоть! – крикнул Андрей. В своем задранном под потолок сидении стрелка он чувствовал себя попугаем на жердочке, которого раскачивают вместе с клеткой. Тяжелый прямоугольный буфер бронетранспортера смял стоявший у стены джип, как коробку из-под дамской шляпки. Андрей ударился головой о какой-то рычаг и разбил бровь.

– Не в-в-включается! – донесся снизу голос Армейца. В нем отчетливо звучали панические нотки. Этого следовало ожидать. Эдик впервые в жизни очутился за рулем подобной машины, бронированного носорога, как выразился Андрей. Взвинченные нервы тоже брали свое. Смотровая щель водительского люка напоминала замочную скважину, и это усугубляло дело. Кроме того, освещение во дворе оставляло желать лучшего. В общем, одно наложилось на другое, в результате Эдик, разворачивая броневик, не углядел один из чертовых джипов.

– Не возьмут тебя, Армеец, в механики-водители! – крикнул Андрей. – Ты что, совсем слепой?!

– Не во-возьмут, и не-не надо! – фальцетом парировал Армеец. – Мо-может, сам попробуешь?! Может, у тебя лучше получится?! Я же-же тебя п-придупреждал, не-не видно ни рожна!

– Тьфу! – фыркнул Бандура со своего насеста. Это он настоял на том, чтобы задраить люки, хоть Армеец и просил оставить их открытыми, хотя бы водительский, утверждая, что в щель, возможно, удобно подглядывать за дамами в раздевалке, но никак не следить за дорогой. Эдик был бы рад уступить руль Андрею, но тот, по понятным причинам, точно бы не справился, со своими гипсами.

– Я то – запросто, – бахвалился Андрей, как только они забрались внутрь транспортера. – Только где взять знак «инвалид за рулем», чтобы прилепить этому корыту на жопу? А без знака, ну, ты понимаешь, нарушение… ГАИ остановит…

Вообще, все оказалось не так просто, даже до того, как Эдик раздавил джип, и бандиты, наконец, сообразили, что во дворе творится нечто как минимум странное. Проблемы начались много раньше, практически сразу, как только приятели очутились внутри. Собственно, проникновение в БТР было единственным, что далось им сравнительно легко. А затем пошло-поехало. Во-первых, внутри было абсолютно темно.

– Как тут с-свет в-в…

– Спросил больного о здоровье.

Перед тем, как искать тумблер освещения, Бандура предложил задраить двери и окна. Это было разумно – чтобы снаружи не заметили. С засовами тоже пришлось повозиться, опыта не было ни у того, ни у другого, так что действовали на ощупь. В конце концов, они справились с этим, после чего стало даже темнее, чем в затонувшей подводной лодке.

– Как думаешь, мы не задохнемся? – свистящим шепотом осведомился Андрей.

– Не-не должны, – не очень уверенно протянул Эдик. – Если че-честно, я даже не знаю, герметичный здесь ку-кузов, или нет. Все же это не амфибия, чтобы преодолевать во-водные преграды, и по дну он то-тоже наверное не ездит.

А жаль, – вздохнул Бандура. – Рванули бы через Сиваш. Или даже Каркинитский залив. Выехали на Джарылгач,[83] раз-два, дело в шляпе, здравствуй Херсонская область и дядя Гриша, непробиваемая ментовская крыша Вовчика, – Андрей осекся. Ведь Волыны уже не было на свете, а то, что от него осталось, лежало в подвале, вместе с другими трупами. Соответственно, и в крыше Вовка больше не нуждался, ни в бандитской, ни в милицейской, ни в любой другой.

– Ну да, з-здравствуй и прощай, – сказал Армеец. – Ка-кажется, нашел. – Щелкнул тумблер, загорелся свет. Они огляделись по сторонам. Внутри бронетранспортер немного напоминал универсал любой модели, только без свойственных легковушкам изысков и, естественно, гораздо больше по размеру. В передней части кабины располагались два грубо сколоченных сидения, водителя и, вероятно, командира. За ними, вдоль обоих бортов, до самого хвоста тянулись длинные деревянные лавки, где, очевидно, лицом к лицу, как в десантном самолете, полагалось сидеть мотострелкам. Над головами воображаемых стрелков находились закрытые сейчас амбразуры, предназначенные для того, чтобы вести огонь по врагам из воображаемых автоматов.

– Ничего-ничего, – Армеец попытался выдавить из себя ободряющую улыбку, – мы с-сможем по ним плеваться.

Никакого оружия у них не было. Если, конечно, не считать кулаков и только что упомянутых Эдиком слюней.

– Везет тебе, если у тебя, Эдик, слюна ядовитая, как у королевской кобры. У меня одноклассник был, рекордсмен деревни по плевкам. Плевался, будь здоров, на восемь метров. Как верблюд. Я ему, знаешь, очень завидовал где-то до седьмого класса. Тоже, конечно, тренировался, но… в общем, ничем не мог похвастаться. То ли у него гортань была соответствующей, то ли слюна нужной консистенции. Это, кстати, что за коробки? Ну-ка, погляди. – Под лавкой по правому борту оказался десяток металлических, выкрашенных хаки коробок. Эдик со скрежетом выдвинул ближайшую.

– Тя-тяжелая, – сообщил Армеец.

– Открывай.

– Ого! Ни че-черта себе…

Андрей присвистнул. Он придерживался того же мнения. Внутри оказалась широкая, снаряженная патронами лента. В лучах искусственного электрического света она тускло отливала латунью. Каждый патрон был величиной с банан.

– Сколько тут, как ты думаешь?

– Че-черт его знает, – прошептал Армеец. – Штук пятьдесят, наверное.

– Проверь остальные коробки.

Вскоре приятели убедились, что стали обладателями целого арсенала.

– Вот этим я и буду плеваться, – пообещал Бандура. – Ну-ка, Эдик, подсади.

Ой, я и за-забыл, – выдохнул Армеец. – Тут же целая Большая Берта[84] на крыше.

– Чего-чего?

В центре кабины, почти под потолком, торчало откидное сидение стрелка. Наверх вел люк. Посовещавшись, приятели погасили свет, и только потом открыли его. Затем Армейцу пришлось здорово попыхтеть, прежде чем Андрей вскарабкался на место стрелка. Эдик выбрался следом. После спертого воздуха внутри бронированного чудовища дышать снаружи было приятно. Легкий ветерок шевелил обоим волосы. Небо над головой оставалось звездным, только на западе, у самого горизонта, полусфера была словно залита чернилами. Оттуда время от времени летели сполохи далеких зарниц, напоминающие вспышки исполинского сварочного аппарата, работающего на другом краю земли. Эдик подумал, что надвигается очередной грозовой фронт, вроде того, что бесчинствовал в горах накануне. Возможно, буря начнется к утру, может, гораздо раньше. Ветерок тут, у поверхности, был пока легким, но тревожным. Многообещающим, что ли.

83

Каркинитский залив – залив на севере Черного моря, между северо-западным берегом Крыма и материком. В северной части Каркинитского залива находится остров Джарылгач – длинная коса, перебраться с которой на материк можно не замочив ног выше колен

84

Знаменитая немецкая пушка, названная Бертой в честь жены Альфреда фон Крупа. Обстреливала Париж в Первую Мировую войну. Весила 175 тонн, стреляла на дальность 130 км снарядами по 120 кг каждый. Произвела всего 351 выстрел, лишив жизни две сотни парижан и ранив около шести сотен. С военной точки зрения была фактически бесполезной, с психологической, естественно, нет