Конец сказки - Зуев Ярослав - Страница 63

– Промазал, б-дь на х…! – крикнул со своей позиции Витряков. Отбросил бесполезный теперь гранатомет и поспешил к сейфу за вторым. Их у Витрякова было всего два, следовательно, промахнуться еще раз он не имел права. Леня и не собирался промахиваться.

Андрей снова попытался что-то сказать, до Эдика с трудом дошло, что он произносит его имя. Двигаясь по-собачьи, Армеец поспешил к приятелю. Пол накренился под углом, вероятно, осколками изрешетило колеса.

– Что, Андрюша? – крикнул Эдик, наклоняясь. Андрей продолжал что-то говорить, но Эдик не умел читать по губам, а способность слышать восстанавливалась тошнотворно медленно. – Какой дым? Какая завеса? О какой завесе ты говоришь, б-брат? Ты, ка-кажется, снова ру-руку сломал.

– Дымовые гранаты, – донеслось откуда-то издали, но Эдик долго не мог понять, о чем речь.

– Шевелись же ты! – вопил Андрей. – Ставь дымовую завесу, валенок! Быстрее.

– К-кто с-сказал, что она тут е-есть?!

– Я, – прокричал Андрей. – Я ее видел. На внешней подвеске. Пять или шесть дымовых ракет. Кнопка должна быть где-то у командира. Ну же, пока они нас не зажарили!

Сообразив, чего добивается приятель, Армеец ринулся в голову машины и принялся лихорадочно шарить по приборной доске.

Вернувшись к окну со вторым гранатометом в руках, Леня сплюнул в досаде и виртуозно выматерился. Во дворе клубился дым, такой черный и плотный, что нечего было даже думать о метком выстреле, Огнемет не мог разобрать, что творится прямо под окном, не говоря уж о БТРе, который стоял гораздо дальше.

– Теперь дуй за руль, и поехали отсюда! – продолжал отдавать распоряжения Бандура.

– А мо-мотор за-заведется?!

– Есть другие варианты?!

Они не видели друг друга. Верхний люк оставался открытым, часть дыма заползала в машину. Эдик на ощупь забрался на место водителя. Дернул ручку стартера. Как ни странно, мотор заработал.

– Колеса кажется с-спущены…

– Плевать на них! Вруби подкачку! Там где-то должна быть кнопка.

Сравнительно быстро обнаружив тумблер централизованной системы регулирования давления воздуха в шинах, Эдик провернул его вправо до упора. Задребезжал компрессор. Армеец обернулся к Бандуре:

– А к-куда ехать-то, брат?! Не видно же ни ши-шиша.

– На х… отсюда, вот куда! Что неясного, Эдик?!

Подрагивая и скрипя, будто старая телега, броневик пришел в движение, толкая кормой остовы пострадавших машин. Мотор выл так, что лежащему на полу Андрею казалось – сейчас поршни пробьют клапанную крышку, бронированный капот и сами полетят вверх, как ракеты. Потом скрежет неожиданно прекратился, видимо, они выбрались на открытое пространство, то ли во дворе, то ли уже за его пределами. Откуда-то доносилась беспорядочная пальба, но в них не попали ни разу, окрестности были по-прежнему затянуты чернильными клубами дымовой завесы. Потом машина наскочила на что-то твердое и разнесла вдребезги, не останавливаясь. Андрей решил – это был фонтан, привлекший его внимание накануне. Журчание воды из-под днища послужило подтверждением догадки.

«Не скоро ты, сволочь, все это отремонтируешь, – мелькнула злорадная мысль, адресованная Вацику Бонифацкому. – Даже если твоим бандерлогам удастся нас уделать.

– Не разворачивайся, Эдик! – добавил Бандура вслух. – Руль прямо, и все будет в шляпе. Сейчас мы от них оторвемся!

– Ле-легко сказать! – пыхтел из-за руля Армеец. Ему приходилось напрягать все силы, чтобы машина двигалась по прямой.

– Уходят, суки, Леня! – крикнул Джаба, неожиданно появляясь на пороге зала. Его вид был ужасен. Джаба был бледен, как смерть, на перекошенном от боли лице запеклась кровь. Его одежда превратилась в лохмотья, вместо правой руки торчал окровавленный обрубок, на который он накрутил рваный свитер вместо бинтов. Глаза Джабы горели сатанинским огнем.

– Прихлопни плевалку! – не поворачивая головы, процедил Витряков. Он все еще ничего не видел во дворе, поэтому ориентировался по реву мотора. Судя по тому, что звук отдалялся, покореженный, но сохранивший способность двигаться броневик вот-вот должен был появиться в поле зрения, за пределами дымовой завесы. Но, даже тогда Леонид Львович, вероятно, не стал бы спешить. Машина получила серьезные повреждения и не могла далеко уехать. Неповоротливый бронетранспортер не представляло никакой сложности догнать, если, конечно, во дворе остался хоть один целый автомобиль. Настичь и расстрелять в упор, ничем особенно не рискуя. Как остановить беглецов, израсходовав даром последнюю гранату – вот этого Витряков не знал.

– Уйдут, Огнемет! – не удержался Джаба, останавливаясь у оконного проема, в метре от Лени. Он шатался, как пьяный, но каким-то чудом держался на ногах. – Стреляй! Стрэляй, слышишь?!

– Замажь хайло! – зарычал Огнемет, испытывая большое искушение схватить тяжелораненого бандита за шиворот и вытолкать в окно, чтобы не вякал под руку. – Свали на х… урюк!

В этот миг вдалеке, метрах в семидесяти от них возник черный силуэт БТРа. Машина медленно двигалась кормой вперед, спаренные зенитные пулеметы задрались к небу, будто стрелок опасался нападения с воздуха. Бронетранспортер вплыл в перекрестие прицела, неожиданно задергался, и остановился в двух-трех метрах от сторожки, построенной прямо в поле. Огнемет подумал, что, пожалуй, стоит попробовать поставить точку теперь и здесь.

– Вот он! – заорал над ухом Джаба и уцелевшей левой рукой потянул Витрякова за плечо. Рука Огнемета конвульсивно дернулась, указательный палец надавил спусковой крючок. Граната покинула ствол и огненной кометой устремилась к цели. За доли секунды преодолела разделявшее стрелка и мишень расстояние и поразила бронетранспортер в левое переднее колесо. Многотонную машину подбросило в воздух, а затем она врезалась в пустующую будку охраны, завалившись на правый борт.

– Ест! – крикнул Джаба.

– Я промахнулся, – сказал Огнемет, отбрасывая дымящуюся трубку и поворачивая к Джабе перекошенное бешенством лицо. – Я промахнулся из-за тебя, педераст гребаный! Мудак!

– Промахнулся?! – искренне удивился Джаба. От него разило кровью и спиртным.

В качестве самого убедительного ответа снизу застучали пулеметы. Экипаж бронетранспортера не просто уцелел, а еще и продолжал огрызаться.

– Козел черножопый! – зарычал Витряков, хватая Джабу за шиворот и теперь сожалея, что не сделал этого раньше.

– Пусти! – крикнул Джаба, вылетая из разбитого окна. И скрылся из виду. Витряков проводил его кривой улыбкой, последний полет идиота поднял ему настроение. И сразу отшатнулся под прикрытие стен, потому что после того, как снова заговорили пулеметы, торчать в оконном проеме стало небезопасно и глупо. Через минуту Леонид Львович уже бежал вниз, раздумывая на ходу, как выкурить защитников бронетранспортера из их убежища.

После того, как разорвалась первая граната, бронетранспортер сильно тянуло вправо, стало очевидно, что повреждены либо рулевые тяги, либо что-то еще, не менее существенное. Баранка вышла из повиновения, чтобы справиться с управлением машиной, Эдику пришлось на ней буквально повиснуть. Люки были задраены, Армеец вел машину вслепую, как летчик по приборам, только без приборов, полностью доверившись Андрею, приказавшему пятиться до победного конца, и точка. Они поравнялись с кирпичной сторожкой, построенной в поле за пределами двора, когда двигатель неожиданно закашлялся. Машина задергалась в судороге

– Поддай газу! – крикнул Бандура.

– Педаль п-п-провалилась! – фальцетом откликнулся Армеец.

– Как это, провалилась?! Что значит, провалилась?!

– Ка-как бензин ко-кончился!

– Как он мог кончиться, если твоя баба сказала, что его только заправили?!

– Не-не знаю! И потом, она та-такая же моя, как и твоя!

Прежде чем Андрей нашелся с ответом, в принципе, Эдик был прав, более того, из всей их компании он единственным очутился в Крыму совершенно бескорыстно, Витряков выпустил свою вторую и последнюю гранату. На этот раз он прицелился точно в борт, но, в самый последний момент Джаба толкнул его под руку. Это обстоятельство спасло приятелям жизнь. Граната поразила бронетранспортер в колесо. Рвануло так, что Армеец подумал, вот он, настал конец. Затем его что-то ударило, и он потерял сознание. БТР швырнуло бортом на стену сторожки, кладка не выдержала и обрушилась. Сверху посыпались обломки, колотя по броне гулко, как мерзлая земля о крышку гроба.