Костры на сопках - Чачко Марк Ильич - Страница 23

Вдруг в стороне затрещал валежник, кто-то тяжело засопел. Маша оглянулась и обмерла: шагах в десяти от нее стоял огромный рыжеватый медведь и лакомился малиной.

Медведь, по-видимому, уже был сыт. Лапой он лениво счищал с веток ягоды вместе с листьями и отправлял их в рот. Время от времени он чесал за ухом или, задрав голову вверх, замирал, точно тоже слушал кукушку.

Маша схватилась за ружье. Но вот медведь повернул голову направо и встретился с Машей взглядом. Маша не помнила, как долго они смотрели друг на друга, но только ей показалось, что глаза у медведя были жалобные и просящие. “Я ведь тебе не мешаю. Иди своей дорогой”, казалось, говорили они, и Маша невольно опустила ружье. Медведь повернулся и лениво, вразвалку, полез в гущу малинника. Маша попятилась, выбралась из малинника и помчалась к избушке.

Чтобы сократить путь, она не стала обходить стороной сопку, а побежала напрямик. Когда же поднялась на ее лысую вершину, то увидела такое, что ее перепугало сильнее медведя.

И она бросилась бежать к избушке еще быстрее.

Гордеев и Сергей уже проснулись и умывались у холодного родничка. Старик с удивлением посмотрел на Машу:

— С пустыми руками вернулась! Неужели птица в тайге перевелась?

Маша смущенно призналась, что она упустила медведя.

— Экая ты… — Старик с досадой покачал головой. — Промахнулась, что ли?

— Да нет, совсем не стреляла — пожалела… Батюшка, — с тревогой сказала Маша, — я с сопки солдат видела, человек десять. Не иначе сюда идут.

Гордеев с тревогой посмотрел на Сергея:

— Слыхали, сударь? Вам надобно пока схорониться.

— Солдаты?! — Сергей вскинул голову. — Куда же уйти?

— Идите-ка с Машей в лощинку, что возле речки, переждите там, а я солдат встречу.

— Пойдемте! — испуганно прошептала Маша. — Чего ждать!

— Да тихо сидите, а я вас потом позову, знак подам. Сергей и Маша поспешно удалились по тропинке в лес.

Оставшись у избушки один, Гордеев прибрал в сарайчике вещи Сергея, спрятал их в стоге сена, потом снял с кольев порванную рыбацкую сеть и принялся чинить ее.

Это, как видно, успокоило старика. Он сел спиной к тропинке, откуда должны были показаться солдаты, ухмыльнулся и даже замурлыкал песню.

Солдаты не заставили себя долго ждать. Гуськом, держа свои длинные ружья подмышкой, они подошли к избушке. Сухая трава до блеска высветлила их сапоги. Впереди на лошади ехал Лохвицкий. Лицо у него было брезгливое, раздраженное. За последнее время он сильно волновался, что “мистера Пимма” поймают другие и обнаружат у него то самое письмо для английского консульства в Америке. Это злополучное письмо не давало Лохвицкому ни минуты покоя. Он не мог простить себе, что так доверчиво отнесся к прибывшему в Петропавловск человеку, сразу же передал ему секретный документ. Но кто мог подумать, что под именем мистера Пимма скрывается беглый каторжник!

А что, если самозванный путешественник поинтересуется содержанием письма и перешлет его Завойко? Одна эта мысль приводила Лохвицкого в ужас, и он, забыв об отдыхе и покое, старался напасть на след Оболенского. Осматривал суда, отходившие из порта, обшарил почти все дома горожан и теперь рыскал по лесу, хотя хорошо знал, что искать человека здесь так же бесполезно, как иголку в стоге сена. Если Оболенский нашел приют в какой-нибудь заимке, то его уже не выдадут. И все же Лохвицкий надеялся на свою проницательность и ловкость.

Сейчас он подал солдатам знак остановиться и подошел к Гордееву:

— Эй ты, старый разбойник, чего распелся?

Гордеев неторопливо посмотрел по сторонам, точно хотел увидеть этого старого разбойника, потом поднял глаза на Лохвицкого и безмятежно улыбнулся:

— Совесть чиста, ваше благородие, вот и пою.

— Поговори мне! Кто в избушке?

— Кому там быть!.. Дочка по ягоды ушла.

— Осмотреть! — крикнул Лохвицкий солдатам.

Пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, четверо солдат вошли в избушку, четверо заглянули в сарайчик. Лохвицкий устало опустился на пень, расстегнул воротник мундира, достал платок и с облегчением вытер горячую, мокрую шею.

— Жарко, ваше благородие? — спросил Гордеев, не оставляя сетей. — Тяжелая, видать, работа у вас!

— Послушай, старик! — Лохвицкий пристально посмотрел на Гордеева своими зелеными выпуклыми глазами и жестом показал, чтобы тот подошел поближе. Хочешь сразу богатым стать, купцом в Россию вернуться?

— Как не хотеть! — неторопливо поднялся Гордеев.

— Вот видишь… А тебе тут козырная карта сама в руки идет. Выигрыш верный, только помоги мне.

— Рад стараться, ваше благородие.

— С каторги бежал важный государственный преступник, — сказал Лохвицкий. — Из Иркутска бумага пришла — словить надо злодея беспременно, не дать ему в чужие края бежать. Кто поймает злодея, тому награда обещана.

— И большая награда? — оживился Гордеев.

— Об этом мы с тобой после договоримся. Так вот слушай, старик! Каторжник этот беспременно в тайге скрывается. Росту он— среднего, худощав, волосом рус, с бородой. Как приметишь в тайге, сразу ко мне волоки.

— А ежели не пойдет? — Силой бери.

— Его, государева разбойника, поди, не одолеешь… Верно, с ружьем бродит?

— Ружья, может, и не имеет, — пистолет.

— Вот видите, ваше благородие! — многозначительно развел руками Гордеев. — С таким человеком опасно связываться, того гляди убьет.

— Какой же ты, к дьяволу, охотник! — с презрением сказал Лохвицкий. — Медведя-то бьешь?

— Какое же сравнение, ваше благородие! Человек завсегда хитрее зверя. К медведю можно тихонько подойти.

— И к каторжнику подкрадись. Выследи — да стреляй в спину!

— А награда?

— Награда будет и за мертвого.

— Это уж другое дело. Так-то можно за дело взяться. Уж я, ваше благородие, постараюсь, всю тайгу обойду, всех людишек на ноги поставлю, — засуетился Гордеев. — Беспременно изловлю разбойника! — Старайся, братец! За царем верная служба не пропадет… Да и от меня награду получишь, — снисходительно проговорил Лохвицкий.

Подошли солдаты. Они доложили Лохвицкому, что ни в избушке, ни в сарайчике ничего подозрительного не обнаружили.

— Так помни, старик, уговор! — сказал Лохвицкий на прощанье. — Приведешь каторжника — деньги получишь, в Россию поедешь.

— Уж вы не сумневайтесь, ваше благородие… Счастливого пути!

Лохвицкий с отрядом тронулся дальше в тайгу. Когда ветви деревьев скрыли спину последнего солдата, Гордеев принялся набивать трубку. Жесткие пальцы его прыгали, табак сыпался на землю. С большим трудом удалось ему раскурить окованную медью трубку. “Ах, подлая душа! Ах, клещ лесной! Чем купить хотел!” Старик горестно покачал головой и с такой силой затянулся, что в трубке даже захрипело и пискнуло.

Потом Гордеев обернулся к лесу и подал условный сигнал: сочно крякнул селезнем.

Вскоре из-за кустов показалась Маша, за ней Сергей Оболенский.

— Ну что? — спросил Сергей. — Солдаты совсем ушли?

— По лесу рыщут. Начальник ихний хочет вас живьем или мертвым взять. Большую награду обещает дать.

— Вот как! — деланно засмеялся Сергей. — Даже награду! И большую?

— Этого не сказал. А должно быть, большую… Дюже горячится господин, будто в карты играет. Старик помолчал, сердобольно посмотрел на Сергея: — Уехать бы вам, сударь, нужно! Как бы беды не случилось. Выследят, нагрянут — и не отобьешься… Солдат с ним много.

— Вот Максутов совсем запропал, — сказал Сергей. — Без него куда я могу податься!

Неожиданно Маша, чутко прислушивавшаяся к лесным шумам, схватила Гордеева за руку:

— Батюшка, опять идут!

Из лесу глухо доносились чьи-то голоса. Гордеев поспешно втолкнул Сергея в сарайчик и шагнул навстречу неизвестным людям. Из-за деревьев показалась большая группа камчадалов во главе со старостой Мишугиным.

— Куда путь держите? — спросил Гордеев.

— В город, Силыч. Вчера на заимку сам большой начальник приезжал, Василий Степанович, — ответил Мишугин. — Всех звал на войну итти.