Свистопляска - Хмелевская Иоанна - Страница 66

— Для того, наверное, чтобы ты посмеялся, — предположила я.

— Вот я и смеялся, да гак, что от смеха совсем ослабел, наверное, потому и выбраться сразу не мог.

Тут только Болек заметил на заднем сиденье машины Северина и, похоже, настолько обалдел — видимо, все-таки вредно оказаться под пулями, — что инстинктивно сделав шаг назад, склонился в вежливом полупоклоне и поздоровался:

— О, добрый день. Приветствую пана.

— Рад вас видеть, — вежливо отозвался Северин. Я уже давно заметила, что умственное расстройство — заразно. Вот, пожалуйста, яркий пример, развели Версаль в такую минуту.

А Болек, повиснув на своих костылях, замер, не в силах отвести взгляда от избитого Северина на заднем сиденье автомашины. Тот, хоть и побитый, первым пришёл в себя.

— Не понимаю, как я сразу не догадался, — проворчал он, с отвращением глядя на Болекову ногу в гипсе. — Хотя, с другой стороны… Благодаря вашей сломанной ноге рассеялись последние сомнения.

Я обрадовалась так, что ко мне сразу вернулись утраченные было способности соображать и двигаться. А Болек — тот прямо расцвёл! Наверное, мысленно сам хвалил себя за выдержку и благоразумие, ведь мог же в той яме наплевать на соблюдение камуфляжа и сбросить проклятый гипс. И выскочить из ямы этаким бодреньким спортсменом, пользуясь всеми руками и ногами. Нет, он до конца был верен принятому нами решению и вот, пожалуйста, теперь мог пожинать плоды примерного поведения.

Ни Болек, ни я не знали толком, о чем можно, а о чем нельзя говорить с недавним противником, поэтому мы на всякий случай просто молчали, и вот весь комплект — мы с Северином в машине и Болек на дороге рядом — стал медленно погружаться в пропасть какой-то беспросветной тупости. Невыносимое ощущение. Нет, надо срочно что-то предпринять, но что? Может быть, Болеку следует поблагодарить Северина за то, что тот выразил ему признательность?

За меня, к счастью, решили другие. Внезапно у стоявших в отдалении машин вдруг заклубилось множество людей, так и не заметила, откуда они набежали. Все наши были там: майор, сержант, Яцек. А рядом с ними два типа в наручниках и двое других без.

Сидеть безучастно было свыше моих сил! И я не выдержала. Поручив Болеку оставаться у машины (тихо надеясь на то, что побитый Северин не попытается сбежать, а если и попытается, Болек догадается, что надо делать), я выразительно взглянула на парня, а тот, умница, не выходя из образа хромоногого, понял меня и приблизился к машине на расстояние вытянутого костыля. Успокоенная, я выскочила из машины и помчалась к группе на полянке.

Мне навстречу поспешил Яцек.

— Притворяйтесь посторонним лицом, — бросил он мне вполголоса, но я виновато возразила:

— Боюсь, уже поздно, Вежховицкий знает, что мы с Болеком знакомы.

— Боюсь, он знал это с самого начала, ведь этот недоделанный Болек часто бывал у вас, да и в городе вы встречались, а он не глуп. Да к тому же прежняя дружба между этими негодяями уже немного нарушилась, думаю, до конца дело не дошло только из-за погоды.., нелётной.

Возможно, он и прав, вон, опять припустил дождь. Ветер, правда, вроде немного ослабел.

— Выходит, простой метод устранения нежелательных элементов ничего хорошего им не привес, — заметила я. — Теперь понятно, почему до этого они прибегали к таким изысканным способам! А теперь уже никто не сможет списать все на несчастный случай или какое природное явление. А хоть кого-нибудь прикончили насмерть или вот так без толку все и закончилось? Неужели никого так и не убили?

— Три штуки, — не скрывая удовлетворения, ответил Яцек. — В том числе и Бертеля. Кое-кто будет чертовски рад.

Мы отошли в сторону, потому что приехала полиция в лице одинокого коменданта. Он вышел из полицейской машины, и они с майором удалились в лесную чащу. Стеречь задержанных остался сержант. По всему было видно, что к своей задаче он отнёсся со всей ответственностью: прислонился спиной к стволу дерева, пушку навёл на подопечных и не спускал с них бдительного взгляда. Кажется, даже старался не моргать.

В Морскую Крыницу мы вернулись в облегчённом составе — всего-навсего Яцек, Болек и я. Северина комендант забрал в свою машину.

— Распоряжение ликвидировать отца поступило сверху, — рассказывал Яцек сквозь зубы. — Распорядился тот самый Бобак с глуповатой мордой, бывший министр финансов, а затем вице-президент банка. Однако спускалось распоряжение не по прямой, тут сработала цепочка. Прокурор из Генеральной прокуратуры не только за наличные заготовил распоряжение о прекращении судопроизводства. От наличных он, разумеется, тоже не отказался, но для него не это было решающим аргументом, он принимал непосредственное участие в брильянтовой афёре, так что был лично заинтересован… А отец собирался поделиться с кем надо своими познаниями, он знал все!

— Ну а толку-то? — возразила я. — Все все знают, и все остаётся по-прежнему. Яцек возразил:

— Все знают в общих чертах, у отца же в руках были неопровержимые доказательства. И вы сами знаете, подкупить его было трудно.

— Знаю, продолжай.

— Бобак собирался сбежать из Польши, ждал лишь окончания операции «русские алмазы». И не только для того, чтобы получить свою долю, получить её он мог, например, и в одном из швейцарских банков, ему необходимо было присмотреть за тем, чтобы операция прошла без сучка и задоринки. Теперь мы уже знаем, речь шла о том, чтобы объегорить сообщников, эта задача была поручена Бертелю. Бертель придумал всю эту свистопляску с медведем, желая максимально запугать дело, а потом прикарманить сокровища и тоже смыться за границу. Потому что его разлюбили.

— Это нам известно, — перебила я. — Слышала, как Болек рассказывал. А за что разлюбили?

— За то, что он слишком много знал. Не щадил сил, можно сказать, вынюхивал, где только можно, как собака какая или… У кого нюх похлеще собачьего?

Такой неожиданный поворот застал нас с Болеком врасплох. Я так с ходу не могла придумать, кто из животных обладает тонким нюхом. И нерешительно предположила:

— Может, ихневмон?

— Ихневмон? То есть мангуста? А почему вы так считаете?

— Ну, потому что мангуста охотится на змей, а змеи запаха не имеют. Так мне кажется, я сама их не нюхала…

— Зато в террариумах воняет — будь здоров! Как же не пахнут?

— В террариумах воняет не змеями, а падалью.

Впрочем, я не настаиваю на мангусте, пусть будет собака.

Яцек решил остановиться на собаке, а я решила больше не поддерживать его отклонений в сторону, не то никогда не доберётся до сути.

— Ладно, пусть будет пёс. Значит, он вынюхивал, где только можно, я говорю о Бертеле, собирал компромат на сообщников, и в конце концов те стали его опасаться. Вежховицкий, похоже, разгадал мерзавца и, голову даю на отсечение, сам захотел воспользоваться его достижениями, хотя сейчас и отпирается. Точно, хотел сам присвоить товар, остальные были уверены — это дело рук Бертеля, ну и Бертеля бы убрали.

— Задумано неплохо…

Разговор этот происходил все ещё в машине Яцека. Мы сидели в ней перед домом майора, ожидая возвращения последнего. Болек поведал нам обо всем, что видел и чему стал свидетелем в Лесничувке, а потом поспешил наверх в свою комнату, потому что после его лесных перипетий гипс на ноге съехал в сторону и больно сдавливал ногу. Отчасти и рассказанное Болеком помогло Яцеку собрать воедино информацию об алмазной афёре и прийти к вышеприведённым выводам.

Глубоко вздохнув, Яцек навалился на рулевое колесо и сказал:

— Как видите, у меня есть все основания фактическим убийцей отца считать Бобака. Может, к лучшему, что мы немного припозднились и нам подвернулся Вежховицкий.

— Я за себя не могу поручиться, ведь представлялась просто уникальная возможность посчитаться с мерзавцем, и если бы кто-то вместо меня не шлёпнул убийцу отца, не поручусь, что я бы сам этого не сделал. Сейчас я немного остыл, но тогда…

Я совсем не собиралась осуждать Яцека и перевела разговор на другое.