ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире] - Хмелевская Иоанна - Страница 33

– За это время в вашем доме бывал ещё кто-нибудь?

– Понимаю ваш вопрос, вас интересует отрезок времени после просмотра плёнок с пожаром. Просматривали мы их позавчера вечером, так что речь может идти о вчерашнем дне и сегодняшнем. Что у нас было вчера? Вторник? Нет, вчера никого не было… Хотя… почтальон приходил, принёс что-то заказное, но он даже не заходил, я расписалась на пороге… ну, пан майор понимает, расписалась я в книге доставки, но на пороге квартиры… А потом… потом вчера никого не было. Сегодня же я поехала с утра – для меня утро ближе к полудню, – с утра, значит, меня понесла нелёгкая в Ошолом из-за проклятого аккумулятора, стала бы я терять на косметику драгоценные для работы утренние часы…

– А до Ошолома? – опять пожелал уточнить полицейский, как-то сразу догадавшись, какое заведение я окрестила этим именем. А может, и не догадавшись, не все ли равно, куда меня понесла нелёгкая, главное, дома не было.

– До Ошолома никто ко мне не заходил, я женщина порядочная, и знакомые мои тоже люди воспитанные, с утра в гости не припрутся. Вернулась домой около двух, нашла квартиру в полном порядке, никто не звонил, никто не приходил, в числе и взломщики-грабители, – поспешила уточнить, увидев, как полицейский уже открыл рот, чтобы спросить именно об этом. – Сразу после ограбления моей квартиры – последнего, года назад, – я такие двери поставила – теперь танком не протаранишь. Прошу, можете сами убедиться. Так что если бы взломщики заявились после моего отъезда, ещё бы до сих пор мучились.

Дотошный полицейский и в самом деле пошёл полюбоваться на мою стойкую дверь. Дав ей высокую оценку, вернулся к своим баранам:

– Из этого следует вывод, что кассеты должны по-прежнему находиться в вашей квартире?

– Разумеется. Я, конечно, склеротичка, но не до такой степени, чтобы отправляться в Ошолом с кассетами в руках, да ещё не отдавая себе в этом отчёта. Но вы не огорчайтесь, пан майор. Завтра ко мне приходит уборщица, уж она-то их обязательно найдёт.

– Почему вы так в этом уверены?

– Она всегда находит то, что у меня потерялось, уж не знаю, каким образом. Иногда ненароком наткнётся, а иногда я её специально прошу отыскать пропажу, и не было случая, чтобы ей это не удалось. Так что не волнуйтесь, пан майор, кассеты вы получите.

– Ты что?! – не выдержала Марта.

– Успокойся, у пана майора хватит мозгов, чтобы понять – мы ему дадим копию. Будет какое-то время ходить за тобой по пятам и смотреть на руки, но ты уж потерпи. А если осмелится заявить, что не согласен, то скрою от полиции факт обнаружения кассет. Или просто не скажу Ханне, чтобы искала.

Красавец майор явно переживал целую гамму чувств, решая, что предпочесть, и просто на глазах преображаясь из полицейского пня в человека. Даже заговорил совсем по-человечески:

– Если бы вы знали, как они нам нужны!..

– Ясное дело, нужны, ведь Грохольский погорел. Я ещё тогда сказала – тогда, значит, позавчера, – что обязательно нужно выделить звуки и записать отдельно, и этим пусть занимается полиция. По опыту знаю, сколь ценными могут оказаться реплики зевак, обычно соседям известно больше, чем мы думаем, а та болтливая баба вовсе не такая уж глупая, и, если пожелаете, мы с Мартусей можем в подробностях рассказать о том, что видели и слышали на пропавших плёнках, ведь несколько раз их прокручивали…

Цезарь пожелал, и мы с Мартусей, перебивая друг дружку, красочно и во всех подробностях передали кассетные записи пожара.

Полицейского проняло, и он даже не скрывал этого. Лицо его пылало, и уши тоже. Он потребовал сообщить номер машины того типа, горбоносого, с хвостиком. Номер я ему назвала по памяти, категорически отказавшись ещё раз разыскивать ещё и безликий клочок бумаги, а Марта подтвердила – правду говорю, и ей я называла такой же. В благодарность Цезарь Прекрасный пошёл нам на колоссальные уступки, согласившись просто присутствовать в монтажной, когда Марта станет переписывать найденные Ханей плёнки, видимо уразумев, что иначе он фиг получит. У нас ещё, слава богу, не дают статью за склероз.

А потом полицейский вдруг замолчал. Достаточно изучив его натуру, я уже не сомневалась – опять борется с собой. И даже догадывалась, в чем дело. Он уже начал раскаиваться в своей снисходительности и теперь рассматривал альтернативу. Альтернатива была такая: произвести немедленно законный обыск в моей квартире, получив от прокурора ордер, или оставить все как есть. Что касается первого варианта, то я не сомневалась, что у полиции, как всегда, не хватает людей, к тому же прокурор – не пожарная команда, не торчит на своём посту круглосуточно и вообще не обязан действовать молниеносно, не говоря уже о том, что его рабочее время давно закончилось. Пока заловят, пока разъяснят, что от него требуется, убедят в необходимости выдачи ордера на обыск – это при условии, что он вообще пожелает заниматься этим сверхурочно, – наступит уже завтра. Выходит, следователю придётся удалить меня на ночь из моей собственной квартиры, желательно сразу в камеру предварительного заключения. Или, в крайнем случае, оставить у моей двери кого-нибудь из своих людей, опять же предположив, что такие у него найдутся. Ведь за ночь я могла разыскать кассеты и вынести их из квартиры, передать кому-нибудь, уничтожить… Ага, тогда уж своего человека полиции лучше оставить в квартире, а не за дверью. А злоумышленники? Вломятся, перережут мне горло, отыщут и унесут бесценные вещдоки… Впрочем, если насчёт своего горла у меня никаких сомнений не возникло, то вот насчёт двери я была уверена – с нею им так просто не справиться. И насчёт обнаружения кассет тоже. Да после меня никаким злоумышленникам их не найти!

И ещё одна возможность: я могла выбросить обнаруженные кассеты в окно, тогда следовало и там поставить полицейского. Причём не одного, ведь окна моей квартиры выходили на обе стороны, так что меньше чем тремя не обойдёшься.

И я посочувствовала младшему инспектору: столько сложностей! Гораздо проще положиться на мою Ханну.

Похоже, полицейский и сам пришёл к этому выводу. Ещё раз попросив обязательно немедленно известить его, как только кассеты будут найдены, и оставив номер своего мобильного телефона, он наконец ушёл. Но что все-таки не поставил часового у моего дома, не поручусь.

Мы с Мартой остались вдвоём. Помолчали, пытаясь хоть немного справиться с хаосом в головах, вызванным вопросами пана майора и его реакцией на некоторые из моих сообщений. Было ощущение, что с реакцией что-то не так, а вот что именно? У меня и без того окончательно перепутались давние преступления с недавними, похоже, у Марты теперь тоже, хотя она непосредственно с историей и не сталкивалась. Возможно, как раз это обстоятельство позволило ей первой упорядочить сумятицу в мозгах. Она же и нарушила молчание, заявив:

– Знаешь, такое впечатление, что Бартек стал ухлёстывать за мной.

Очень интересная новость! И приятная. Я выжидающе глядела на девушку, пусть выскажется подробнее. Оказывается, это все, уже высказалась.

– Явно ухаживает за мной. И что скажешь?

– Скажу, что удивилась бы, если бы не ухлёстывал. К тому же бородатый. Так в чем дело?

– Сама не знаю. Доминик сидит в печёнках, вероятно, из-за него…

– Лично я бы предпочла, чтобы за мной ухлёстывали, а не сидели в печёнках.

– Да? Вообще-то я тоже, да вот никак не могу от него отвязаться! Я о Доминике говорю. Отвязаться внутренне, потому что внешне он мне все же начальник, так что служебные отношения рвать никак нельзя. Приходится с ним встречаться, общаться. А каждый раз, как его увижу, все во мне так и вздымается…

Я кивнула издевательски сочувственно:

– Понимаю, сразу вспоминаются его умилительные истерики, рыдания в постели и прочие взбрыки.

– Бессердечная ты все же, Иоанна! – вздохнула Марта. – Знаешь, когда-нибудь не выдержу и пристукну тебя чем-нибудь тяжёлым. «Взбрыки»! Не могла выразиться поделикатнее.

– Ладно, пусть будут выкрутасы, если они тебе больше по вкусу.