Щит Найнавы - Астахов Андрей Львович - Страница 60

– Кто узнает?

– Оваро уже оповестил всех. Мы опоздали.

– Я потерял лицо, мой лорд. Дело, которому я посвятил всю жизнь, загублено. Я прошу отставку.

– Никаких отставок! Ты мне нужен. Мы едем в Каранию.

– Тогда я прошу у моего лорда несколько минут, чтобы помолиться. Здесь прекрасный парк. Мне нужно побыть одному.

– Хорошо, Рике. Я жду тебя в моем шатре.

Воины подсадили Тодзе в седло, и кавалькада выехала со двора. Рике проводил их взглядом и презрительно скривил губы. Проклятый трус Тодзе упустил последний шанс избавить страну от выродка и самому стать императором. Купился на фимиам и громкие титулы. Испугался последствий. Или решил, что маленькая рыбка на вертеле лучше большого кита в море?

Рике не спеша прошел в парк. Здесь было тихо, пахло магнолией и жасмином. Под сандалиями хрустел белый речной песок. Лучшего места для прощания с этим миром не найти.

Все его предали. Лживый пес Сакаши так и не смог попасть в гробницу. Сумеречные Клинки ничего не смогли поделать с Книжником. Тодзе струсил. Все, к чему он стремился долгие годы, превратилось в прах. Стенки кувшина задушили гуся.

Рике остановился на берегу маленького пруда, в котором лениво плавали золотые карпы. Место показалось ему очень живописным. Плакучие ивы над берегом давали приятную тень, песок был чистым, вода прозрачной. Ничто не оскорбляло в этом чудном уголке парка взгляд истинного эстета, каким всегда был Рике.

На душе стало грустно, но грусть была мимолетной. Рике опустился на колени у воды, поднял взор к небу. Оно было чистым и бездонно-синим. Хорошее сегодня утро. Несмотря ни на что хорошее.

– Усталый путник, закончив скитанья, в свой дом возвратился, – продекламировал Рике стихотворение древнего поэта, вытащил из-за пояса маленький кинжал и вонзил его себе в сонную артерию.

ЭПИЛОГ

Принц Оваро прибыл в Каранию и в тот же день предстал перед Советом Князей. Вердикт Совета был принят незамедлительно – принц Оваро, сто тридцать третий потомок дома Эдхо, был единогласно провозглашен новым императором Хеалада, а первый день его правления был положен началом новой эры Тайдо – эры Примирения. Кровопролитная война между домами Эдхо и Айоши, которая продолжалась более восьмидесяти лет, наконец-то ушла в прошлое.

День был ветреным, в небе клубились дождевые тучи, но в этом уголке монастырского сада всегда было тихо и тепло. Орселлин старательно выдергала траву, появившуюся на могильных холмиках, заботливо обложенных белыми камешками, потом взяла корзинку и начала выкладывать на могилы свои подношения. На семь холмиков она положила обычные поминальные дары – пшеничные хлебцы и лакричные конфеты. Потом вытрясла из корзинки крошки, чтобы их могли склевать птицы. После этого Орселлин подошла к восьмой могиле. Она была пустой. Орселлин сама насыпала этот холмик в свой первый приезд в Гойлон. И всегда, стоя над этой могилой, называла имена, которые были ей дороги.

– Нэни Береника, брат Оври, Линне, Вера, Кихоу, Кеннег, Таире, – произнесла она скороговоркой, глядя на холмик. – И ты, брат Стейн. Я люблю тебя. Я люблю вас всех. И я всегда буду вас помнить.

На пустую могилу она положила букет собранных на лугу цветов и, постояв немного, покинула сад. Приближалось время вечерней молитвы. Орселлин вошла в храм Гелеса. Зажгла свечи в поставцах, сменила воду в чаше перед статуей Гелеса. И задумалась о будущем.

Больше месяца прошло, как она простилась с Кастой. Воинственная селтонка отплыла на торговом корабле из Дреммерхэвена в тот самый день, когда новый император Оваро окончательно переехал из Дворца Горного Дракона в Каранию. Прощание было скупым на чувства: Орселлин боялась Касту и не испытывала к ней добрых чувств. Они просто пожелали друг другу удачи.

– Что собираешься делать? – спросила ее Каста.

– Не знаю, – ответила Орселлин, не поднимая на селтонку глаз. – У меня нет дома. Буду искать место, где можно начать новую жизнь.

– Пусть боги помогут тебе, – сказала Каста, поцеловала девушку в щеку и ушла. Орселлин посмотрела ей вслед и поняла, что они никогда больше не встретятся. Но это ее не особенно огорчило.

В Гойлон она пришла для того, чтобы побывать на могиле нэни Береники – и осталась здесь. Орселлин и сама не знала, почему она это сделала. Может быть, потому, что ей просто некуда было идти. Разве только вернуться в Крам-Динар, но Орселлин не смогла себя заставить сделать это. Поселилась в уцелевшей хижине садовника Кихоу и каждый день проводила или в храме или в саду, у могил. Раз в неделю отправлялась в ближайшую деревню с большой корзиной яблок, продавала их на рынке и вырученные деньги складывала в ящик для пожертвований. Может быть, однажды эти деньги помогут восстановить сожженную обитель. И еще, можно попросить денег у императора. Он не откажет…

Она ощутила за своей спиной какое-то движение и обернулась. В дверях храма стояли две женщины. Та, что постарше – светловолосая айджи, рослая и дородная, другая, миловидная санджи, совсем еще подросток. Старшая женщина шагнула в храм, поклонилась Орселлин.

– Я Джеми, – сказала она, – Джеми из Арка. Я услышала, что в Гойлоне появилась новая нэни. Я бы хотела посвятить себе Гелесу.

– Нэни? – Орселлин покачала головой. – Ты ошибаешься, я просто живу здесь.

– Люди говорят, что ты нэни, – Джеми перестала улыбаться. – Говорят, что ты пришла сюда восстановить обитель. Я хочу помогать тебе. У меня нет денег, но я могу работать. И еще, я немного разбираюсь в целебных травах и перевязках.

– Ты целительница?

– Нет, просто бывшая наемничья… жена. Кое-чему научилась, пока моталась с парнями Леорса по Хеаладу. А потом моего мужа убили, и я осела в Арке.Там и услышала о том, что в Гойлоне кто-то есть.

– А вторая девушка?

– Это Юма, моя приемная дочка, – сказала Джеми, обняв девочку. – Я нашла ее в сожженной наемниками деревне и забрала с собой. С тех пор мы вместе. Она немая, но очень добрая и трудолюбивая. Мы будем слушаться тебя. Нам очень хочется служить Гелесу.

– Еще раз говорю тебе, я не нэни.

– Разве это так важно? – Джеми улыбнулась. – Ты пришла сюда первой и показала пример. Ты же хочешь возродить обитель? Одна ты не справишься. Тебе понадобится помощь. Что скажешь?

– Я не могу запретить вам остаться здесь, – ответила Орселлин. – Поступайте, как знаете.

– Вот и отлично, – повеселела женщина. – Я отправлюсь в деревню, там остались мои вещи и кое-какие инструменты. А Юма пока побудет с тобой, хорошо?

Орселлин кивнула. Женщина еше раз улыбнулась ей и вышла из храма. Орселлин смотрела ей вслед, а потом повернулась к Юме. Девушка стояла у алтаря Гелеса на коленях и молилась.

Орселлин смотрела на нее и внезапно вспомнила, что когда-то сказала ей нэни Береника. Что люди не знают, кто они на самом деле и для какой цели пришли в этот мир. Однажды она покинула это место и избежала страшной смерти. Теперь она вернулась, и слухи о ней уже идут по стране.

Орселлин – нэни Гойлона? После самой мученицы Береники, после всего того ужаса, который видело это место? Смешно!

Она недостойна продолжать дело матери Береники. Она всего лишь хочет, чтобы жила память о мучениках. И чтобы возродилась эта обитель. Больше ничего ей не нужно.

Тихо, чтобы не побеспокоить молившуюся девушку, Орселлин вышла из храма. Тучи разошлись, открыв красное закатное солнце. Вздохнув, Орселлин пошла в хижину, чтобы приготовить вечернюю трапезу для себя и своих новых сестер.