Убойная марка [Роковые марки] - Хмелевская Иоанна - Страница 58

Януш сорвался с дивана.

— И она молчит! Вряд ли бомба, но посмотреть на это необходимо! Где ключи? Немедленно идём к машине!

Разбежался! У меня не было ни малейшей охоты без особой потребности пользоваться своей ненавистной лестницей, за долгие годы проживания на пятом этаже она сидела у меня в печёнках. Если что-то там лежало в моей машине, пусть ещё полежит, никуда не сбежит, и завтра успеем наглядеться. А сегодня я вообще не собиралась выезжать. Бомба? Ну и что? Если её не трогать… И вообще по поводу своей машины я никогда особенно не переживала. Помню, раз мне позвонил некий тип с сообщением, что разбил мою машину, по всем правилам припаркованную в положенном месте. Должно быть, глины его заставили звонить, не иначе. Очень вежливо говорил, извинялся, имя-фамилию и адрес сообщил. Дело было в воскресенье, в мои планы не входило выезжать, я и не тронулась с места из тех соображений, что от моего взгляда на неё машина не исправится сама по себе, а мастерские по воскресеньям не работают.

Это было ещё в прежние времена. Теперь я просто позвонила бы в автосервис по срочному номеру, и мне все отремонтировали бы в лучшем виде. Но в те времена такого сервиса ещё не было, так что машина стояла и дожидалась своего часа.

Вот и теперь я не двинулась с места.

— А какой смысл? Он сказал — не смотреть, так что пользы не вижу, нельзя не только разворачивать, но даже и трогать. Пускай себе полежит спокойно.

— Нет, ты серьёзно?

— А ты и в самом деле считаешь, что если полежит немножко, то непременно взорвётся?

Или прокиснет?

— Опомнись! А если это Патрик?

— Не знаю. Может, просто кто-то глупо пошутил. И ради какого-то кретина я, как последняя дура, стану бегать по лестнице туда-сюда?', Поскольку и Януш, и Гражинка прекрасно знали о моем отношении к лестнице в подъезде, они не нашли никаких контраргументов.

Спустя какое-то время Гражинка беспокойно заёрзала.

— А вдруг., а вдруг, — жалобно прошептала она, — хоть что-нибудь прояснится.

Я уже собиралась гневно прикрикнуть на девушку, нечему тут, дескать, проясняться, как вдруг в глубине души у меня что-то прошелестело. Таким, знаете, бумажным шелестом. А, чтоб их черти всех побрали! И вспомнились некстати строчки из проклятого письма, мол, я делаю что-нибудь только тогда, когда мне это выгодно, а на других — наплевать. А ведь если честно, это именно из-за меня Гражинка впуталась в проклятое преступление, впуталась лично, а может, и Патрик тоже каким-то боком из-за меня… Если бы она тогда не поехала в Болеславец…

— Чтоб вам всем лопнуть вместе с этим телефонным Идиотом! — не удержалась я, хоть в словах давая исход чувствам. Но с места поднялась.

Януш проявил заботу:

— Если хочешь, я один пойду.

— Ещё чего! Погибать — так вместе! Ну чего вытаращился? От взрыва погибать. Как романтично!

Ясное дело, по лестнице я стала спускаться не из-за романтизма, а из любопытства. Ну а кроме того, лишь я могла достоверно подтвердить, что именно в моей машине принадлежит мне.

Возила же я всегда множество вещей, которые постороннему человеку могли показаться ненужными и мне не принадлежащими. Скажем, запас целлофановых мешочков (на всякий случай), каталоги парижских ресторанов (пригодятся), резиновые сапоги, сетки для ловли янтаря, кучи застарелой корреспонденции и еды для собак. Это все, что мне вспомнилось. А ещё наверняка целая куча того, о чем я не успела вспомнить, спотыкаясь на проклятой лестнице и ступая осторожно, ибо не один раз уже подворачивалась щиколотка. Ворча и проклиная все на свете, я наконец покончила со ступеньками, но облегчения не испытала, потому что знала: скоро придётся карабкаться по ним вверх.

Чужая вещь в моей машине сразу бросилась в глаза, как только мы раскрыли багажник. Это оказался длинный свёрток размером с большой чемодан, аккуратно завёрнутый в плотную бумагу и со всех сторон оклеенный скотчем. Нет, такого совершенно точно в моем автомобиле не было, это явно посторонний элемент.

— Если это бомба, то выглядит прямо-таки ужасающе, — скептически заявила я. — В состоянии смести с лица земли весь город. Послушай, не тюкает?

Наверное, мои слова произвели впечатление. Довольно долго мы все трое прислушивались в напряжённом молчании. Нет, не тюкало, свёрток каменно молчал. Януш попытался его поднять.

— Тяжеловато, но, пожалуй, справлюсь.

Я удержала его, напомнив:

— Этот гипотетический Патрик настоятельно просил не трогать свёрток. Не пытаться распаковать и так далее. Сдаётся мне, это добыча преступников.

Януш оставил свёрток в покое, а Гражинка издала сдавленный звук.

— Ты думаешь… — начал было Януш, но я не дала ему продолжить.

— Думаю. Иногда это со мной происходит.

Вот ведь был разговор о сохранении наследства, и при этом каким-то боком упоминалась я.

Мысль неплохая. Патрик стибрил коллекцию дядюшки, на время надо было куда-то пристроить — вот и пристроил. Вряд ли кому-нибудь придёт в голову мысль искать её в моей машине.

В мой багажник он мог затолкать коллекцию ещё в Болеславце, я багажник вообще не открывала, ездила с маленьким саквояжем и ноутбуком, держала их на заднем сиденье. Оставляя машину, не включала защитную сигнализацию, чтобы не выла, так что любой мало-мальски разбирающийся в машинах мужик без труда мог забраться в багажник. Моё личное мнение — это коллекция покойного Фялковского. По размеру подходит, если монеты как следует упакованы.

— Ты думаешь, они на тех самых подносиках?

— Надеюсь. Альтернативой было бы вытряхнуть монеты из подносов и побросать небрежно в мешок. Тогда многие из старинных монет наверняка были бы испорчены. Коллекционер так не сделает. У меня бы рука отсохла, не знаю, как у Патрика.

В некоторой задумчивости Януш стоял над раскрытым багажником. Наконец сделал заключение:

— При всем моем глубоком уважении к нумизматам, этот наверняка совсем спятил. Ведь вот же оно, доказательство преступления, перед нами! И одновременно мотив другого. Патрик обвиняется следователем в похищении ценной коллекции, непосредственно связанной с убийством. Если бы похищенное так и не было обнаружено, а он по-прежнему упирался бы и отрицал свою вину, остались бы сомнения, которые суд всегда трактует в пользу подсудимого. Получается, он сам признается, что украл? И отдаёт похищенное в ваши руки?!

— Ох, — простонала Гражинка. — Он на все способен.

— Ну не знаю, — одновременно заявила я, тоже как следует осмыслив происшествие. — Может, таким образом он решил сохранить коллекцию. И не такая уж она ценная, не систематичная, монеты разноплановые во всех отношениях, то в лес, то по дрова… И вместе с тем, насколько мне помнится, там в полном комплекте только польское межвоенное двадцатилетие…

И он не может не знать, что при отсутствии наследника такая ценность перешла бы в собственность государства и стала бы украшением любого музея. Думаю, он верит в нас и надеется, что мы поступим умно…

— Пока же вообще не знаем, что это такое, только предполагаем, — возразил Януш. — Необходимо убедиться, и я забираю все это в квартиру!

Я не стала протестовать. Имея достаточно большой жизненный опыт, я тут же предположила, что вот именно этой ночью у меня уведут машину. Вместе с бесценным свёртком. Разве не так бывает в жизни? Продолжительное время все тихо и спокойно, я бросаю машину где попало и даже не включаю сигнализацию, и вдруг в самый неподходящий момент её крадут. Будь эта машина в своём предыдущем состоянии, уж я как-нибудь пережила бы, но теперь, с бесценным свёртком… Да меня тут же хватит кондрашка!

Итак, мы поднялись в квартиру, и Януш с шумом бросил свёрток на стол. Пришлось ему немного потерпеть, ведь я не сообразила смести со стола весь хлам, которым тот был завален.

Мы с Гражинкой лихорадочно принялись запихивать бумаги под диван, причём листы корректуры то и дело валились на пол из наших трясущихся рук. Но я решила: под диван! Там, по крайней мере, все окажется в одном месте, пусть и не по порядку. И в миллионный раз подумала о том, как же не хватает в моем доме горизонтальных плоскостей.