Прощеное воскресение - Михальский Вацлав Вацлавович - Страница 24

Через неделю на кафедру, где работала с Папиковым Александра, позвонила красивая Нина, с которой они лежали в госпитале на Сандомирском плацдарме. Теперь у Нины был не фронтовой, а настоящий законный муж — генерал, друг того генерала, который накануне своей гибели подарил ей «Шанель № 5» и другую косметику. Забытый Ниной в госпитале флакон духов сразу же по возвращении из армии Александра приносила ей домой в ее богатую квартиру, но та не взяла, сказала: «Пусть у тебя остается как память о нашем знакомстве. А у меня от Александра Ивановича есть еще много дареных штучек, а главное — сынуля, вернее, два сынули, я стараюсь любить их ровно».

У Нины среди прочих богатств была и такая роскошь по тем временам, как личный трофейный автомобиль и домашний телефон. Вот Нина и позвонила Александре накануне своего дня рождения.

— Слушай, Сашуль, — сказала Нина, — я тебя умоляю: приходи ко мне послезавтра на день рождения, только в орденских планочках, хорошо?

— Зачем?

— А я хочу тобой погордиться! Понимаешь, будут одни генералы с женами, а эти жены терпеть меня не могут и даже распускают сплетни, будто я вру, что была на фронте. А мне обидно. У меня ведь никакого орденочка, никакой медали нет, а ты им носы утрешь! Ты — моя боевая подруга!

— Зачем мне их носы, Нинуль? Смешная ты!

— Пусть это глупо, но, клянусь, мне очень-очень надо. А я пошукаю тебе генеральчика холостого. Договорились?

— Генеральчика мне не надо! — засмеялась Александра. — Тем более траченного молью.

— Не-е, я тебе найду не старого, не лысого и не пузатого. У меня есть один на примете. Ну, пожалуйста, приходи в орденских планочках. Ордена тяжелые, и носить их сейчас не в моде, а планочки — то, что надо.

— Куда я их прицеплю? На платье? Это же смешно!

— Ой, Сашуль, у меня есть такая жилеточка серенькая льняная, очень легонькая, и поверх любого платья будет хорошо и модно, на нее и прицепим планочки. Ну я тебя умоляю!

— Ладно, принеси мне эту жилетку на работу.

Минут через сорок Нина подкатила к институту за рулем открытого автомобиля Renault. Нинин муж — генерал вывез этот лимузин из оккупированной Германии. Тогда генералам разрешали вывозить трофейное добро и многие вывозили. Да и не только генералы, а и офицеры и солдаты. Кто-то вывозил узелочками, а кто-то вагонами и даже составами. Притом наши, как правило, тащили технику и барахло, а союзники американцы все больше научно-техническую документацию и всякого рода бумаги и документы: такие трофеи занимали мало места, а цены им было не сложить.

— Какая красивая у тебя машина! — восхитилась Александра, неравнодушная к легковым автомобилям. — Немецкая?

— Нет, французская. «Рено».

— «Рено»? Всего четыре буквы, а по-французски написано семь?!

— Выходит так, — усмехнулась Нина. — От жира бесятся капиталисты — им лишних букв не жалко.

Машина была ярко-белая, сверкающая никелем, отполированными крыльями, капотом, большеглазыми фарами. Нина смотрелась рядом с этой роскошной машиной и сама роскошно: похорошевшая от хорошей жизни, с лучистыми карими глазами, прекрасным цветом лица, чуть пополневшая, но еще очень стройная. А главное, она осталась сама собой — все той же красивой Ниной из госпитальной палаты на Сандомирском плацдарме, веселой, легкой в общении, ни перед кем не разыгрывающей из себя барыню-генеральшу. Александра высоко ценила природную Нинину простоту, не ту, что хуже воровства, а ту, что дорогого стоит и дается очень немногим людям.

— Можно, я ее поглажу? — совсем по-детски спросила Александра, указывая глазами на машину.

Ей вдруг так захотелось погладить капот и крылья этой машины, как будто родню встретила. Возможно, неожиданно всплывшее в душе Александры безотчетное чувство какой-то непонятной родственности к неодушевленному предмету возникло совсем не случайно. Этот автомобиль был изготовлен на парижском заводе Рено в начале 1927 года, именно в то время, когда там работала Мария Мерзловская. Может быть, ее руки касались этого авто в ту пору, когда она «крутила гайки» на конвейере, или чуть позже, когда отгоняла «готовую продукцию» на юг в Марсель или на север в Нормандию. Нинин экземпляр происходил из Нормандии. После оккупации Франции оттуда он попал в Кельн, а потом в Берлин, где и был реквизирован победителями.

— Какой он гладенький! Нинуль, а «Рено» он или она?

— Муж говорит, что это фамилия владельца завода Анри Рено. Значит, он. Я тоже об этом спрашивала.

— Какая прелесть! Я его еще поглажу.

— Гладь, ради Бога, хоть целуй! — засмеялась Нина. — А хочешь, я стану учить тебя водить?

— Меня, водить? Конечно, хочу. Тогда я буду служить тебе верой и правдой! — дурашливо взяла под козырек Александра. — Где твоя жилетка?

Цветные планки орденов Ленина, Боевого Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды они прикололи одну над другой по старшинству орденов сверху вниз, и получился цветной прямоугольничек, совсем небольшой, как крупная брошка, но для тех, кто понимает, более чем внушительный.

— Замечательно мы прицепили эти планки. Даже красиво, а, Сашуль? Эти генеральши теперь будут знать!. Садись, поехали!

— Прямо сейчас? Я побегу отпрошусь у Папикова, делать мне все равно пока нечего. Он отпустит.

Через четверть часа Нина и Александра уже катили в открытом белом кабриолете по безлюдной летней Москве, той Москве, даже по центральным улицам которой одиночные легковушки шли не чаще, чем с интервалом в двести-триста метров.

Ездили они только по центру города, на окраины выезжать не решались. В те годы преступность в Москве была очень высокая, и всякое могло случиться с двумя женщинами, хоть и в роскошном автомобиле.

— Ты за мной смотри, Саш, учись переключать скорости.

— А я умею. Я в госпитале много ездила, меня наш шофер Петр Михайлович научил, тот, с которым мы потом на мину наехали. А не наехали бы мы на ту нажимную мину, может быть, я б тебя и знать не знала.

— Если умеешь, тогда садись за руль. — Нина ловко остановила автомобиль и вышла из него, освобождая место за рулем для Александры.

Давным-давно не испытывала та такого чувства упоения, как в те два часа, что поездила по Москве под руководством красивой Нины.

— Ты что сияешь? В институт приняли?! — взволнованно встретила дочь Анна Карповна.

— Да при чем институт, ма! Нина дала мне порулить своим шикарным автомобилем! Представляешь, мамочка, я сама ездила по Москве!

— Боже мой, — чуть притухшим голосом сказала Анна Карповна, — Боже мой, и как оно все передается от одного к другому!

— От кого передается? Кому?

— Тебе. От отца. Он частенько просил своего водителя уступить ему место и сам садился за руль. Очень любил водить машину, как мальчишка. Значит, у тебя фамильное…

XIV

В большой квартире Нины сияли хрустальные люстры, от натертых до отсвечивающего блеска желтовато-коричневатых полов шел легкий запах мастики. На огромном овальном столе в гостиной холодновато светилась белоснежная скатерть, из кухни сильно пахло жареным луком и послабее жареным мясом, укропом, кинзой, петрушкой. Лето хоть и кончалось, но еще не окончилось, а южанка Нина понимала толк в пряных травах. Без них и жаркое — не жаркое.

По просьбе хозяйки дома Александра пришла загодя, и они вдвоем накрывали на стол. Домработницу Нина отпустила специально, чтобы ей с Александрой можно было поболтать по душам.

— А где у тебя маленькие? — спросила Александра.

— Сынульки мои у бабушки, этажом ниже. Там у матери мужа хорошая двухкомнатная квартира — очень удобно.

— Да уж, — согласилась Александра, вспомнив свою «дворницкую».

Красавица Нина жила совсем в другом мире, чем ее подруга и миллионы других подданных страны-победительницы.

— Я тебе генеральчика обещала, — со смешком сказала Нина, — а он пока полковник, но прислали на генеральскую должность, так что скоро генерала дадут. Моему в отдел прислали из Китая. Мой Андрей Сергеевич говорит, что этот полковник боевой офицер. Всю войну прошел — и с Германией, и с Японией… Молодой совсем для генерала… Муж обещал сегодня привести его для тебя.