Чекисты. Книга вторая - Беляев Владимир - Страница 44

Васильев, Кротов и Коротич по прежнему вели розыски, но пока что безрезультатно.

И вдруг — новая находка.

Пожилая женщина, которую принял у себя в кабинете начальник управления, была взволнована.

— Я, конечно, не знаю… — говорила она. — Может быть, и ошибаюсь… Но не прийти не могла. Понимаете… У меня племянница есть. Клава. Работает в ресторане на вокзале. Так вот… Она как-то привела ко мне юношу. Такой симпатичный молодой человек… Очень вежливый. Студент. Виктором зовут. Попросила временно сдать ему комнату. Живу я одна… Ну и сдала. Он уже две недели у меня прожил. А вчера попрощался. “Уезжаю”, — говорит. Стала я утром комнатку его прибирать, гляжу — на полу конверт…

Мария Федоровна протянула полковнику конверт. Телегин взял его и прочитал адрес. Письмо адресовалось в Западную Германию.

— Мне странным показалось, — продолжала старушка. — Виктор человек русский, наш, а письмо написано по заграничному. И вот еще что… Тогда уж меня это насторожило… Он часто по вечерам уходил. А один раз вернулся совсем поздно. Часа в два ночи… Ключ у него был свой. Но я проснулась, когда он пришел. Грязный весь… Сапоги в земле, в глине. Пиджак разорван… Он не видел меня. А я его хорошо видела — дверь в мою комнату была приотворена. И, главное, глаза у него такие были… Нет, нет, он не был пьян. Совершенно трезвый. И только глаза… Я… я не могу объяснить. Но что-то такое было в его взгляде… Такое… Как будто он боится… Как будто что-то нехорошее сделал… Я уж тогда решила, что откажу ему от квартиры…

— Какого числа это было? — спросил Телегин.

— Двенадцатого, — тотчас же ответила Мария Федоровна. — Я хорошо помню. Двенадцатого… То есть в ночь на тринадцатое.

“В ночь на тринадцатое!.. Вечером двенадцатого числа было совершено нападение на Ивана Боярышникова”.

— Скажите, пожалуйста, — сказал полковник, — а на другой день ваш постоялец куда-нибудь уходил?

— Нет. Он сидел у себя. Говорил, что занимается. Три дня сидел и никуда не выходил.

Постепенно Мария Федоровна приходила в себя.

— Я не знаю… Может быть, это ошибка… Я надеюсь, что ошибка… Но не могла не прийти…

— И очень хорошо сделали, что пришли. У меня есть к вам еще несколько вопросов.

— Да, я слушаю.

— Этот Виктор рассказывал вам о себе?

— А как же! Рассказывал… Мы ведь завтракали почти всегда вдвоем. Чай пили. С вареньем. Я летом наварила. Клубничное… Он сирота. Круглый сирота. Никого нет. Студент. Учится в педагогическом, на литературном отделении.

— Вот как?

— Да, он так сказал…

— Постарайтесь описать вашего жильца. Это очень важно. И если можете, то подробнее.

— Ну, он такой… Высокий… Волосы светлые… Глаза голубые. Румяное лицо… Очень румяное… Здоровый такой румянец…

И уже с первых слов, сказанных Марией Федоровной, Телегин понял: человек, назвавший себя Виктором, — один из тех, кого видели колхозник Зайцев и администратор гостиницы Екатерина Павловна. Но полковник все-таки поручил проверить личные дела всех студентов литературного факультета педагогического института. Как он и ожидал, никого, похожего хоть отдаленно на загадочного “Виктора”, среди студентов не оказалось.

В лаборатории было установлено, что письмо, принесенное Марией Федоровной, и письмо, посланное от имени Саженцева, написано одной и той же рукой. И в этом письме экспертиза тоже обнаружила тайнопись: “Задание выполнено. Виделся с Владимиром. Перепрятали его рацию. От Николая нет никаких вестей. В квадрате № 11 обнаружил неиспользуемый аэродром военного времени”.

Теперь уже было совершенно очевидно — шпионов трое. И, вероятно, отравившийся в лесу незнакомец — это и есть Николай. Но для полковника было важным еще и то, что шпионы, действующие порознь, все-таки встречаются. Где место их встречи? И в каком месте рация? Возможно, где-то в районе приземления. А если там рация, то хотя бы один из них непременно приедет туда.

Письмо!.. Куда оно могло деться?.. Сергей торопливо рылся в портфеле. Он ненавидел эти книги, тетрадки, блокноты, совершенно ненужные ему, но которые все-таки приходилось возить с собой. “Куда я мог его засунуть? Неужели потерял?..” Напрягая память, он попытался восстановить весь вчерашний день, с самого утра.

Проснулся в семь. В восемь завтракал вместе с Марией Федоровной. Чай… Клубничное варенье… Сергей никогда не любил варенья, но терпеливо ел, чтобы не обидеть старушку. Потом Мария Федоровна ушла. А он сел писать письмо. Развел в розетке таблетку для тайнописи. Едва успел дописать, едва заклеил конверт, как вернулась хозяйка. Он поспешно сунул письмо в карман…

Потерял?! Догадка обожгла страхом. Мысли прыгали, как кузнечики в скошенной траве. Что же делать? Что делать?! Вернуться? И, словно в ответ, колеса со злорадным грохотом простучали по мосту: “Нет, поздно…” Убирая утром комнату, она, конечно, нашла письмо. Нашла!.. Но почему же надо опасаться, что Мария Федоровна непременно потащит это письмо в органы безопасности? Мирная, тихая старушка… Наверное, она припрячет конверт, дожидаясь его возвращения. Он ведь сказал, прощаясь, что непременно вернется. И к тому же ему везет!.. Конечно, повезло и на этот раз…

За окном проплывали поля, облетающие деревья, поселки, маленькие железнодорожные домики. И колеса начали постукивать успокаивающе: так-так-так, так-так-так…

Голос в телефонной трубке звучал едва различимо — очень уж далеко находился сельсовет, откуда позвонили майору Васильеву. С трудом улавливая смысл, Васильев то и дело просил повторить. Человек, говоривший с ним, очень волновался, и от этого голос его звучал совсем уж неразборчиво. Но Васильев все-таки понял. Утром в лесу школьница обнаружила шалаш и спавших в нем двух мужчин. Как только их заметили, они поспешили уйти.

Проверку сигнала поручили Коротичу.

Потрясшись по скверной дороге, размытой дождями, старший лейтенант приехал в село в самом отвратительном настроении.

— Ну, что тут у вас? — буркнул он, входя в дом заведующего магазином — человека, который звонил майору Васильеву.

— Да как докладывал, товарищ начальник, — суетился завмаг. — Шалашик в лесу… Туточки, недалеко. Километра три… Может, для начала Танюшку позвать? И мать ее, Серафиму Кузьминичну. Она тоже была там.

— Да, да, вызовите их, — кивнул Коротич, обрадованный тем, что можно еще хоть немного отдохнуть.

Заведующий убежал и скоро вернулся, ведя за собой молодую женщину и девочку лет двенадцати. Старший лейтенант неторопливо достал листок чистой бумаги, ручку и начал задавать вопросы. Он не спешил. И показания записывал медленно, часто переспрашивая Таню и ее мать.

Сегодня утром Таня пошла в лес искать убежавшую корову и вдруг наткнулась на длинные ноги в серых носках, торчавшие из шалашика, который она сразу даже не приметила. Девочка испугалась и бросилась бежать. Потом они с матерью пошли к шалашу вдвоем и увидели высокого сутулого мужчину в черном пиджаке и серых брюках. Он прицеплял к дереву какую то толстую проволоку. Заметив женщину с ребенком, он торопливо сдернул проволоку с дерева, смотал ее и спрятался в кусты.

— Уже немолодой человек. При ходьбе хромает. Волосы белые, — говорила Танина мать.

— Седой?

— Может, и седой. Не разобрала. Спрятался быстро.

— А что делал второй?

— Какой второй?

— Ну, второй мужчина… — Коротич взглянул на завмага, который беспокойно заерзал на стуле.

— Второго я не видела, — сказала Таня.

— А плащ на дереве висел! — закричал завмаг. — Сама же, Серафима, говорила — плащ…

— Плащ, верно, — кивнула женщина. — Маленький плащ. Не того, видать, который проволоку вешал.

К шалашу пошли вместе с Серафимой Кузьминичной и ее дочкой. Завмаг тоже пошел. Долго пришлось плутать по оврагам и зарослям. Старший лейтенант разорвал рукав, зацепившись за какой то сучок. Он был зол на завмага, чувствуя, что дело не стоит выеденного яйца.