Чекисты. Книга вторая - Беляев Владимир - Страница 63

Подбежавшие чекисты вытащили из-под горящих обломков троих людей. К пылающему самолету спешили санитары с носилками. Один из задержанных в штатском получил ожоги, двое других в комбинезонах и шлемах пилотов отделались ушибами. Это были Вильфред и Миллер. Пока их обыскивали, доктор склонился над обожженным.

— Как вы думаете, останется в живых? — с тревогой спросил Васильев.

— Постараемся, — сказал врач. — Мы, кажется, подоспели вовремя.

— Кто этот третий? — обратился Телегин по-английски к Вильфреду. — Тоже летчик?

Вильфред пренебрежительно дернул плечом:

— Нет. Это немец. Беттер.

Алексей взбежал на пригорок и остановился. Узкая тропинка вилась вниз, к реке, к парому. А за рекой на откосе раскинулось село. Его родное село!..

В воздухе кружился первый снежок. Алексей засмеялся, запрокинув голову, и поймал ртом снежинку. Снег, снег! Родной снег! Пусть он кружится, пусть падает, чистой белизной устилая землю. Ту землю, по которой теперь можно ступать смело и открыто, ступать твердыми шагами, не страшась чужих наблюдающих глаз, не прячась и не таясь!.. Ту землю, которая всегда, всегда была для него любимой и желанной, землю его родины!..

Он вздохнул глубоко и свободно, всей грудью. Позади были страшные годы одиночества и скитаний. Позади были тяжкие дни дикой боязни за свою жизнь — те дни, когда он ходил и ездил по советской земле как враг. Ему вспомнился Сергей. Тот был уверен, что ему везет. Нет, не повезло. И не могло повезти. И никому не сможет повезти, кто вздумает тайно пробраться на эту землю, чтобы вершить черные дела. За то время, пока Алексей помогал чекистам завершить операцию, он убедился в этом. Да, все страшное позади. А впереди — новая жизнь, светлая и радостная!..

— Мама! — крикнул Алексей во всю силу легких. — Мама! Я иду! Я вернулся навсегда, мама!..

Эхо родных лесов многократно повторило этот возглас — радостный возглас, вырвавшийся из самого сердца.

Александр Миронов

ОДНО ДЕЛО ЗОСИМЫ ПЕТРОВИЧА

Документальная повесть

Несколько лет назад в “Комсомольской правде” были опубликованы письма ленинградского школьника Валентина Мальцева.

Сын ученого-лингвиста комсомолец подросток Валентин Мальцев вслед за отцом, профессором Михаилом Дмитриевичем, в первые дни Отечественной войны вступил в ряды защитников Ленинграда. Вступил добровольцем по велению горячего комсомольского сердца, чтобы добыть победу над ненавистным врагом. Мысли свои, чувства свои, всю свою жгучую ненависть к гитлеровским оккупантам и безграничную любовь к Родине излагал Валентин в письмах к отцу и к сестре Ирине.

Что стало с Валей Мальцевым? Многие годы после войны этого не знал никто, даже родители юноши. Может быть, жив? На все запросы о его судьбе до сих пор поступали единственные, таящие крупицу надежды, ответы: “Пропал без вести”…

В 1959 году мне в руки попала изданная в городе Иванове книга Аркадия Эвентова “Счастье жить вечно”. Начал листать ее, и дух захватило: Валентин Мальцев! Так, из неожиданно встреченной книги узнал я о мужестве и о героической смерти ленинградского школьника-патриота, вставшего в ряд с Зоей Космодемьянской, Шурой Чекалиным и Лизой Чайкиной. В ней автор лишь бегло упоминает калининградских чекистов, сделавших очень многое для выяснения обстоятельств гибели Валентина Мальцева и для разоблачения его убийцы. Кто они, эти чекисты? Как они искали и как спустя долгие годы нашли изменника-полицая, старательно заметавшего следы своих кровавых преступлений?

Быть может, все эти “как” и “каким образом” так и угасли бы со временем, не получив желанного отклика, если вы не счастливый случай.

Ранней весной 1961 года мне довелось побывать на многочисленных творческих встречах со своими читателями — пограничниками, охраняющими крайние западные рубежи нашей страны. Как-то ненадолго я вместе с одним офицером-пограничником заглянул в Калининград, где мой спутник должен был встретиться с местными чекистами. Ожидая его, я коротал время в вестибюле областного Управления Комитета государственной безопасности за страницами “Огонька”.

— Знакомьтесь, — неожиданно послышался рядом голос офицера. И, отрекомендовав меня, он представил показавшегося очень молодым военного с подполковничьими погонами на плечах: — Зосима Петрович Буданов.[8]

Так состоялось наше первое знакомство.

А потом пришла дружба. Настоящая дружба, мужская, вернее и крепче которой нет ничего на свете…

…Ты помнишь, Зосима, те долгие ночи балтийского предвесенья, когда-то у меня в гостиничном номере, то у тебя дома — мы час за часом распахивали друг перед другом наши души? Я видел, как ты, улыбаясь сквозь боль, потираешь ладонью локоть, перебитый осколком снаряда. Я понимал, насколько устал ты за трудный минувший день нелегкой чекистской работы. И все же я продолжал терзать тебя своими дотошными “как” и “почему”, похожими, по твоим словам, на допрос сурового следователя.

Так не пеняй же на меня за мою писательскую докучливость. Я все хотел рассказать читателям: и о юном герое — разведчике Валентине Мальцеве, и о том, как многие годы спустя после гибели его ты шаг за шагом шел по кровавым следам предателя и убийцы Алексея Антонова во имя того, чтобы восторжествовала правда. Я, как сумел, подвел итог наших с тобой бесед. И результат их — вот эта строго документальная повесть. Ее с чувством огромной признательности посвящаю тебе и твоим товарищам-чекистам.

АЛЕКСАНДР МИРОНОВ

День выдался пасмурный, серый, настоящий балтийский день: сентябрь не часто балует калининградцев ясной погодой. Быть может, поэтому и на душе у Зосимы Петровича было тоскливо: он любил солнце, обжигающее жарой лето, осенью — звонкую, золотую сушь, зимою — чтобы от мороза захватывало дух. А тут косые струи ненастья секут и секут по стеклам стрельчатых окон служебного кабинета, тонкая ниточка бесприютного ветра нудит и нудит в какой-то щелке в форточке. От непогоды этой и настроение такое, словно человек самому себе не рад…

Зосима Петрович усмехнулся: “Или старею? Работы невпроворот, а я…” Выпрямился во весь свой невысокий рост, потянулся так, что в суставах хрустнуло, тупой болью ударило в правый локоть, И насмешливо покосился на мокрое окно: “Кисни, не кисни, а работать надо!”

Трудна работа в молодой Калининградской области. Не легко и осваивать, и обживать ее… Все было: бои с озверелыми, потерявшими человеческий облик недобитыми фашистами; незримая, но не знающая пощады борьба со шпионами разных мастей и рангов. Сколько их, лютой ненавистью ненавидящих наше, советское, уже прошло через кабинет старшего следователя Калининградского УГБ. Война, фронт? Да, фронт — незримый.

Вот и еще одно сражение, в котором должен победить чекист: дело бывшего полицая Ивана Алексеева.

Началось оно, как и многие подобные дела, с заявления переселенца из деревни Старищи, Порховского района, Псковской области, около года назад обосновавшегося со своей семьей в небольшом поселке неподалеку от Калининграда. Переселенец категорически утверждал, что в их поселке работает кузнецом бывший старищинский полицейский Алексеев, который в период временной немецко-фашистской оккупации Порховщины ревностно служил гитлеровцам, выполняя все их бесчеловечные приказания. Заявитель собственными глазами и не раз видел, как полицейский Алексеев вместе с другими, такими же, как он, изменниками производил обыски у порховчан, арестовывал советских патриотов, конвоировал их в фашистскую комендатуру и участвовал в карательных операциях против местных партизан. В конце своего заявления переселенец приводил целый список жителей многих деревень Порховского района, которые и сегодня могут подтвердить обвинения против Алексеева.

8

Фамилии некоторых действующих лиц изменены.