Розеттский ключ - Дитрих Уильям - Страница 31

— Это…

Веревка опустилась еще ниже, змеи застыли в боевой готовности, но в последний момент я успел дотянуться до ручки лопаты и, схватив ее, отразил их выпад. Мой отчаянный удар отбросил на песчаные стены двух самых прытких рептилий, вызвав спонтанное падение остальных. Рухнувшие друг на друга твари зашипели с новой ужасающей яростью.

— Вытащите, вытащите же меня, я все расскажу, клянусь Богом, только вытащите!

— Какое же, месье Гейдж? Какое именно вы нашли сокровище?

Что же еще я мог придумать? В голове воцарилась одуряющая пустота; тупо зажав деревянную рукоятку обеими руками, я размахнулся и, получше прицелившись, яростно ударил лезвием лопаты по изогнутой поверхности глиняной трубы. Она разбилась!

В яму хлынула мутная жидкость.

Вряд ли кто-то поразился больше меня.

Под удивленные возгласы бандитов веревка опустилась еще немного, и мои волосы окунулись в зловонную смесь сточной и морской воды. Неужели здесь проходит яффская клоака? Я в отчаянии зажмурился, ожидая, что извивающиеся твари впрыснут свой яд мне в нос, уши или глаза. Но шипение вдруг стало заметно тише.

Я приоткрыл глаза. Змеи ползли по бортам ямы, убегая от вонючего потока. Очевидно, мне подбросили пустынных змей и их не порадовала вырвавшаяся из трубы жидкая мерзость так же, как меня.

Веревка опять дернулась, и теперь уже мой лоб погрузился в грязную клоаку. Клянусь долларом Гамильтона,[16] неужели я избежал змеиного яда только для того, чтобы захлебнуться нечистотами?

— Грааль! — заорал я. — Я знаю, где спрятан Грааль!

Услышав этот вопль, Нажак отдал приказ, и меня начали медленно вытаскивать из ямы.

Арабы подняли шум, крича, что это электрическое чудо, а я колдун, превративший песок в воду. Нажак с недоверием поглядывал на зажатую у меня в руках лопату. Яма внизу продолжала наполняться, змеи пытались забраться наверх, но падали обратно.

Моя голова уже поднялась над землей, привязанное за ноги тело раскачивалось, как мясная туша на крюке.

— Повтори-ка, что ты там сказал? — потребовал Нажак.

— Грааль, — вяло выдохнул я. — Святой Грааль. А теперь, умоляю, пристрели меня.

И конечно же, ему самому этого хотелось. Но вдруг Бонапарт сочтет мое признание очень важным? Раздумья Нажака прервал грозный гул, стремительно выросший до яростного рева, — французская армия начала атаку.

ГЛАВА 11

Зверство невозможно оправдать, но иногда оно объяснимо. Войска Бонапарта боролись с собственным разочарованием с тех самых пор, как высадились в Египте прошлым летом. Одуряющая жара, бедность и враждебность населения — все стало потрясением. Французы ожидали, что их будут приветствовать как республиканских спасителей, несущих дары просвещения. Вместе этого им оказывали упорное сопротивление, сочтя неверными и безбожниками, а остатки скрывавшихся в пустынях мамелюкских отрядов до сих пор вели партизанскую войну. Гарнизоны в деревнях жили под постоянной угрозой быть отравленными днем или зарезанными под прикрытием ночи. На все это Наполеон ответил продолжением похода и отправился покорять Палестину.

В Газе французов встретил неожиданно ожесточенный отпор. Ранее турецких пленных отпустили, взяв с них обещание сохранять нейтралитет, но в подзорные трубы офицеры увидели, что им противостоят их бывшие пленники, примкнувшие к защитникам стен Яффы. В Европе такую ситуацию сочли бы вопиющим нарушением правил ведения войны. Однако даже это могло бы не вызвать последующей массовой бойни.

Неукротимую всеобщую ярость вызвали действия турецкого военачальника Ага Абдаллы — в ответ на предложение Наполеона обсудить условия сдачи города он казнил двух французских послов и выставил их насаженные на кол головы на всеобщее обозрение.

С безрассудной гордостью мусульмане рассчитывали на численное превосходство. Французская армия протестующе взревела, подобно разъяренному льву.

Теперь о жалости уже не могло быть и речи. Артиллерийская атака началась через считанные минуты. Воздух взорвал грохот и свист пушечных ядер, взметались к небесам клубы земли и обломки городских зданий. Поначалу войска ликовали при каждом удачном попадании, но за долгие часы бомбардировки сокрушение обороны Яффы превратилось в монотонную работу. С востока и севера орудия выдавали по залпу через каждые шесть минут. А с южной стороны, где пушечные жерла нацелились на город через ущелье, покрытое густой растительностью, которая могла служить хорошим прикрытием для будущей атаки, выстрелы слышались каждые три минуты, и в крепостных стенах постепенно расширялись бреши. Оттоманская артиллерия вела ответный огонь, но из устаревших орудий и неумелыми канонирами.

Нажак помедлил, убедившись, что все его змеи утонули, потом приковал меня к стволу апельсинового дерева, а сам пошел наблюдать за обстрелом и обдумывать сказанные мной слова. Ему не хотелось пропустить столь впечатляющую своими жертвами битву, но я подумал, что он найдет минуту, чтобы доложить Бонапарту о моей болтовне насчет Святого Грааля. Сгустились сумерки, в Яффе замелькали огни, а я все торчал под деревом, томимый голодом и жаждой, и слушал однообразный грохот пушек. Этот гром меня в итоге и убаюкал.

На рассвете в южной стене образовалась большая брешь. Многие похожие на свадебный пирог белые дома были обезображены черными дырами, Яффа прикрывалась уже лишь дымовой завесой. Прицельный огонь французов отличался почти хирургической точностью, и проломы в стенах неуклонно увеличивались. Я заметил множество использованных ядер, они чернели, точно изюм в тесте, в грудах обломков под крепостными стенами. Вскоре к ущелью направились два гренадерских отряда и саперное подразделение, тащившее взрывчатку. К штурму готовились и другие отряды.

Нажак развязал меня.

— Пошли к Бонапарту. Если ему не понравятся ваши откровения, то вы сдохнете.

Наполеон стоял в окружении офицеров, уступая всем в росте, но превосходя всех по масштабу личности, и сопровождал свои приказы резкими жестами. Заполонившие ущелье гренадеры отсалютовали, достигнув проломленных стен Яффы. Оттоманские пушечные ядра с грохотом врезались в заросли, сотрясая листву, как рыскающие медведи. Пехотинцы не обращали внимания на эту неточную стрельбу и ливень пуль, срезающих листья.

— Посмотрим, чьи головы в итоге насадят на кол! — крикнул один сержант, когда очередной отряд, примкнув штыки, протопал в сторону крепости.

Бонапарт мрачно улыбнулся.

Старшие офицеры пока не замечали нас, но, когда первые отряды двинулись на штурм, Наполеон резко переключил свое внимание на меня, словно желал заполнить чем-то тревожное время ожидания исхода операции. Вышедшие из ущелья гренадеры, паля из мушкетов, бросились в пролом, но он даже не оглянулся.

— Итак, месье Гейдж, насколько я понял, вы теперь творите чудеса, извлекая воды из камней и заговаривая змей?

— Я обнаружил старый трубопровод.

— И Святой Грааль, насколько я понял.

— Генерал, — вздохнув, сказал я, — именно его я искал в пирамидах, и именно им стремится завладеть граф Алессандро Силано вместе с его еретической масонской ложей, чтобы погубить всех нас. И Нажак тоже заодно с этими мерзавцами, ведь они…

— Месье Гейдж, я очень долго терпел ваши невнятные речи и не помню, чтобы вы принесли нам какую-то ощутимую пользу. Если вы еще не забыли, я предложил вам сотрудничество, предложил участвовать в переделке этого мира на основе идей наших двух революций — французской и американской. Но вы сбежали на воздушном шаре, разве я не прав?

— Но только потому, что Силано…

— У вас есть пресловутый Грааль или нет?

— Пока нет.

— Вам известно, где он?

— Нет, но мы искали его, когда вот этот Нажак…

— Вы знаете, что именно вы ищете?

— Не совсем, хотя…

Он повернулся к Нажаку.

— Очевидно же, что он ничего не знает. Зачем вы опять притащили его ко мне?

— Но там, в яме, он сказал, что знает!