Кровь тамплиеров - Хольбайн Вольфганг - Страница 30

– Нет, – сказал он. – Лукреция снова попытается ее убить. «Чтобы свалить вину на нас, – горько добавил он про себя. – Как будто это так уж необходимо! Давид ненавидел его и без этого, не было никакой причины ранить девушку».

– Ни один посторонний еще никогда не ступал в крепость, – вспылил Цедрик. – Мы вообще не должны были приносить ее сюда, мы не можем постоянно нарушать правила.

– Она останется здесь, – отрезал фон Метц. Ничем больше он не мог помочь своему сыну. Если даже он имел когда-нибудь шанс завоевать его сердце, то теперь Лукреция, как видно, намертво привязала его к себе. По крайней мере, Роберт позаботится о Стелле. Давид ее любит.

Роберт услышал, как Цедрик за его спиной пробормотал еще что-то, продолжая возражать, и было ясно, что он уже давно хотел все это высказать фон Метцу.

– Ты – Великий магистр, – сказал белокурый с нескрываемой досадой, – и я буду с тобой до самой смерти. Потому, что это мой долг. Но не потому, что я считаю правильным то, что ты делаешь. – Сказав это, он отвернулся от Роберта и зашагал прочь.

Магистр тамплиеров тяжело вздохнул и с печальным лицом посмотрел ему вслед.

«Потому, что ты мой друг». – вот какое должно было быть обоснование, вот на что он надеялся и в чем нуждался. «Потому, что я тебя понимаю».

Но, видимо, Роберт требовал слишком многого. Он и сам едва ли понимал себя. Он даже не знал, почему направился именно сюда, в эту крепость, где приказал оставить подругу Давида и позаботиться о ней. Может быть, он хотел получше узнать Давида, расспросив девушку?

В этот день больше ничего из задуманного сделать не удалось. Цедрик и он сговорились, что после мытарств и лишений прошедшей недели они вновь отправятся к «Девине» только в утренние сумерки следующей среды, тем более что оба были убеждены в том, что в ближайшее время Давид, скорее всего, не рискнет покинуть добровольно дом Лукреции.

Папаль Менаш дежурил возле девушки. Он завязал полотенце на ее спине так, что оно сложилось треугольником и в качестве перевязи могло поддерживать раненое плечо. Когда фон Метц вошел в маленькую комнату в башне, Менаш поднялся с подлокотника кресла, в котором расположилась Стелла, и в безмолвии покинул помещение.

Вероятно, он злился на Роберта, как и остальные тамплиеры, включая его самого. Но что он мог и что он должен был сделать?

Тамплиер энергично отогнал эту мысль. Он знал единственный ответ на все свои вопросы. Но – увы! – не мог его принять. Конечно, обязанности магистра тамплиеров выше его индивидуальных интересов, но у него была еще проклятая совесть, с которой он не мог не считаться даже несмотря на существование определенных правил, на которых он приносил клятву!

– Как ты себя чувствуешь? – Роберт дружески кивнул и попытался не дать незнакомке заметить свои мучительные переживания.

Она не улыбнулась ему в ответ. Ответить она тоже не ответила, лишь посмотрела на него, и в ее взгляде смешались неуверенность и вызов, что делало ее лицо еще красивее и интереснее, чем прежде. Наконец она спросила:

– Кто вы? И что все это означает?

– Я Роберт фон Метц, – спокойно ответил магистр тамплиеров. – Не скажешь ли ты мне свое имя?

– Я… Стелла… Проклятье, почему я нахожусь здесь? И кто в меня стрелял? И прежде всего почему?!

У нее приятный голос, даже тогда, когда она волнуется, признал Роберт. Интеллигентная девочка, простая и естественная.

– Стелла, – дружески повторил фон Метц. – Красивое имя. Как ты себя чувствуешь, Стелла?

Стелла рывком поднялась из кожаного кресла. Она бросила на Роберта раздосадованный взгляд, затем одумалась и решила, что лучше сохранять спокойствие, особенно когда увидела роскошный меч, который Роберт носил на поясе. Стелла даже постаралась вежливо улыбнуться:

– Знаете, я вам действительно благодарна, что вы мне помогли… и все прочее, но что… но что здесь, собственно говоря, происходит? Вы должны мне объяснить, что случилось с Давидом! Пожалуйста, – добавила она сдержанно, и с каждым сказанным словом она все больше нравилась Роберту.

– Я не могу, – тем не менее ответил он. Даже если бы он мог посвятить ее во все тайны тамплиеров, что было абсолютно невозможно, он не хотел бы удерживать девушку в плену в этой крепости на весь остаток ее жизни, а он был бы принужден это сделать, если не найдет правильных слов.

Дружелюбие исчезло из ее черт. Остался только страх.

– Тогда я хочу домой, – решила она, в то время как ее взгляд неуверенно сверху донизу скользил по мечу.

– Очень сожалею, – фон Метц мягко покачал головой и посмотрел на нее с сочувствием, – но я не могу тебя отпустить.

– Это означает, что я заложница или что? – Глаза Стеллы широко раскрылись от ужаса.

Роберт, казалось, мог услышать, как мысли в голове девушки лихорадочно мечутся в разных направлениях.

– Это только для твоей пользы, – вздохнул он. Затем посмотрел на нее пытливым взглядом. – Ты как будто очень любишь Давида, – сказал он наконец решительным тоном. – Меня радует, что мой сын нашел такую девушку, как ты.

Давид провел весь следующий день, полночи и первую половину нового дня, упражняясь в боевом искусстве, которое преподавал ему дядя, отдаваясь этому до полного изнеможения. Тренировка продолжалась до тех пор, пока любое, далее незначительное движение клинка в его руке не становилось гибким и упругим. Здесь все имело значение, ведь речь шла о жизни и смерти. Здесь все будет иметь значение, когда он сойдется с Робертом фон Метцем лицом к лицу и его меч схлестнется с мечом Великого магистра, чтобы кровью отомстить за жестокие преступления, которые тот совершил.

Лукреция проводила большую часть времени в тренировочном зале. Она сидела наверху, на стороне Давида, и с явной гордостью и удовлетворением наблюдала удивительные успехи своего сына. Во время трапез в эти тяжелые дни, когда Лукреция подавала сыну еду сама, она рассказывала, сначала несколько нерешительно, о своем прошлом и о горе, причиненном ей тамплиерами. Затем, когда Давид начал задавать вопросы все более жадно, желая узнать новые ужасные подробности о человеке, которого давно был готов убить, она всегда охотнее переводила разговор на себя, а также много говорила о мужественных приорах, стремившихся исключительно к тому, чтобы реликвии, способные указать дорогу к Святому Гробу, вырвать из рук бездушных варваров, которые утверждали, что действуют во имя Господне, так же как, например, во имя Господне несколько столетий назад пытали и сжигали на костре невинных женщин. Роберт фон Метц, так понял Давид, был христианским Осамой Бен Ладеном: жил скрываясь и убивал невинных и беззащитных жертв без предупреждения, трусливо и из засады. Религиозный экстремист, который ради своей извращенной веры готов шагать по трупам. Человек с огромным влиянием, он был опасен. И имел доступ к Святому Граалю.

Когда Роберт фон Метц отнял у него Стеллу, тогда у Давида впервые возникла мысль о мести, и он поклялся, что вытащит из черепа и раскромсает больной мозг тамплиера. Иногда он считал, что и этого мало, и полагал, что окажет миру услугу, может быть даже спасет его, если сделает свое дело. Давид был наивным юношей, когда пришел в «Левину». Он стал жаждущей мести, непредсказуемой боевой машиной, когда потерял свою подругу. Теперь через несколько дней он тоже станет рыцарем ордена приоров. Он был этим очень горд.

– В чем дело, Арес? – Он бросил своему дяде, который в этот момент вошел в фехтовальный зал, где Давид интенсивно упражнялся во время обеденного перерыва, вызывающий взгляд и один из двух мечей, которые использовал для тренировки. – Начнем, наконец?

Давид провокационно размахивал стальным клинком во все стороны и радостно признавал, что научился делать это вполне профессионально.

«Мастер меча» ловко подхватил оружие и снисходительно улыбнулся, что еще больше подстрекнуло самолюбие и боевой дух Давида. Юноша знал, что Аресу скоро будет не до смеха. Он хорошо изучил своего родственника, наблюдая за ним и запомнил также некоторые вещи, о которых Арес думал, что никто их не замечает. Даже лучший боец имеет слабое место. «Парад слева!»[15] – напоминал себе Давид. Это и было слабое место дядюшки.

15

Парад – маневр в фехтовании, имеющий целью отвести удар противника.