Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении - Ильенков Эвальд Васильевич - Страница 18

Первая представляет собой необходимую предпосылку и условие возникновения второй. Но вторая никак не может быть сведена к первой. Иначе и в самом деле величайшие болтуны были бы автоматически величайшими мыслителями.

Мышление, как высшая познавательная способность, действительно возникает лишь там, где человек не просто пересказывает то, что он видит, слышит, осязает или обоняет, не там, следовательно, где он просто придает чувственно воспринимаемым явлениям абстрактное выражение.

Способность мыслить, способность отражать явления в понятиях возникает только там, где человек начинает отделять от предмета все внешнее и несущественное и, пользуясь выражением Гегеля, "выдвигает предмет в его сущности". Там, следовательно, где сам процесс абстрагирования начинает руководиться хотя бы такими категориями, как "существенное" и "несущественное".

Элементарная логика поэтому вполне справедливо определяет понятие как отражение "существенно-общего". Это действительно первый специфический признак понятия и мышления в понятиях.

И элементарной эту логику делает то обстоятельство, что она не идет достаточно глубоко в исследовании категории "существенного" -- так же, впрочем, как и в исследовании всех других категорий.

Поскольку она их касается -- она является Логикой, а не "формальным" (то есть семантическим) анализом. Поскольку она их исследует недостаточно глубоко и всесторонне, -- постольку она есть лишь элементарная логика.

Постольку и понятие, как "клеточка" мышления, определяется этой логикой хотя и верно, но очень поверхностно и приблизительно, так как сам единственный специфический признак понятия ("существенное общее") раскрыт недостаточно конкретно и полно.

Итак, процесс образования абстракции вообще, совпадающий с процессом образования общего термина, слова, наименования, -- составляет собой хотя и необходимую предпосылку процесса возникновения и развития понятия, но все же только предпосылку. И нельзя принимать историческую предпосылку возникновения явления -- каковой в данном случае оказывается общий термин -- за первую специфическую форму понятия.

Абстракция, закрепленная в слове, в термине, -- это лишь "додилювиальная" (как сказал бы Маркс) предпосылка возникновения понятия, исторические условия его становления, но ни в коем случае не действительное условия его реального бытия.

Поэтому все законы образования абстракции, законы образования общего термина и нельзя принимать за законы образования понятия. Поэтому и требования, вытекающие из анализа законов образования общих терминов и нельзя выставлять как требования, обеспечивающие выработку понятия.

Они, эти законы и вырастающие из них требования, просто недостаточны для того, чтобы руководствуясь ими, можно было бы выработать действительное понятие. Но если эти требования применяются дальше границ их реальной применимости, то они перестают быть просто "недостаточными", а становятся прямо неверными.

Ниже мы покажем это на конкретном материале истории научного познания. Но прежде чем перейти к этой задаче, следует рассмотреть некоторые вопросы, связанные с диалектикой отношений между чувственной ступенью познания и ступенью рациональной обработки эмпирически данных фактов.

Настоящая серьезная философия (исключая лишь представителей последовательного эмпиризма) в логике, то есть номиналистической, концептуалистской логики всегда проводила или старалась провести грань между понятием и абстракцией как таковой, абстракцией, заключенной в любом слове.

Это различие, как мы видели, резко подчеркивали до Маркса и идеалист Гегель , и материалист Фейербах. Это различие есть просто факт, независимый от той или иной его философской трактовки. Но только в философской теории Маркса и Энгельса этот факт был действительно понят и объяснен с точки зрения материализма, с точки зрения отражения.

Поскольку понятие с точки зрения материалистической теории отражения есть продукт особого рода переработки эмпирических данных, фактов, данных человеку в созерцании и представлении, постольку необходимо разъяснить и уточнить диалектико-материалистическое понимание категорий "созерцание" и "представление", -- причем сделать это с точки зрения Логики, теории познания и диалектики -- и ни в коем случае не с точки зрения психологии.

2. ОБ ОТНОШЕНИИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ К ПОНЯТИЮ

Старая, недиалектическая логика и теория познания, не будучи в состоянии понять диалектику отношения чувственной ступени познания к рациональной, никогда не могла понять и теоретико-познавательного смысла "созерцания" и "представления".

Она не смогла даже дать сколько-нибудь удовлетворительного определения этим категориям и, как правило, рабски заимствовала его из психологии. "Созерцание" для нее совпадает с тем образом вещи, который индивид непосредственно воспринимает с помощью своих, индивидуально присущих ему органов чувств -- с помощью своих двух глаз, пяти пальцев да собственного носа. "Представление" же толкуется как образ "созерцания", но только удержанный в индивидуальной чувственной памяти.

Нетрудно заметить, что такое толкование опять-таки не сходит с точки зрения абстрактного гносеологического "робинзона", с точки зрения антропологического толкования субъекта познания. Уже здесь, таким образом, по существу отрицается общественный характер человеческого созерцания и представления, в частности игнорируется тот факт (который в наши дни установлен даже естественно-научно физиологией высшей нервной деятельности), что человеческое созерцание, не говоря уже о "памяти", неразрывно связано с речью, опосредствовано словом.

Забывается и то обстоятельство, что человеческий индивид большую, если не подавляющую, часть эмпирических сведений о вещах приобретает не с помощью лишь своих двух глаз и десяти пальцев, а (благодаря речи) через органы чувств всех взаимодействующих с ним индивидов.

Далее. Если под "понятием" разумеют любой общий термин, любое слово, -- лишь бы оно выражало нечто "общее", -- то эта точка зрения уже с неизбежностью дополняется мнением, согласно которому чувственное познание (созерцание и представление) имеет дело только с "единичным". Но последовательно удержаться на этой точке зрения не может самый махровый эмпирик: ведь она равносильна отказу от положения "нет ничего в интеллекте, чего не было бы в чувствах". Значит приходится делать вывод, что созерцание и представление тоже отражает "общее", а дело мышления сводится к тому, чтобы отличить и обособить это "общее", выразить его отдельно. Получается, что мышление отличается от чувственности только тем, что оно дает более бедный образ вещей, нежели чувственность. Чувственность-де отражает и единичное, и общее, а мышление только общее. Становится непонятным, зачем оно в таком случае вообще нужно, если речь идет о познании конкретных вещей.

Но особенно путает все карты такой позиции наличие так называемых "общих представлений". Они, как таковые, представляют собой просто факт, который не может ставить под сомнение ни одна гносеологическая или логическая концепция. Примером таких общих абстрактных представлений могут служить хотя бы все известные геометрические фигуры. Треугольник, который школьник вычерчивает на доске или на бумаге, а начертив, созерцает, -- это крайне обобщенный образ действительности, крайне абстрактное ее отражение и вместе с тем -- нечто чувственно, наглядно воспринимаемое, созерцаемое.

Куда отнести такие образы? К "чувственной" или "рациональной" ступени отражения? Представление это или понятие?

Кроме того, каждый прекрасно знает, что память удерживает в сознании далеко не всю полноту фактов, которые когда-то побывали в поле зрения индивида. Она удерживает и сохраняет эти факты всегда лишь в общих чертах: детали и подробности (то есть то, что эмпирик именует "конкретностью") все больше и больше размываются потоком времени, пока от факта не остается в сознании лишь самый общий контур, -- тем более "общий", чем дальше в прошлом осталось припоминаемое событие.