Железный Грааль - Холдсток Роберт - Страница 67

– Да, – успокоил я его. – Мы поняли, что ты мертв. Нам очень тебя недоставало. Арбам назвал тебя лучшим среди нас. Так ты сражаешься за Мертвых?

Он покачал головой:

– Нет. Я совсем недавно умер, так что не попал под призыв безумца. Здесь нас много – тех, кто последовал за греком, но не подчиняется его власти. Но и среди Нерожденных нам не место.

– Наемники?

– Даже и не то. Приблудные. Попутчики. Весь этот мир перевернулся вверх тормашками. Но мы идем на запах «после-жизни», даже не понимая того.

Он развернул своего жеребца левым боком к нам.

– Это странный мир, господин мой Урта. Не торопись переправляться через реку.

– Постараюсь, не сомневайся.

– И передай те же слова моему младшему братцу, этому здоровенному бычаре Морводумну. Когда придет его время перейти брод Последнего Прощания, я буду встречать его. Но скажи ему: пусть сперва овладеет приемом «девяти поворотов женщины»!

Расхохотавшись, Горгодумн махнул нам рукой и поскакал в сторону моря. Он присоединился к жалкой горстке всадников, и все они приветствовали нас взмахами клинков. Это были павшие корнови и коритани, помогавшие Урте оборонять Тауровинду. Куда они поскакали потом и за кого сражались, если сражались, мы не видали.

«Троянцы» Киноса, далеко превосходящие числом Нерожденных, напирали крепче, и несколько отрядов, в том числе и под водительством Пендрагона, перестраивались, отходя к морю, за дюны. Люди и кони роились вокруг шатров, сбивая стойки и пирамиды копий. Мы с Уртой и Ниив бежали вместе с отступающими, задержавшись только тогда, когда те закрепились на холме, образовав непроницаемую стену щитов, ощетинившуюся пятиконечными копьями с изогнутыми клыками наконечников. Эта стена сдержала напор битвы. Когда поток сражения продолжил свое течение вверх по холму, к дворцу, на поле открылись содрогавшиеся тела Мертвых и Нерожденных – рыба, бьющаяся на песке после жестокой ловитвы.

Я полагал, что Ясон со своими аргонавтами окажется в гуще сражения, станет пробиваться сквозь ряды обороняющихся в поисках Киноса. Но они возникли из солнечного сияния со стороны океана. Тисамин нес на руках обмякшее тело Аталанты. Обломленное древко стрелы торчало у нее в груди, но глаза глядели еще осмысленно. Ясон, в своем темном плаще, был страшен: волосы запеклись от пота и крови, туника забрызгана кровью.

– Вот ты где, Антиох! Нам понадобится помощь, чтобы пробиться ко дворцу! – Он безрадостно усмехнулся, глядя на высокие стены. – Знакомый вид. Припоминаешь? Но на сей раз никакая Медея не преградит нам вход. Кинос там, и я его добуду.

– Кинос среди сражающихся. Единственный грек, какого ты увидишь, если не считать твоих аргонавтов.

– Я видел скиамач, – тряхнул головой Ясон. – Тот же, что на равнине перед Громовым холмом. Колдовство Медеи, конечно. Очень похож, но не тот.

Я рассмеялся бы, не будь это так горько: дважды Ясон оказывался рядом с потерянным сыном и дважды отказывался его признать, убеждая себя, что перед ним тень воина, скиамач. Глаза отца, как и глаза сына, были закрыты для истины.

Да, это была работа Медеи.

И тут, подобно Афине Палладе на поле Трои, она словно шепнула мне, как богиня шептала своим любимцам героям: «Ты был так близко, что мог бы услышать мое дыхание».

– Ты кажешься встревоженным, Антиох, – нахмурился Ясон. Пот стекал по его лицу, и грудь тяжело вздымалась. – Собирай свои чары, и оружие тоже! Добрые золотые мальчики подвезут нас к воротам.

Кимбры нетерпеливо топтались поодаль, следя за приливами и отливами сражения. На их колеснице едва уместились бы двое из нас. Остальные, заметил Ясон, могут бежать следом.

– Дворец должен хорошо обороняться, – сказал кто-то. И я услышал собственный голос:

– Он пуст. Там нет ничего, кроме снов.

Если не считать военной палаты.

– Кроме снов и моего сына, – поправил ничего не понявший Ясон. – Сны моего сына. Я узнаю его, когда увижу. И он узнает меня. Медея хорошо постаралась спрятать его, Антиох. Но семь сотен лет сжимаются в единое мгновение. Идем со мной, старый друг. Идем со мной и обыщем дворец.

Я медлил. Ясон разочарованно смотрел на меня, вспоминая, быть может, свое обещание убить меня – обещание, вырванное болью и гневом и внезапно забытое, когда в Иолке он цеплялся за последнюю соломинку жизни и счастья.

– Он уже не желает твоей смерти, – шепнул Урта. – Он снова жаждет жизни.

Что бы ни хотел сказать этим верховный вождь, я быстро зашагал вслед старому аргонавту, выдернул по пути торчавшее в земле копье и вскочил в переполненную колесницу, как раз когда Конан развернул и хлестнул коней. Звери словно летели над землей. Мы обогнули место боя, нырнув в рощу и отыскав неровную тропку, которая должна была по склону вывести нас к воротам. Кости трещали, и зубы клацали. Колесница неслась вверх. Мы с Ясоном крепко ухватились за веревочные петли, приделанные к бортам, и бесстрастно глядели друг на друга.

Мы уже подъезжали к распахнутым воротам, когда внизу я заметил блеск бронзы. Одна колесница вырвалась из схватки и поднималась ко дворцу, одинокий грек склонился вперед, размахивая концами поводьев над головами коней.

Кинос отступал.

Ясон, смеясь, спрыгнул с повозки, поднял взгляд на блистающие стены дворца. Ветер, дующий из-за ворот, развевал его волосы. Он узнавал в этом огромном сложном сооружении дворец Медеи, дом, где он с волшебницей хотя бы несколько лет, но прожил в счастье и гармонии. По дороге снизу подбежала запыхавшаяся Ниив с Гиласом и Тисамином. Все они были молоды и почти не отстали от лошадей. Остальной отряд Ясона остался позади. У Ниив горели глаза. Впервые ей выпало подобное приключение: жить и сражаться в мире призраков, открывать то, что представлялось ей тайнами страны Мертвых. Мы уже входили в железное святилище, и она цеплялась за мою руку, но всем существом жадно впитывала запахи и картины окружающего. Лишь дитя в ней цеплялось за знакомую и утешительную ладонь человека, которого она любила, в котором нуждалась.

Ясон развернулся вокруг себя:

– Добрые боги! Это место мне знакомо, но где же бык? На месте этих кровавых статуй должен быть бык!

Потом он разглядел лица: различил под ржавчиной черты, внимательные глаза, молодые улыбки, чистые линии лиц, не изрезанных еще войной и муками горя.

– Это же я! – вскрикнул он и добавил со смехом: – Высокий и могучий. – И помрачнел. – А вот и женщина моих лихорадочных снов…

Однако он не отрывал глаз от изваяний, словно чувствовал в этом отражении своего лица гостеприимство и величие, пусть даже рядом стояла отвергнутая им жена. Статуи были тяжеловесны – он счел их торжествующими. Он услышал зов Киноса – и откликнулся.

Сын ждал его.

Наши шаги отзывались эхом в пустынных залах: Ясон почти бегом вел нас через дворец, осматривая каждый угол в поисках мальчика, который – верил он – прятался где-то. Он замедлил шаг на мосту, уставился вниз, в пустую рокочущую бездну, но перешел мост не пошатнувшись. В отличие от Ниив, испуганно вцепившейся в меня. Вот уж не думал, что она испугается высоты!

– Здесь пусто! – крикнул наконец Ясон. В его голосе звучало отчаяние и недоумение. – Этот дворец – пустая скорлупа.

Он бросился к главным воротам, за ним Гилас. Я развернулся и пошел назад. Ниив поспешила следом, испуганно сжимая обеими руками копье, настороженно озираясь. Мы возвратились к дверям военной палаты.

– Жди здесь, – велел я Ниив. – Не переступай порога.

– Почему?

– Ни о чем не спрашивай!

– Что это за место?

Переливы света от движущихся картин на стене отражались в ее глазах.

– Кто эти люди? – шепнула она. Взгляд ее метался между согбенными задумчивыми бронзовыми воинами, собравшимися вокруг стола.

– Это просто игрушки, – заверил я ее. – Жди здесь.

Она села, прислонившись к наружной стене палаты, но то и дело заглядывала в открытую дверь.

Я вошел в тайное святилище. Медная статуя Афины Паллады тускло смотрела на меня сквозь прорези наличника шлема.