Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Рошфор Бенджамин - Страница 21

- Около четырех часов, мистер, а сейчас уже десять. И ночь. А ночью полно дезертиров и бродяг, думающих лишь о том, как-бы изнасиловать женщин. Не считая уже английских солдат.

- Успокойтесь, Стелла! - закричал он, возможно впервые в своей жизни впав в панику перед ситуацией, которая, вдруг явилась ему венцом беспокойного поведения Летиции в эти последние недели. Больше всего он боялся, что она совершит непонятный побег, что ещё хуже, чем быть изнасилованной, - случай конечно прискорбный, но в общем-то в порядке вещей для полковника, привыкшего к социальным беспорядкам, неизменно вносимым войной. Налив себе своего любимого порто (и оставив на потом шампанское генерала Барджойна) и уговорив Стеллу выпить с ним глоток, кое-как наконец успокоившись, он вернулся к своей лошади, чтобы немедленно скакать в военную службу безопасности. Его опыт, его дружба с полковником Блуном, главой этой организации, научили его, что служба безопасности найдет иголку в стоге сена. Но и там - просчет! Блун не может обещать ему, что отправит людей на поиски. Нет её и в госпитале. Дружба с майором медицины Сомсом научила полковника Диккенса, что туда попадали мертвецки пьяные пропавшие жены офицеров, но, к его большому сожалению, майор медицины Сомс вынужден был заявить, что мадам Диккенс не находится под его опекой. Майор Сомс, встреченный нами ранее при других обстоятельствах, был очень опечален. Но не сказал полковнику Диккенсу, почему. Он уже давно преследовал Летицию своими ухаживаниями, но никак не мог заполучить её, несмотря на его выправку и очень облегающие брюки, довольствуясь лишь её ледяным взглядом, так что оставалось только накачавшись джином раздраженно созерцать эту целомудренную дуру.

Когда полковник Диккенс вернулся к себе с полночным ударом часов, Летиция была дома. Новость вполголоса сообщила полковнику Стелла, открывшая ему, ибо он по растерянности потерял свои ключи.

- Она вернулась? (Он также говорил очень тихо.)

- Она в салоне, уже час. Села прямо, не сняв даже манто, и держит зонтик между коленок. Очень странная, она мсье, очень странная. Я не осмелилась с ней заговорить.

Именно такой, войдя крадучись в салон, он и нашел её, да ещё со шляпкой на голове. Не хватало только чемодана рядом, чтобы вы почувствовали, что она уже в пути.

Элмер Диккенс уселся невдалеке, едва осмеливаясь смотреть на нее, стараясь не произнести ни слова, которое, он это чувствовал, может разбить как кристалл это прозрачное видение, сидящее перед ним. В какой-то момент она встала, направилась к окну, подняла занавеску, держа её достаточно долго, как если бы хотела рассмотреть кого-то там, в садике, у большого дерева, и чтобы и её можно было видеть. Вернув шись, села, все так же трагически молча, Элмер увидел, что она тайком взглянула на часы. Машинально и он посмотрел на каминные часы, показывавшие теперь полночь с четвертью.

Летиция побледнела и бледнела все больше и больше; лицо её напряглось, сцепленные руки временами сжимались, выдавая какую-то необычную тревогу или внутреннюю борьбу. Когда пробил час, она внезапно поднялась, слезы залили её лицо; она развернулась, метнулась к двери... и рухнула.

- Стелла! - крикнул полковник. Мгновение спустя та была там. Когда они склонились над Летицией, увидели, что она без сознания, и чуть жива.

- Я иду за доктором Сомсом, - сказал полковник, - это, конечно, тиф.

* * *

В тени перелеска, на опушке у города, в месте, называемом Три прохода, мужчина стоял рядом со своей лошадью, держа её под узцы. В тот самый момент, когда каминные часы у Диккенсов пробили час ночи, мужчина, прислушивавшийся ко всем шорохам, услышал долетевший издалека единственный удар церковного колокола. Выскользнув из тени, он в свою очередь посмотрел на часы. Был ровно час.

- Дадим ещё десять минут, - подумал Тюльпан, ибо это был он, и вернулся, укрывшись в тени деревьев, надеясь, теряя надежду и вновь надеясь.

Было четыре часа пополудни, когда притаившись в пустой таверне, расположенной напротив дома Диккенсов, где он делал вид, что занят чтением газеты королевства Пенсильвания, он увидел Летицию, выходящую из дома. Он уже был готов постучать в её дверь, но не знал, найдет её одну или нет. Для него было облегчением увидеть её на улице.

Оставив на столе монету в уплату за кружку пива, он вышел. Летиция шла уже около десяти минут, когда почувствовала, что её преследуют. Повернувшись, она увидела человека, охотничий костюм которого удивительно походил на тот, что был у Кут Луйя, когда он приходил к ней несколько недель назад. Но этот охотник был очень молод... и это был Фанфан. Он остановился и смотрел на нее, неподвижный, как если бы увидев её он окаменел.. И она тоже замерла - ошеломленная, и пылающая. И вот так, не осмелясь приблизиться друг к другу, они обменялись первыми словами с расстояния в четыре или пять метров.

- Ты видишь, - сказал он мягко, - я вернулся, я вернулся вновь. Я тебя вновь нашел.

- Да, - сказала она, - да. Ах! Я это знала.

Она первая сделала шаг к нему, потом и он шагнул к ней. Теперь они были совсем рядом, но не осмеливались прикоснуться, будто прикосновение сейчас же превратит их в неугасимый факел.

Она сказала со страхом, любовью и все такой же нежностью:

- Ты безумец, дорогой. Если тебя узнают, тебя арестуют.

- По крайней мере я увидел тебя, вновь вдохнул твой аромат, заглянул в твои глаза. Я готов был спуститься в ад, чтобы тебя увидеть, так что Филадельфия в сравнении с этим? Ах, Летиция, ты все так же безумно прекрасна и молода, как на нашем маленьком пляже на Корсике, когда тебе было пятнадцать лет!

- Я думаю, что люблю тебя ещё сильнее, чем тогда, Фанфан. Боже, если бы ты знал: с тех пор, как я узнала от Кут Луйя, что ты жив и рядом, здесь, в Америке, со мной произошло тоже... Я не знаю, как сказать: Я словно начала жить сначала, и в то же время перестала жить вовсе. Моя обыденная жизнь теперь как в тумане.

И они медленно пошли рядом, молча, не сводя глаз друг с друга, и все вокруг них - город, прохожие, война, мир - словно предстало заново их восторженным взглядам.

И теперь, в тени перелеска, Тюльпан вновь вспомнил свои последние слова:

- О словах, переданных мне Большой Борзой, я думал неделями, прежде чем понял, что они - отражение чистоты твоей прекрасной души, и что я не могу заставить тебя забыть о чувстве долга, которое ты поставила выше, чем свою любовь ко мне. Но неважно: мы живем только раз и ничто не ценится так, как счастье.

Он пылко и страстно доказывал, что это будет не его, а их счастье. Он отлично видел, что слова его доходят до нее, волнуют и колеблют. Он видел, что одно его присутствие было для неё сказочным чудом. И без сомнения именно в этот момент, взяв её за руку, не надо было говорить ничего другого, как предложить следовать за ним. Но этого не случилось. Когда он собирался этот сделать, она воскликнула:

- Я не могу уехать, дорогой мой. Я не могу бросить его! Он достоин уважения, ты знаешь, более чем уважения.

- Не хочешь ли ты попрощаться с ним?! Это невозможно, он удержит тебя силой.

- О, нет! Он - нет!

- Я был бы не против. Но если ты его увидишь, не устоишь перед его изумлением, растерянностью, слезами, может быть.

- Я не увижу его больше.

- Что ты хочешь сделать?

- О! Самую малость, - сказала она грустно, - оставить ему письмо с объяснениями и просить у него прощения. Не думаешь ли ты, что это справедливо? И более честно?

К его большому сожалению, и он так считал, его не покидало беспокойство. И, расставшись с Летицией, он тотчас вернулся в перелесок, где оставил свою лошадь. Он больше не считал себя вправе бесполезно рисковать. Летиция знала это место.

- Ты придешь ко мне туда?

- Да.

- Когда? Это может быть только поздно ночью, я не думаю, что мы столкнемся с одной из банд дезертиров и грабителей, бродящих по лесу. Ночью они спят и, во всяком случае, их легче обойти. В час ночи?