Искатель. 1966. Выпуск №2 - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 30

— Привет, Толик! — кричит она. — Зайди-ка. Тут тебя посылочка дожидается!

Маруська смеется — заливисто, от души, как будто увидела Олега Попова или Райкина, а не нас с Валькой.

Моя нерешительность уносится к серому осеннему небу вместе с остатками сна.

Я вываливаюсь из кабины и поднимаюсь на крыльцо.

— Старцев у себя? — спрашиваю по привычке.

— У себя, — отвечает Маруська. — Где ж ему быть? — и опять смеется заливисто.

Мы входим в контору.

Маруська протягивает мне посылку.

— Держи, — говорит она, довольная, словно сама получила посылку. — Уже четыре дня дожидается. Тебе что, детали к трубоукладчику прислали?.. Ох, и тяжеленная!

Я ставлю посылку на стол. Маруська протягивает конторские ножницы.

Я разрезаю шпагат, сдираю мешковину, на которой Вой- Вопс соседствует с названием моего родного города, и нам открывается картонная коробка с надписью на боках: «масло… брутто… нетто…»

Мы втроем — Валька, Маруська и я — смотрим на черную эту надпись.

Ко мне приходят опять обильные южные базары, и ноздри начинает щекотать тонкий запах полузабытой южной осени. Д блаженствую, на миг закрываю глаза, и миг этот торжествен, как посвящение в рыцари, как возвращение в родной город.

— Ну, что ж ты? — слышу я Маруськин голос.

— Яблочки сейчас есть будем… — нараспев тянет Валька.

А я не вернулся еще из своего родного города на Вой- Вопс, я почти машинально открываю крышку, и мне хочется закричать дурашливо, глядя на Вальку и Маруську, уставившихся на посылку: оттуда выглядывает лохматая спина — упругая, живая спина, покрытая длинной козлиной шерстью!

— Козел! — ахает Маруська.

— Вот тебе и яблочки… — озадаченно повторяет Валька и дотрагивается до спины, на которой лежит вдвое свернутый листок бумаги. — А может, шубу прислали? — добавляет он рассудительно.

И только я один уже знаю: никакой в ящике не зверь и никакая не шуба, а самый настоящий кавказский бурдюк.

Я разворачиваю листок: «Дружище, дорогой, твой день рождения — наш день рождения…»

Ох, трасса! Забыть свой день рождения! Ну и дела!

— Давай стакан, мажари сейчас пить будем, — говорю я Маруське торжественно, потому что вино требует торжественности. Без нее вино — разве вино?

Я наливаю стакан пенного душистого молодого вина, и мы по очереди пьем. Пьем сразу за все: за трассу, за нефть на сорок пятом пикете, за Николая Питиримовича, за ребят, которым приходится туго; пьем за дорогу — потому что нам пора возвращаться…

Через несколько минут наша машина выходит на трассу.

Я прижимаю под ватником к животу великолепный кавказский бурдюк, каких здесь, на Севере, и не видывали, а вино в бурдюке вздрагивает на ухабах, мягко толкает меня под ребра. В голове у меня слегка шумит и плывет от бессонной ночи, но в эти минуты я по-настоящему счастлив. Я опять вспоминаю своих ребят. Они умеют работать: монтажники экстра-класс, настоящие парни. Гонта все сделает как нужно — на него можно положиться. Наверное, уже залатали трубу, вернулись в балок и спят сейчас. Я ласково и нежно посматриваю вокруг и бережно сохраняю бурдюк.

— Давай, Валька, давай, — выкрикиваю я, — жми на всю железку!

— Жму, — весело отвечает Валька и скалит зубы.

Машина пляшет по темной дороге, и я прыгаю в ней вверх-вниз на манер парового молота. Я даже не упираюсь ногами в пол кабины. Мне очень весело сейчас, весело и празднично.

— А что, Валька, — кричу я, — убёгли московские шофера из тайги?

— Убёгли, — хохочет он. — Все поголовно убёгли. Один вот я остался.

Мы орем песни, а в руках я баюкаю настоящий кавказский бурдюк; и мне еще не больно и не rpycтно вспоминать обо всем случившемся. Просто я еду в машине, думая о своих ребятах, о трассе. Впереди у меня такая прекрасная жизнь, что даже и не подумать иначе, и дорога моя не кончается, и много по ней еще предстоит пройти и проехать.

Юрий ТАРСКИЙ

ДУЭЛЬ

Рассказ

Ровная полоса горизонта вдруг изломалась, а солнце и реденькие облака, опрокидываясь, стремительно поползли из края в край окуляра. Перископ захлестнуло волной, и Елин, командир «Нерпы», словно окунулся в мутную бутылочную зелень. Тяжело переступив с ноги на ногу, он разогнул затекшую спину и, не оборачиваясь, резко бросил:

— Боцман, не топи перископ! Точней держи глубину! Боцман забубнил что-то в оправданье, но Елин не слушал. Стоял, блаженно вытянувшись, прижмурив слезящиеся глаза. Потом снова сгорбился и ткнулся лбом в резиновый наглазник окуляра.

На поверхности ничего не изменилось: и волны, и солнце с облаками были на положенном им месте, и эта треклятая шхуна маячила перед глазами, как и минуту, и два часа назад.

— Не нравится мне этот парусник, старпом. Ох, не нравится! — тихо сказал Блин, но его услышали в самых дальних уголках центрального поста.

— А почему? Некрасив, что ли? — переглянувшись со штурманом, подал голос старпом Кретов. Он стоял за спиной рулевого-горизонталыцика и не сводил глаз с приникшего к перископу командира.

— Уж больно смел фашист — один посередке моря болтается. Над водой сидит высоко — значит, без груза. А почему? Куда идет, откуда, тоже не понять — похоже, без дела мыкается. И потом, эта антенна на мачте..

— Вы все же считаете?.. — начал старпом.

— Ничего я пока не считаю, — устало сказал Елин.

— А по мне, лайба как лайба — деревянное корыто е парусами.

— Угу, корыто, — подтвердил Елин. Неожиданно он поднял голову и в упор спросил: — Ну, что у вас еще? Выкладывайте.

— Ничего, — отчеканил по слогам старпом. — Все ясно.

— Я так и думал, — процедил сквозь зубы командир и строго приказал: — Гидроакустику усилить наблюдение!

На секунду подняв голову от перископа, он снова приник к окуляру. Дважды щелкнула рукоятка дальномерного устройства, и Елин по-прежнему раздраженно объявил:

— Дистанция до шхуны семь с половиной кабельтовых. Пеленг…

Было отчего злиться. Вот уже третий час подводная лодка, словно привязанная, тащилась за этим дурацким парусником. Куда он, туда и она: он шел вправо — «Нерпа» тотчас ворочала вправо, он поворачивал влево — она за ним.

А чего бы, кажется, проще: ударить из-под воды торпедой — и дело с концом! Да ведь жаль торпеду. Мало их к концу похода осталось, на более важную цель сгодятся. Всплыть и после опроса потопить артиллерией? Как говорится, и дешево и сердито. Тем более и старпом со штурманом давно это советуют… «Нет, погожу еще малость», — в который уже раз за эти часы одернул он себя.

Подозрительна ему шхуна, а чем — сам толком не знает. Многим. Слишком франтовата для парусника-работяги. Опять же идет непонятными курсами. И антенна на мачте…

Наслышан он о хитрых судах-ловушках, да и читал о них немало. И немцы, и англичане широко применяли их еще в первую мировую войну. Плывет себе по морю эдакое безобидное с виду суденышко, а чуть подлодка противника высунет нос, откуда и пушки, и пулеметы, и глубинные бомбы возьмутся. Огонь, гром, треск — и нет доверчивой субмарины: одни пузыри и масляные пятна на волнах…

Елин скомандовал рулевому новый курс и направил «Нерпу» вразрез движению парусника. Приблизившись к шхуне, подводная лодка обошла ее с левого борта, потом немного отстала и, догоняя, снова перешла на правый борт.

«А это что за надстроечка под фок-мачтой? Не пушки ли там? — недоверчиво разглядывал шхуну Елин. — Да нет, какие там пушки! — возразил сам себе. — Обычные тамбуры.