Час дракона - Говард Роберт Ирвин - Страница 32

— Потише, ради бога, — взмолился несчастный купец. — Я этого не забыл! Но что ты здесь делаешь? Я в Аргосе — единственный человек, которому известно, что король Аквилонии в прошлом был Конаном-пиратом. Но до меня недавно дошли слухи о военном поражении Аквилонии и о гибели ее короля…

— Да, мои враги уже растрезвонили об этом по всему свету. Но я, как видишь, сижу с тобой и попиваю вино.

И он подтвердил последние слова делом. Опустив опустошенный кувшин, он продолжал:

— Я попрошу тебя всего лишь об одной услуге. Мне известно, что ты находишься в курсе всего, что происходит в Мессантии. Я хочу знать — находится ли в городе зингарец Белосо, или как там еще он мог назваться. Он высокого роста, худой, смуглый, как большинство его соотечественников, и, вероятно, хочет продать большой драгоценный камень.

Публио покачал головой.

— Я не слышал о таком человеке. В Мессантии тысячи приезжих. И тысячи ежедневно уезжают из нее. Но, если он здесь, мои люди отыщут его.

— Хорошо. Пошли их на поиски. А пока прикажи слугам заняться моим конем и принести мне поесть.

Публио согласно кивнул. Поставив пустой кувшин на стол, Конан отвернулся и подошел к ближайшему окну, втянув полную грудь соленого морского ветра… Посмотрев на кривые портовые улочки, он окинул внимательным взглядом стоявшие на рейде корабли и поднял глаза туда, где в бесконечной туманной дали море сливалось с небом. Память унесла его за этот горизонт, помчавшись на крыльях к золотистым морям юга, где под палящим солнцем ни во что не ставились любые законы и когда-то протекала его стремительная, бурная жизнь. Слабый аромат пряностей и оливы пробудил образы необычных берегов, поросших мангровыми зарослями, где бубны и барабаны спешили сообщить вести о боевых трофеях, дыме, пожарах и потоках крови… Задумавшись, он едва успел заметить, что Публио тихо выскользнул из комнаты.

Подхватывая полы накидки, купец поспешил вдоль по коридору и спустился в помещение, где сидел и что-то писал на пергаменте высокий худой человек с длинным белым шрамом на щеке. Было в нем что-то такое, что свидетельствовало о присущей ему решительности и целеустремленности. Публио нервно произнес:

— Конан вернулся!

— Конан? — худой мужчина вскочил, и перо выпало из его пальцев. — Тот самый корсар?

— Да!

Собеседник его побледнел.

— Вы что — с ума все посходили? Нас же всех повесят, если его кто-нибудь узнает! Человека, укрывающего корсара, или торгующего с ним, вздергивают так же быстро, как и самого корсара! А если губернатор узнает о наших с ним старых делах?

— Не узнает, — осторожно ответил Публио. — Пошли своих людей на торговые площади и в портовые таверны, пусть узнают, есть ли сейчас в Мессантии некий Белосо из Зингары. Конан говорит, что у того есть драгоценный камень, который киммерийцу очень нужен. Скорее всего, об этом должны знать ювелиры… Но будет еще одно задание: найди-ка примерно дюжину таких мерзавцев, чтобы они могли убрать кого нужно, а потом бы язык держали за зубами. Понял?

— Понял, — подтвердил высокий медленным движением головы.

— Я не для того злодействовал, писал доносы, клеветал и убивал, вырываясь из когтей нищеты, чтобы меня сгубила тень прошлого, — прошипел Публио, и зловещее выражение его лица в эту минуту могло бы испугать тех богатых господ и дам, что покупали в его магазине шелка и жемчуг. Но, когда он чуть позже возвратился к Конану, толкая перед собой столик на колесиках, весь заставленный мясными и овощными блюдами, облик его вновь был совершенно спокоен и приветлив.

Киммериец все еще стоял у окна и глядел в порт, на пурпурные, пунцовые, киноварные и алые паруса галеонов, барок, галер и клиперов.

— Вон там стоит стигийская галера, если мне не изменяют глаза и память, — указал он на низкий и узкий черный корабль, пришвартованный в отдалении от всех остальных к широкому пирсу, большой дугой уходящему вдаль. — А что: Аргос и Стигия вновь между собой торгуют?

— Наши отношения дружественны, как никогда, — отозвался Публио, со вздохом останавливаясь со своим столиком в некотором отдалении от гостя, зная некоторые не лучшие черты его характера. — Теперь порты Стигии открыты для наших судов, а наши порты — для них. Но хорошо бы, чтоб мой клипер не встретился с ними в открытом море. Эта проклятая посудина вошла в наш порт прошлой ночью, но что она здесь ищет я не знаю. Они ничего не продают и ничего не покупают. Я не доверяю этим темнокожим дьяволам. Их мрачная земля — родина страха.

— Передо мной они когда-то выли от ужаса, — отвернулся Конан от окна. На своем корабле под покровом ночи я вместе с черными корсарами подкрадывался прямо к самым бастионам омываемых морем замков Кеми и сжигал пришвартованные там галеры… Ну а теперь, дорогой мой господин, отведай-ка по кусочку каждого кушанья и отпей пару глотков вина, — покажи, что ты радушный хозяин и все это действительно можно есть.

Купец выполнил эту просьбу с такой готовностью, что подозрения Конана на время исчезли. Безо всяких колебаний гость сел за стол и стал уплетать за двоих.

И, пока он утолял голод, по торговым площадям и тавернам уже ходили люди, ищущие зингарца, что хотел бы продать большой драгоценный камень или попасть на корабль, отправляющийся к каким-нибудь далеким берегам. А высокий худой человек со шрамом на щеке в это время сидел, опершись локтями о залитый вином стол в грязной пивной с почерневшим от копоти потолком, и разговаривал этак человеками с десятью даже с первого взгляда отъявленными негодяями, чей зловещий вид и рваная одежда выдавали в них готовых на все услужливых мерзавцев.

И первые звезды, засиявшие на небе, осветили необычную группу всадников, подъезжавших по белой дороге к Мессантии откуда-то с запада. Это были четверо высоких, худощавых мужчин, одетых в черные накидки с капюшонами, что безжалостно гнали таких же худых, как они сами, жеребцов, усталых и покрытых хлопьями пены, как после долгой и трудной дороги. И ехали они молча, не произнося не единого слова…

Глава XIV

"Черная ладонь смерти"

Конан пробудился от глубокого сна мгновенно, словно кошка, и молниеносно вскочил на ноги, обнажая меч. Вошедший в комнату человек испуганно отпрянул в сторону.

— Ну что, какие новости, Публио? — спросил киммериец, узнав хозяина дома.

Золотая лампа на столе все еще горела, ровным мягким светом освещая грубую накидку и богатые подушки дивана, на котором спал Конан.

Купец, медленно приходя в себя от только что пережитого ужаса при виде пробуждения своего гостя, запинаясь, ответил:

— Мои люди нашли этого зингарца. Он приехал вчера на рассвете. Всего несколько часов назад он пытался продать купцу из Шема необычно огромный драгоценный камень, но тот не захотел иметь с ним дела. Говорят, что, увидев камень, он побледнел, как полотно, и убежал, словно от заразы.

— Скорее всего, это Белосо, — произнес Конан, чувствуя охватившее его возбуждение и стук в висках. — Где он сейчас?

— Спит в гостинице Гермия.

— Да, я помню эту конуру, — буркнул Конан. — Мне нужно спешить, чтобы меня не опередил кто-нибудь из портовых головорезов, прикончив его за этот камень.

Он накинул на плечи плащ и надел поданный услужливым купцом шлем.

— Прикажи оседлать моего коня и держать его во дворе в полной готовности, — велел он. — Может быть, уходить мне придется очень быстро. Я никогда не забуду, Публио, что ты сейчас для меня сделал!

И парой минут позже, купец, стоя в проеме мощных наружных дверей, провожал взглядом исчезающий в темноте силуэт короля.

— Иди, корсар… — тихо пробормотал он. — Хм… Значит, печать греха лежит на том камне, коли его ищет человек, потерявший королевство. Жаль, я не сказал своим ублюдкам, чтобы они занялись этой безделушкой. Ну, да ладно — в этом случае все могло бы пойти не по плану. Пускай Аргос забудет Амру и утонут в пыли забытья наши с ним дела. Аллея за гостиницей Гермия… — вот где Конан перестанет быть для меня опасным.