Том 12 Большой Джон - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 7

7

Елецкая собралась продолжить рассказ.

Воспользовавшись этой суматохой, Воронская заняла место Макаки, и тонкий палец девочки лег на освободившийся краешек блюдца. Лотос неистовствовала. Как и подобало вести себя посреднице живого с загробным миром, она била себя в грудь, таращила и дико поводила глазами и то шептала чуть слышно, то завывала страшным голосом, не имевшим ничего общего с обычно нежным, несколько глухим голоском ее эфирного существа.

Дортуарная Акуля начала уже заметно беспокоиться в своей выдвижной постели; сквозь сон она слышала все эти завывания.

А блюдечко бегало как живое. Буквы мелькали за буквами. Выходили стихи.

Гарун-аль-Рашид, очевидно, пожелал наградить виршами своих благонравных спириток:

"Ночь тиха, ароматом Гранадских садов,

— выводило теперь неистово танцующее по бумаге блюдечко, -

Насыщен беломраморный город,Спят и Тигр, и Евфрат у своих берегов,Спит нужда, спят печали и голод…Я Гарун-аль-Рашид, повелитель людей,Я насытил все нужды народа,Осушил слезы бедных голодных детей,Я им создал спокойные годы:Каждый мавр может кушать чеснок с колбасойИ закусывать их апельсином,Пастилу Абрикосова, с чаем порой,Или сушки Филиппова с тмином…"

— Что?!. Что такое?!. Что за чепуха!.. Сушки от Филиппова и пастила от Абрикосова!..

— При чем же тут Гранада?!. - послышался сдержанный ропот недоумевающих девочек.

— А Тигр и Евфрат, разве они протекают через Гренаду?… — возмущалась Вера Дебицкая, первая ученица. — Это невозможно!..

— Все возможно!.. Все!.. Все!.. Для духа по крайней мере, для духа Гаруна-аль-Рашида!.. — восторгалась Лотос и с пылающим лицом снова склонилась к блюдечку.

— О, великий повелитель Гренады, о, могучий калиф! — молила она. — Ты шутишь с нами. Шути, великий, если ты не гневен. Если же ты гневен, то выскажи свое неудовольствие нам. Чем мы прогневили тебя?… И скажи, могучий, чем нам умилостивить тебя.

"Нужна искупительная жертва, и когда она будет принесена, вы увидите Черного Индийского Принца, который явится к вам в эту же ночь…" — выплясывало блюдечко, и лица юных спириток приняли выражение самого острого, самого напряженного внимания.

— О, говори, великий, что нам сделать, чтобы умилостивить тебя? — вопрошала в экстазе Лотос.

Но тут блюдечко заплясало уже самым беззастенчивым образом. Стали выходить невероятные фразы и слова.

Дух, видно, забавлялся не в меру. "Пусть Додошка откажется завтра от своего пеклеванника с сыром за завтраком", — назначал дух искупительную жертву, отчего Даурская, чуть ли не плача, прошептала:

— Господи!.. Отчего же это на меня одну напасть такая!..

Но следующая фраза успокоила ее. "Пусть мой верный медиум вымажет себе нос сажей", — снова, резвясь, приказывал дух.

"И, наконец, пусть девицы Рант, Пантарова и Макарова окатят друг друга водой из-под крана".

О, это было уже слишком!..

— Дух шутит, — с мученической улыбкой на тонких губах проговорила Лотос, — надо дать отдых ему и себе… Отдохнем, подруги, и запасемся свежими силами, чтобы приготовиться к встрече с самим Черным Принцем.

— Как вы думаете, Елецкая, не надеть ли нам фланелевые юбки?… Ведь Черный Принц мужчина, а мы в одних рубашках… — предложила Малявка, лязгая зубами от холода, так как успела достаточно продрогнуть в холодной умывальной.

— Да, вы наденьте юбки. А поверх них задрапируетесь одеялами. Так будет хорошо. Мы погасим ночник, чтобы Акуля, как недостойная, когда явится «он», не могла «его» увидеть… — мечтательно, с тою же блуждающей на тонких губах улыбкой, роняла Ольга.

— Елецкая, душка, послушайте, что я вас спрошу… Надо «ему», духу, делать реверанс, как учителям и инспекторам, или кланяться головой, как батюшке и архиерею? — дергая Лотоса за рукав кофты, приставала Додошка.

— По-моему, надо делать реверанс, ведь инспектору делаем, а «он» выше, — резонировала Макарова.

— Нет, Макакенька: духу реверансов не делают, — вмешалась с самым серьезным видом Воронская и в уголках ее рта зазмеилась усмешка. — Надо попросту потереться лбом и носом об пол. Это и будет самый лучший индийский привет…

— Воронская, если ты будешь насмешничать, мы изгоним тебя с сеанса! — спокойно, ледяным голосом произнесла Елецкая. — Боже, до чего они все глупы! — в отчаянии всплеснула она руками.

— А я все-таки скажу ему, как начальнице: — Nous avons l'honneur vous saluer! (Имеем честь вас приветствовать), — волновалась, лязгая зубами, Додошка, склонившись к самому уху своей подруги Стрекозы.

— А он тебе за непочтение нос откусит, — вмешалась Воронская. — Говорю, надо на пол ничком и лбом о половицы, это самое рациональное у них выражение благоговения и восторга.

Додошка захлопала глазами и широко раскрыла рот, не зная верить ей или не верить.

Умывальная опустела, но не надолго. Вскоре в ней снова появились юные спиритки в синих, красных и голубых юбочках и в нанковых одеялах, в виде плащей спускавшихся до пят и волочившихся по полу наподобие шлейфов.

Одна Елецкая, как медиум, в отличие от подруг, вместо одеяла задрапировалась в простыню, цвет которой мог свободно спорить с ее бледным, как полотно, прозрачным личиком.

Теперь в умывальной стало темно. Кто-то проворно погасил ночник. Дортуарная Акуля, зарывшись еще глубже в своем ящике-кровати, храпела и причмокивала во сне. Луч месяца играл на ее круглом лице, на обнаженной руке и на покоившемся на полу белом листе бумаги с четко вырисованным в нем кругом алфавита.

Девочки в своих фантастических покрывалах из одеял стояли, прижимаясь друг к другу. На их лицах было написано испуганное ожидание. У Додошки Даурской громко стучали зубы. Только двое из присутствующих оставались спокойными в эту минуту. Ольга Елецкая лежала распростертая над блюдечком, с распущенными, как у русалки, волосами, с белой простыней-покрывалом, пришпиленным к голове. Она положила длинные бледные пальцы на край блюдца и с нетерпением ждала того, что скажет ей дух. Лида Воронская безмятежно сидела на краю желоба умывальника и хладнокровно болтала ножками, обутыми в красные туфли. По лицу Лиды блуждала улыбка недоверия.

Ольга Елецкая приблизила горящие глаза к самому блюдечку и произнесла глухо: — Великий дух Гарун-аль-Рашид, когда мы увидим Черного Принца?… Соблаговоли ответить нам, могучий из калифов Гренады!

Тут блюдечко сделало не то скачок, не то шарахнулось, как живое, и плавно поплыло по кругу.

"Сейчас!" — произнесло безмолвными буквами алфавита оно.

Все ахнули от неожиданности. Додошка тихонько трижды перекрестилась под одеялом. Малявка беспомощно прошептала, подскочив к Воронской.

— Вороненок, душка, я сяду около тебя… Можно?

— Садись, если не боишься со страха в решительную минуту полететь в желоб.

Но Пантарова не поняла насмешки и, тяжело посапывая носом, уже влезала на выбранный ею пост.

Черкешенка точно зачарованная смотрела в лицо Лотоса.

Последняя, не меняя позы, спросила снова:

— Еще молю тебя ответить, повелитель, в каком виде мы увидим Черного Принца в эту ночь?

И снова блюдечко отвечало, танцуя по бумаге:

"Он войдет после того, как полная тишина водворится среди вас. И ты, девушка в белом, возлюбленная посредница наша между двумя мирами, живым и мертвым, не успеешь описать трех кругов вокруг себя рукою. На третьем круге послышатся шаги, дверь в коридор откроется, и Черный Принц войдет к вам в царской тиаре и виссоне… Вы услышите шаги его за минуту до появление Принца…"