Том 13. Большая Душа - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 28

— Бабуся! Неужели правда? И вы отпустите нас на "розовую дачу"? — едва успев докончить чтение письма, вскричала Соня. — Девочки, да понимаете ли вы, что это такое? Ведь на "розовой даче" — целый рай! Удовольствий и развлечений — не обобраться. Какие, я слышала, там игрушки есть у мальчиков! Какие чудные книги! Целая библиотека. А в саду качели и гигантские шаги. И пруд есть, а на пруду лодки. Одним кататься можно и самим грести. Потом пони и шарабан-плетенка, специально для детей, чтобы без взрослых ездить можно было. И потом кролики. Ручные кролики! Понимаете? Душки такие, беленькие, красноглазые, ну просто восторг!

Соня-Наоборот так вся и горела, спеша изложить товаркам все сведения по поводу "розовой дачи".

И девочки жадно ловили каждое ее слово, не сомневаясь в Сониной искренности: они были осведомлены о знакомстве Сони-Наоборот с мальчиками Бартемьевыми еще летом.

Восхищение Сони передалось и им всем.

— Ты говоришь, лодочка на пруду, и можно самим грести и рулем править? — вырвалось даже у «благоразумной» Аси.

— И гигантские шаги? Я их люблю безумно, — подхватила Надя Павлинова.

— Да, да! Особенно когда тебя заносят! — вторила ей ее сестра, Люба.

— А кролики, девочки? Кролики-то ручные! Подумайте только, что это за восторг, — гудела своим забавным баском Маша Попова.

— Бабуся, ведь мы до вечера там пробудем? — Черные глаза Аси так и впились в лицо бабушки в ожидании ответа.

Даже Марина Райская — и та вышла из своей обычной рассеянной мечтательности и, широко раскрыв и без того огромные глаза, проговорила, обращаясь к Рите:

— Ах, Риточка, вот где мы чудесно проведем время!

Одна только Зина Баранович не разделяла общего оживления. Она то презрительно щурилась, то пожимала плечами: наконец, не вытерпев, шепотом обратилась к стоявшей подле нее Миле:

— Ты, кажется, тоже пришла в дикий восторг от этого приглашения, Эмилия? Есть чему радоваться тоже! Глупые девочки. Подумаешь, каких-то кроликов, гигантских шагов и чужих игрушек не видали! Положим, для тех, кто не бывал в больших аристократических домах, для того, конечно, такое приглашение — огромное счастье. Но мне оно, положительно, безразлично. Хотя, разумеется, я не прочь побывать лишний раз в высшем обществе, к которому принадлежит моя семья, но я не понимаю только одного: чего ради так бесноваться?

Однако Миля Шталь, всегда выслушивавшая речи Зизи, сейчас менее всего была внимательна к словам своего кумира. Ее занимало не менее других девочек предстоящее посещение "розовой дачи". И она казалась сейчас оживленнее, чем когда-либо.

Но больше всех суетилась и радовалась все-таки Соня:

— Бабуся, да ведь нас зовут на 10 октября, а ведь 10-е послезавтра! Так?

Не отвечая девочке, Анастасия Арсеньевна взглянула на нее долгим пристальным взглядом. И что-то дрогнуло вдруг под этим пристальным взглядом в сердечке Сони.

— Бабуся! Что вы? Вы хотите мне что-то сказать? — срывающимся голосом спросила она.

— Да, именно, я хочу тебе сказать что-то. Но об этом после; а пока обсудим, дети, наш послезавтрашний визит к Бартемьевым.

И опять тот же значительный взгляд направился в сторону Сони.

Теперь маленькое сердечко уже забилось сильнее. Что-то было в глазах Зариной, что неясно напомнило девочке о недавнем происшествии, оставившем некоторый след в ее душе.

"Неужели же? Да неужели? Быть этого не может! Бабуся никогда не решится вспоминать старое. Неужели у ней хватит жестокости вернуться к тому, что было месяц назад, и взыскивать за давно прошедший проступок с нее, Сони?" — то вспыхивало, то гасло во взволнованном новыми мыслями мозгу Сони. И тут же девочка успокаивала самое себя:

"Нет, нет, невозможно это", — тут же решила она. И снова томилась через минуту новыми сомненьями. Эти тревожные мысли девочки были прерваны появлением m-lle Алисы, только что окончившей урок французского языка у младших.

А почти следом за швейцаркой-воспитательницей в классную вошла учительница русских предметов Марья Ивановна Иванова.

— Что у вас нынче задано на урок географии, Марья Ивановна? — спросила преподавательницу Зарина.

— Сибирь мы проходим в настоящее время, Анастасия Арсеньевна, — ответила та.

— Сибирь? По твоей части, значит, Марушка? — ласково кивнула Райской бабуся.

Она, как и все здесь в пансионе, знала горячую привязанность Марины к ее родине.

И вот нечто похожее на улыбку осветило и сухое, холодное лицо преподавательницы.

— Любить свою родину — конечно, весьма похвально, я не могу не одобрить такого чувства. А только зачем вы мне вместо книги географии православный катехизис подсунули, девица, вот уж такую рассеянность я никак одобрить не могу! — И суровые глаза учительницы вопросительным взглядом вскинулись на Мару. Девочка совсем сконфузилась.

— Рассеянная она у нас, Марина, — словно оправдывая Райскую перед учительницей, проронила бабуся. — Кажется, это с тобой случилось, Мара, что вместо истории Ветхого завета, рассказа о Товии, ты отцу Якову стала декламировать немецкие стихи?

Увы! Это было на самом деле так. Действительно, был такой случай с Мариной, в прошлом году на уроке закона Божия.

— Но зато уж нынче она не ошибется, — с ободряющей улыбкой в сторону смущенной девочки заметила Анастасия Арсеньевна. — Свою Сибирь, я думаю, Марина знает лучше всех нас. Не правда ли, Марушка?

— Конечно, бабуся.

А Соня-Наоборот в это время думала, сидя за своей партой: "Какая добрая бабуся нынче. Шутит, смеется. Так неужели же она, эта доброта и великодушие, неужели она будет беспощадна к своей любимице Соне?

И весь урок словно на горячих угольях просидела девочка.

Под самый конец его ей пришлось отвечать заданное. Смело водя линейкой по карте Европейской России, Соня-Наоборот бойко сыпала названиями гор, рек, городов.

Сибирь она выучила назубок, как говорится, и Сибирь должна была, по ее мнению, вывезти ее, Соню. Ведь удачные ответы так всегда радовали бабусю!

— Хорошо, — заметила она и сейчас Соне, одобрительно поглядывая на свою любимицу.

— Хорошо, — подтвердила и редко удостаивавшая кого-либо своими похвалами Марья Ивановна.

Ах, как окрылили они, эти похвалы, сейчас Соню, заронив надежду в ее сердечко.

И когда по окончании урока географии воспитанницы встали парами, чтобы идти ужинать в столовую, она, почти уже спокойная, подошла к подозвавшей ее Анастасии Арсеньевне.

— Вы хотели мне что-то сказать, бабуся?

— Да, моя милая. Сказать или напомнить, вернее, о том, чему изменила на этот раз твоя прекрасная память, девочка.

И глаза Анастасии Арсеньевны снова остановились на лице Сони с тем самым испытующе-внимательным взглядом, каким она уже смотрела на нее по прочтении пригласительного письма. И опять, как давеча, беспокойно дрогнуло Сонино сердце.

"Вот оно, начинается!" — молнией пронеслось в ее мозгу. Увы! На этот раз она не ошиблась.

Всегда добрые глаза бабуси теперь строго смотрели в глаза девочки, в то время как сама Анастасия Арсеньевна не произносила ни слова. Целую минуту, показавшуюся вечностью Соне, длилось это мучительное для нее молчание.

— Итак, ты, надеюсь, вспомнила обещанное тобою, Соня? — спросила Зарина.

— Что именно? — едва нашла в себе силы произнести девочка, хотя отлично понимала, к чему ведет речь Анастасия Арсеньевна. И тут же, под наплывом нового порыва, горячо заговорила:

— Да, да! Я ничего не забыла, бабуся, и все помню хорошо. И то, что я провинилась, помню. И то, что наказание еще не отбыто мною. Я помню также, что, по обоюдному решению с вами, должна лишить себя первого самого приятного для себя удовольствия, которое представится в ближайшем будущем мне. И вот оно представилось, это удовольствие, бабуся. Я понимаю отлично, что должна отказаться от него. И, конечно, откажусь. Ведь это необходимо, не правда ли, бабуся?

В душе своей Соня еще надеялась на благоприятный для себя исход, надеялась на великодушное решение бабуси, на ее прощение.