Крайняя мера - Стивен Мартин - Страница 14

Грэшем до сих пор не понимал, как дерзкому найденышу, незаконной дочери простой крестьянки удалось стать его возлюбленной.

Однажды он вернулся домой поздно, весь погруженный в мысли о своих делах. К тому времени подобранная на дороге худышка успела превратиться в ослепительно красивую семнадцатилетнюю девушку с властным характером. Расхаживая по комнате Генри, Джейн с неподдельным гневом разоблачала вороватых слуг, покусившихся на деньги хозяина.

— А кроме того, милорд, есть еще одно тяжкое преступление, за которое вы должны ответить! — неожиданно заявила девушка.

— И что же это такое? — усталым голосом поинтересовался Грэшем, размышлявший в тот момент о проблемах, которые повлияют на весь христианский мир, не говоря уже о его собственной бессмертной душе, — Неужели кухарка заказывает в лавке слишком много цыплят?

Девушка стояла перед ним, высокая и стройная, прямая, словно стрела для арбалета, озаряя своим присутствием всю комнату.

— Вы, человек, который имеет все права считать меня своей собственностью, ни разу не взглянули на меня как на женщину!

Итак, Грэшема взяли приступом, и в ту ночь, к их обоюдному удовольствию, он доказал, что может нечто большее, чем просто смотреть на Джейн как на женщину. Однако наутро Генри почувствовал себя не просто мужчиной, удовлетворившим свою страсть в ночь любви. Такого ужаса он не испытывал ни разу в жизни, даже когда стоял перед испанскими пушками. Генри Грэшем вдруг понял, что влюблен. Он этого не хотел и старался не впустить любовь в свою жизнь, считая ее досадной помехой. И ничего не мог поделать.

Впрочем, Джейн упорно отказывалась выйти за него замуж, несмотря ни на какие доводы Генри.

— Ты завладела моим телом и, вне всякого сомнения, хотела получить и мою душу еще тогда, когда я впервые увидел тебя у того злополучного пруда! Я же сказал, что люблю тебя! Почему ты не хочешь стать порядочной женщиной, моей женой, а заодно и из меня сделать порядочного мужчину? Разве я похож на жирного урода? Или от меня дурно пахнет? А может, я недостаточно богат для тебя?

В ту ночь они занимались любовью, а потом Джейн отвернулась к стене, тихая и умиротворенная. Пламенную речь Генри она восприняла совершенно спокойно, и это разозлило его еще больше. Вдруг Джейн повернулась и посмотрела на Генри так, что в комнате повеяло холодом.

— Мое тело отблагодарило тебя. Это все, что мне даровал Господь, а остальное принадлежит кому-то иному. Ты получил все, что я могу сейчас отдать, а если хочешь большего, придется подождать.

— Но ты же показала мне свои сокровенные места и даже позволила попользоваться ими в свое удовольствие!

Грэшем вспомнил, как Джейн показывала ему свои раны. Она тихо улыбнулась в ответ, и на душе у Генри сразу потеплело.

— Я показала тебе самые сокровенные места моего тела и сделала это с радостью. — Девушка повернулась к Грэшему спиной, и ее последние слова прозвучали так, словно она находилась далеко-далеко от их дома. — Что до сокровенных уголков моей души, то тебе придется подождать.

Такого пожелания доброй ночи Грэшем еще не слышал.

И вот уже идет 1605 год, и он лежит один на широченной кровати. С их первой встречи прошло много лет, как и с той первой ночи, когда Джейн подарила ему свою невинность. Все эти годы Грэшем был околдован женщиной, которую полюбил, как только увидел у грязного деревенского пруда. Генри почти засыпал, и перед ним в полусонном сознании мелькал знакомый мирок Кембриджа, на смену которому пришел полный опасностей мир Роберта Сесила, а потом привиделась Джейн со своими неразгаданными тайнами. Он погрузился в тяжелую полудрему. Сесил кричал, что скоро любовница Грэшема будет избрана директором Королевского колледжа, и Генри подумал, что это не первый случай, когда незаконнорожденный назначается руководителем колледжа.

Вдруг во сне перед ним всплыло распухшее лицо Уилла Шедуэлла.

— Берегись! Берегись! — стонал Уилл. — Воды, в которые ты погрузился, слишком глубоки для твоей души!

— Я потерял душу много лет назад, — прошептал Грэшем. — И всю свою жизнь я провел в глубоких водах.

Призрак Шедуэлла исчез, и Генри мирно заснул. Но перед этим он вспомнил имя мужчины, склонившегося над кружкой в таверне «Русалка».

Уинтер. Роберт Уинтер. Что он знает о Роберте Уинтере? Он еще вспомнит, как вспоминал все и всегда.

Глава 3

Отец Гарнет чувствовал себя так, словно его заточили в темницу. Деревянно-кирпичное здание, в стенах которого скрывалось огромное количество тайников, в течение многих лет служило иезуитам надежным убежищем. В камине весело потрескивал огонь, лучи заходящего солнца мягко освещали отделанные дубом стены, а на столе стояла бутыль с вином. О такой тюрьме можно только мечтать. И все же тюрьма всегда остается тюрьмой.

С соседнего луга донесся горестный плач кроншнепа, отзываясь болью в душе священника. За всю свою жизнь отец Гарнет не ощущал такой усталости. Нет, он не разуверился в религии, и всякий раз, когда призывал на помощь Создателя, на него, как и прежде, накатывалась волна щемящей нежности и пронизывающей душу любви. Его чувства ничуть не ослабели и не стали менее искренними. Просто иногда человек доходит до крайней степени изнеможения.

Сколько лет ему пришлось провести в Англии, сражаясь за истинную веру, не щадя жизни? Ведь вера и была его жизнью.

Отец Гарнет уже не помнил, сколько времени скитался по разным домам, меняя костюмы и внешность, шепотом читая мессы в чужих комнатах с плотно закрытыми ставнями. В Англии священник-иезуит чувствует себя диким зверем, на которого идет непрестанная охота. Но загнанному зверю по крайней мере даруется легкая смерть. Пойманного католического священника привязывают к деревянной решетке, которую прикрепляют к лошади, а затем таскают по всем улицам на потеху толпе, пока не довезут до эшафота. Там его подвесят за шею, но не дадут умереть сразу, а несколько раз перережут веревку, потом отрежут гениталии и швырнут в лицо. Наконец палач возьмет нож и вырвет из груди сердце, чтобы показать окровавленный кусок мяса ревущей в исступлении толпе: «Вот сердце вероотступника и предателя!»

Погруженный в мрачные мысли отец Гарнет уже чувствовал шероховатую веревку у себя на шее и слышал зловещий скрежет металла. Что это, минутная слабость? О чем же молить Господа? Об избавлении от страшных мук или, наоборот, чтобы Всевышний испытал его и избрал мучеником во имя святой веры? Будучи человеком достойным, священник не просил ни того ни другого, так как первое является трусостью, а второе противоречит истинной вере. Он просто молил Господа даровать ему мудрость для постижения истины.

«О Господи! Почему ты покинул меня?»

Услышав стук копыт за окном, Гарнет насторожился и выжидающе посмотрел на колокольчик над камином. Если это верный слуга с предупреждением о грозящей опасности, придется срочно бежать через коридор в соседнюю комнату, прихватив с собой бутыль и бокал. Никто не должен догадаться о его присутствии. В камине поддерживался слабый огонь, а пепел в корзине свидетельствовал о том, что его разжигают каждый день. За камином находилось убежище, куда можно попасть с помощью тайного рычага. В убежище на видном месте лежали четки и распятие, а по углам валялись засохшие остатки пищи и экскременты. Прислуге приказали справлять здесь нужду каждые три дня, чтобы у шпионов, явись они сюда, не возникло сомнений относительно местопребывания католического священника.

Настоящее убежище, с трудом вмещавшее двоих человек, находилось еще дальше, и проникнуть туда могли только люди, которые точно знали, что для этого нужно сделать. Даже самый жаркий огонь, разведенный в камине, не мог причинить вреда обитателям второго убежища, хотя находиться в это время в первом было весьма опасно.

Со стороны будки привратника послышались радостные возгласы приветствия, и отец Гарнет успокоился и снова удобно расположился на стуле.