Под парусом в Антарктиду - Карпенко Георгий - Страница 29

В один прекрасный день мы, сменив шорты на брюки и шлепанцы на более подходящую обувь, погрузились в две машины на набережной напротив «Урании-2» и отправились в ресторан. Это был «мясной» ресторан, которых много в Бразилии и еще больше в Аргентине, в котором тебе предлагается около сорока-пятидесяти различных блюд из мяса высшего качества. Подача тоже заслуживает внимания, так как вокруг длинного стола, за которым мы сидели, постоянно кружила вереница мужчин-официантов, держа в руках хитроумные приспособления с мясными блюдами, и по твоему желанию отрезали на твою тарелку приглянувшийся тебе кусок. Фоном к этой мясной кухне был шведский стол с таким ассортиментом, что можно было питаться здесь не одну неделю, ни разу не повторяясь. Юра, сын коммуниста, видимо, не разделял светлые идеи своего отца по построению счастливого коммунистического общества в Бразилии. Он несколько по-иному воспринял его уроки и теперь укреплял процветание собственной коммерческой фирмы. Тем не менее он с теплотой говорил о том периоде в несколько лет, когда они всей семьей жили в Москве под крылышком КПСС. Во всяком случае, такой поворот истории вполне устраивал экипаж «Урании-2», в противном случае мы тут так классно не угощались бы.

Мы хорошо посидели, и я был рад, что не забыл выпить перед этим две таблетки фестала, чтобы переварить тот объем мяса, спрессованный пивом и красным сухим вином, который принял желудок. Наши благодетели, Юра и Горацио, были в полном семейном составе, и поэтому за нашим длинным столом сидело не менее двадцати человек. Ребята интересовались нашим плаванием, и мы в короткие промежутки между тостами выдавали им информацию. Вегетарианец и переводчик Дима пожаловался на то, что, переводя туда и обратно, не успевает как следует закусить. Наверное, от этого он вдруг предложил мне везти дам в Антарктиду, а оттуда попутным кораблем они благополучно сами доберутся до Австралии! Хорошо, что хоть я закусывал, а то точно бы ударили по рукам и отправили наших дам куда подальше.

Стоило приехать Чубаркину, как все стали болеть. Причем это были в основном простудные заболевания, несмотря на дикую жару, от которой даже ночью было трудно заснуть. Артур днями сидел в кают-компании, сортировал лекарства и писал нам инструкции на будущее, чем и как болезни лечить. Он завел «Журнал приема больных» и записывал туда всех, их болезни и что он им прописал. Вообще было приятно поскулить, жалуясь Чубаркину на какую-нибудь болезнь, пусть пустяковую, и с радостью доверить ему свое тело. Нас можно было понять, мы долгое время были лишенны ласки, заботы, и тихого, успокаивающего слова. Артур в полной мере владел всем широким арсеналом врачевания, он был заботлив и мягок. Меня удивляла его ненавязчивая, но упорная забота, с которой он заставлял нас лечиться и, особенно, долечиваться.

Юра договорился, чтобы нас заправили соляркой в яхт-клубе с хорошей скидкой. В яхт-клубе было очень тесно для такой лодки, как «Урания-2», тем более, что вот уже как три года на ней отсутствовал задний ход. Но мы не подавали виду, что его у нас нет, слушали многочисленных советчиков из числа обслуживающего персонала яхт-клуба и поступали по-своему. Это позволило нам не потопить несколько стоящих рядом пластиковых игрушек, стоимостью как минимум по пятьсот тысяч каждая. Вообще, всегда, когда беда казалась неминуемой, я тут же успокаивался и делал, как оказывалось потом, все четко, ребята чувствовали это и тоже не «мельтешили» — и нас «проносило». После посещения яхт-клуба «Ура-нией-2», к нам начали относиться по-другому, и это было приятно в этой чужой стране.

Вскоре прилетел Боцман, здоровый и сияющий, несколько скованный в движениях, но, как сказал Чубаркин, это всего лишь реакция организма, которая исчезнет со временем. Боцман сходу, с блокнотом, карандашом и калькулятором, окунулся в свои закрома и уже к вечеру сообщил, что основного продукта, такого как рис, лапша, вермишель, пшено, сахар, мука, у нас около 220 килограммов. Этого должно хватить до Камчатки, а вот таких вкусных вещей, как тушенка, рыбные консервы, сгущенка, осталось на три-четыре недели. Оливки, галеты, печенье кончились, но зная Боцмана, нетрудно было догадаться, что он припрятал кое-что до поры. Наконец-то мы получили аргентинские визы, Боцман не попал в число их обладателей и с этого момента перешел на нелегальное положение, приготовив себе место за расходным танком в машинном отделении, где должен был находиться в момент пересечения границы Бразилии с Аргентиной.

С Валерой и Аркадием мы поднялись напоследок на «Сахарную Голову» и понаблюдали за полетом почти бесхвостых орлов, парящих в пространстве под нами в гонке друг за другом. Купили выборочно овощи и фрукты под общим названием «скоропорт», поставили печати в знакомой нам префектуре, и утром 19 декабря отвязались от бочки. Тихим ходом подались на выход из гавани Ботафогу.

Меня ждут: две женщины — моя мама и жена Людочка, мои дети Галка и Анка, брат Юрка и мои друзья. И я иду к ним в своей кругосветке. То, что стало откровением в экспедиции, — я совершенно не могу без них. Это пытка — и я буквально обливаюсь слезами, когда кручу колесо штурвала и гоню «Уранию-2» в океан, навстречу пологой и могучей зыби.

В середине Атлантики, хорошо продуло, и эта зыбь, в которой сейчас кувыркается яхта, пришла оттуда. Но пока я ухожу от своего дома все дальше и дальше, и уходить буду еще около четырех с половиной тысяч миль, до того, пока мы не упремся в Антарктиду. Ну, а после Беллинсгаузена мы только и будем делать, что идти к родному дому. И больше ничего! И больше ничего.

Какие-то дрова под лавкой, тряпки, банки, даже лопата для снега под ногами в кокпите возвращают меня к действительности. Все это крайне нужно Иван Ивановичу, эти орудия труда буквально роятся вокруг него. И страшно воняет с правого борта из воздушников семейного гальюна. Дима лежит пластом с температурой и зубами — откачать некому. Дамы уедут — закрою гальюн! Зову Ивана и указываю ему на бардак, который он развел в кокпите на боевом корабле. Иван молодец, он не спорит, он такие моменты понимает не хуже меня и быстро все рассовывает по местам. Боцман и Дима в этом случае принялись бы спорить. Боцман больше для проформы, а через некоторое время убрал бы в лучшем виде, а Дима был посерьезнее клиент, он как бы не понимал, почему к нему пристают, хотя был вроде как профессиональный моряк, который в первом же плавании начинает догадываться, что такое флот и начинает ощущать незыблемость Основных Понятий, действующих на любом корабле и мало измененных, скажем, за двести последних лет. И я опять почти обреченно думаю, что по мере того, как у нас будут таять силы, мы будем все агрессивнее отстаивать свои сиюминутные соображения. И я в состоянии попридерживать свою правоту и не пускаться по каждому случаю в полемику. И еще есть у нас мудрый Чубаркин Артур! Как хорошо, что он все-таки выбрался к нам, во-первых — свеженький, во-вторых до того умный — не на словах, а просто сам по жизни такой. Я видел, что он меня понимает и принимает и поэтому пройдет со мною до конца. Для меня осознание этого было маленьким духовным праздником здесь, в 30 тысячах километров от дома, без денег, почти без жратвы, в преддверии больших испытаний Южным океаном.

Тем временем мы ушли от берегов и пошли по волне на юго-юго-запад. Пришел ветер, большие волны стелились в направлении нашего пути, «Урания-2» под всеми парусами шла в бакштаг и временами выходила на фордак, подбрасывая рулевому адреналина в кровь, заставляя его молниеносно перекладывать руль, возвращая ее на более безопасный бакштаг. Волна накатывалась с кормы, задирая ее высоко в небо. «Урания-2» оказывалась сидящей между двух волн, как в люльке, и теперь вал, придя под корму, подхватывал яхту и ускорял ее ход, проходя под корпусом, вспениваясь впереди и выше бушприта. Яхта ныряла носом в образовавшуюся яму и неслась на гребне следующей волны в какой-то несуразной позе — носом вниз, пока следующая волна не выравнивала ее, и снова проваливала нос и уходила вперед. Мы хорошо бежали, делая по 30 миль за вахту, и вошли с этим ветром в ночь, и я опять остался с Артуром на его вахте, потому что у Димы поднялась температура. К утру ветер зашел, стало поддувать в морду с юга сильнее и сильнее. Пошли в берег.