На углу, у Патриарших... - Степанов Анатолий - Страница 49

Слишком длинен был монолог. Тарасов успел и испугаться до смерти, и оклематься немного. Сказал осторожно, но почти уверенно:

— Не прикончишь. Заробеешь. На голени, насколько мне известно, машинку с глушителем не пристроишь. А на полный выстрел менты оттуда вмиг примчатся. Ты и до своего «Ауди» добежать не успеешь. Вот и прикинь, что к чему. — Говоря это, Тарасов уже держал руку в кармане.

И Авила разом успокоился: он лишь разыгрывал блатную истерику. На всякий случай он все же оскалился урожающе:

— Опасаешься меня, клоп. Специально к хитрому домику привел.

— Опасаюсь, но не боюсь, — согласился Тарасов. Он солгал лишь наполовину. — Давай рассуждать здраво.

— Рассуждай, — разрешил Авила.

— Мне необходимы три месяца тихой воды. Китаец на свою голову решил меня в депутаты двинуть. Эти три месяца я должен быть эталоном человека и гражданина. А вдруг? Вдруг какой-нибудь Никольский при нашей активности напрямую на убийство Кости выйдет? Полежать надо, полежать. А потом, когда я депутатом стану, за Китайца всерьез возьмемся. Я ни от чего не отказываюсь, Никита.

— Пойду, выпью, — решил Авила и направился к стойке. Бармен мигом налил сто пятьдесят. Взяв в правую руку стакан, в левую — тарелку с орешками, Авила встал, опершись спиной о стойку и уперся в Тарасова тяжелым взглядом. Тот не выдержал взгляда, поднялся, подошел.

— Мне пора, Никита. Мы договорились. Издержки я беру на себя.

Авила, не отрываясь от стакана, опрокинул в себя сто пятьдесят и похрустел орешком.

— А все-таки ты змей, Тарасов! — изрек бандит, гадливо скривясь.

Лепилов и Шевелев стояли у хлипкой двери на первом этаже замызганной пятиэтажки. Лепилов, опершись о косяк, устало толковал через закрытую дверь:

— Маргарита Егоровна, мы из милиции… из милиции! Ну, хотите, я под дверь свое удостоверение просуну?

Из-за двери раздался немолодой, но боевой старушечий голос:

— А зачем мне твое удостоверение? Нынче у каждого бандита удостоверение.

— Откройте же, поговорить надо, — едва не умолял Лепилов.

— Не открою! — стояла на своем бабка.

— Тогда мы во двор выйдем, а вы к нам спуститесь и там поговорим, — нашел вариант Шевелев.

— Никуда я не пойду! — отрезала старуха.

— Ну, тогда я вашу хилую дверь вышибу к чертовой бабушке! — взбесился Лепилов, почти уже готовый привести свою угрозу в исполнение.

— Попробуй, попробуй! — хихикнула вредная бабуся. — Ответишь за выбитую дверь-то! Наш участковый на тебя управу быстро найдет!

— А участковому вы откроете? — с надеждой спросил Лепилов.

Маргарита Егоровна немного помолчала, обдумывая вновь поступившее предложение.

— Вот ты приведи его, а там посмотрим! — вынесла она наконец свой вердикт.

— Шевелев! — прорыдал Лепилов. — Будь другом, отыщи ты его! Время, время! Нам Никольский головы поотвинчивает. А я здесь посижу, покараулю, а то эта бабка еще смоется куда-нибудь.

Шевелев по лестнице ссыпался вниз, а Лепилов уселся на ступеньках.

— Шпана и есть шпана! — раздалось из-за двери. — Бабка я ему, видите ли!

… — Что ж вы, Маргарита Егоровна? — строго спросил участковый лейтенант. — У товарищей срочное и важное задание, а вы их в дом не пускаете.

Вчетвером они сидели за круглым столом с кружевной скатертью.

— Да как же теперь чужого в дом пускать! — объясняла Маргарита Егоровна, этакий колобок лет семидесяти пяти. — С тобой я ничего не боюсь, а так — страшно.

— Спрашивайте, товарищи, — милостиво разрешил операм участковый.

— Вы, Маргарита Егоровна, являетесь владелицей автомобиля «Ауди», — осторожно начал Шевелев. — Где сейчас ваша машина?

— Какая машина? Нет у меня никакой машины, — удивилась старушка.

— Ну как же!… — Шевелев был само терпение. Он достал из кармана листок. — Вот справка из ГИБДД. Машина у вас «Ауди» девяносто девятого года выпуска.

— Так это не моя машина! — обрадовалась Маргарита Егоровна. Не так проста она была, как хотела казаться. — Мой бывший сосед Костик Кузьмин за приятеля своего просил, банкира, который не хотел, чтобы за ним лишний автомобиль числился. Вот я и дала доверенность на покупку.

— А потом еще одну — на вождение, да? — не выдержал Лепилов.

— Да уж и не помню я! — отмахнулась бабуся.

— Ну, а фамилию банкира помните? — напирал Лепилов.

— Куда уж мне, все забываю… — жалостно потупилась старушка.

— Нотариальную контору, где два раза были, хоть помните? — без всякой надежды на положительный ответ спросил Шевелев.

— Помню, помню, как же! — обрадовался вдруг колобок женского пола. — На Профсоюзной!

— Тогда собирайтесь, Маргарита Егоровна, поедем на Профсоюзную, — устало и облегченно вздохнул Лепилов.

У нотариуса дело пошло полегче, но тоже не без завихрений. Эффектная дама, строго постукивая указательным пальцем по столешнице модернового стола, холодно сказала:

— Но существуют этические нормы, определяющие наши взаимоотношения с клиентами. Мне как юристу крайне неудобно…

— И нам как юристам крайне неудобно выступать перед вами в качестве просителей, мадам! — Лепилов был на пределе. — Один из ваших клиентов обоснованно подозревается в организации тягчайшего преступления, а вы нам про этические нормы!

— Вас не затруднит быть хотя бы элементарно вежливым? — произнесла крайне воспитанная мадам-нотариус тоном завзятого ментора.

— Постараюсь, — Лепилов заставил себя улыбнуться. — А вас не затруднит дать нам необходимые сведения?

— Только под полную вашу ответственность, — частично сдалась мадам. Развернувшись на вращающемся стуле, она оказалась лицом к картотеке и — о чудеса техники! — безошибочно извлекла нужную папку. Крутанулась обратно к столу, раскрыла папку и извлекла из нее копию доверенности. — Здесь все данные: фамилия, имя, отчество.

Лепилов торопливо прочел вслух:

— Самойлов Лев Константинович. Садово-Черногрязская… Какой, к черту, Самойлов?!

— Миша, может, вторые документы? — подсказал-напомнил Шевелев, сидевший здесь же рядом с Маргаритой Егоровной.

— Господи, совсем от этих баб ошизел! — Лепилов потряс головой и, осознав, что сказал, поспешно извинился: — пардон, мадам! — Потом быстренько достал из кармана фотографию и положил на стол. — Это он?

Брезгливо, одним пальцем развернув фотографию к себе, мадам засомневалась:

— Вы должны понять, наша клиентура настолько велика, что лица мелькают, как в калейдоскопе… Может быть, и он…

Забытая всеми Маргарита Егоровна прорвалась наконец к столу. Мгновенно схватила фотку и, отведя ее от дальнозорких глаз, закричала:

— Он, точно он! Лев Константинович!..

— Ох, и жох твой цыганский барон! — войдя к Никольскому, сказал Беляков.

— Все уладили, Виталий Петрович? — с приятной улыбкой подчиненного спросил Никольский.

— Не уладил, а совершил должностной проступок, — важно поправил его Беляков и тут же успокоил сам себя: — Ну, да ладно, все равно увольняюсь, — и опять вспомнил цыгана: — Ну, прохиндей цыганский, ну, ловчила!

— Ему по рангу положено, — ухмыльнулся Сергей. — Барон все же.

— Так-то оно, конечно, так! — согласился Беляков. — Но ты думал, что его до донышка выскреб, а он до самого конца, пока эти бабы на волю не вышли, кое-что при себе держал.

— Но вы-то доскребли? — Никольский продолжал улыбаться.

— Сам отдал. И действительно важное для тебя, — заявил Беляков теперь уже совершенно серьезно.

— Что, если не секрет? — сразу напрягся майор.

Подполковник опять повеселел.

— У меня секретов нет, слушайте, детишки! Папы этого ответ помещаю в книжке, — радостно процитировал Беляков. — У хитрована этого цыганский номер «Борза» был записан. А цыганский этот номерок полностью совпал с номером автомата, из которого застрелили сутенера.

— Вы официально запротоколировали, Виталий Петрович? — заволновался Сергей.

— Будь уверен, запротоколировал, — успокоил его Беляков. — При свидетелях, все чин чинарем. Теперь ты должен взять Авилу!