Путаный след - Давыдов Сергей Давыдович - Страница 47

— Ну как ты можешь! — негодовала она. — Не-ет, видно, драть тебя придется!

Виталька взглянул на прилавок. Толстенная Граммофониха в сбившемся набок платке, в мужском пиджаке, лопнувшем на плечах, красовалась на нем во весь рост. В одной руке она держала яблоко, другую, сжав в кулак, протягивала к носу перепуганного до смерти человека с реденькой забавной бородкой.

— Это дьячка она так, что ли? — узнала мать.

— Ну да! — кивнул Виталька.

— Что ты на меня уставился? — снова повысила она голос. — Вот как ты торгуешь. Бабушка старенькая и то по три ведра продавала!

— Да ну… будто мы торговцы.

— Что значить — торговцы! Мы свои продаём. Что им гнить, что ли?

— «Свои, свои»! Вон у Сейго нет яблок, значит, я с него деньги брать должен?

— Зачем с него брать? Ему и так дадим. Пусть приходит.

— А с других можно?

Мать рассердилась:

— Хватит языком чесать! Вот посмотрю, сколько ты сегодня продашь!

И снова стоит Виталька рядом с «Правой» и «Левой», и торговля у него опять не идёт. Погода чудесная, с Днепра доносятся крики мальчишек, а тут считай гривенники.

К Граммофонихе подошел мужчина в соломенной шляпе. Он все ещё размахивал раком с болтающейся клешней. Виталька слышит, как он говорит Граммофонихе:

— Привет тебе, о Дульцинея Покровская! Закуска есть, не хватает на пиво. — И он помахал раком перед самым её носом.

— Васька, не треплись, — гудит торговка. — Хватит хулиганские словечки употреблять!

Но тот, слегка покачиваясь, продолжает:

— Двадцать две копейки отпусти племяннику, Иоланта! Родному единственному племяннику!

Виталька не выдержал и прыснул. Иоланта!

— Что ты всё выражаешься?! Матюжник!

— Тетя, сколько раз говорил: надо читать классическую литературу! — Он снял шляпу и сделал попытку поклониться. — Королева Марго, двадцать две копейки.

— Да провались ты! На, возьми! Постой, у меня к тебе дело есть. — Она понизила голос.

Теперь до Витальки долетали только отдельные слова. Но эти слова заставили его насторожиться. Граммофониха явно говорила о старике. Что-то ей надо было от него. Он запомнил: «И тогда тебе дом, а я уж садом распоряжусь. Хватит тебе в общежитии жить».

Неожиданно среди покупателей Виталька увидел свою классную воспитательницу. Не успел даже отвернуться, как учительница заметила его.

— Здравствуйте, Вера Андреевна, — опустив голову, поздоровался Виталька. Он почувствовал, как жарко запылали у него щеки.

Ответа не последовало. Когда Виталька поднял голову, учительницы не было видно. Не захотела разговаривать!

— Посмотрите тут! — крикнул он старухам и бросился за учительницей. Надо ей объяснить, что не сам он пошел сюда, что его заставили торговать. Но вместо учительницы нос к носу столкнулся со Славкой.

— С-сегодня вечером будет дождь.

— Какой ещё дождь! Жарища.

— Г-галоши не забудь.

— Смеешься, да? У меня тут такие дела.

Вместо ответа Славка протянул ему записку:

— Во, видел? Нева так Нева!

Но Виталька лишь рукой махнул. Ему было не до шуток.

— Да ну тебя с Невой! Меня сейчас Вера Андреевна застукала! Учительница! Брошу я всю эту коммерцию и сбегу.

Славка недоверчиво покосился на друга:

— Не бросишь. Давай торгуй. А мне есть охота! Два часа из Д-днепра не вылезал. Дай тридцать копеек. В столовую пойду.

Виталька немного подумал:

— Пошли! И я с тобой. Бери ведро.

В столовой над столиком висел плакат, призывавший продавать овощи и фрукты тресту столовых. Славка поглядел на плакат, потом сказал:

— 3-знаешь, куда дед ходил?

— Ну?

— В интернат.

— А-а, опять яблоки интернатским дарит? Он каждый год так. То детдому, то в больницу. Мама говорит, что зря он с ними возится, с яблоками со своими. Всё равно сам не пользуется.

— М-машина придёт интернатская. Дед велел нам помогать в ящики упак-ковывать.

Виталька вздохнул. Целую машину отдаёт. А тут трясись над каждым яблоком!

— Чашки деревянные тоже.

— Что — тоже?

— Отдает и-интернатским.

— А-а. Жалко чашки. Точил, точил. Я их разрисовать не успел.

За стол напротив села женщина. Официантка принесла ей меню и поставила на стол вазу с яблоками.

— Господи, — усмехнулась женщина, — на базаре такие яблоки, а тут что?

— Такие к нам несут, — ответила официантка, — а получше на базар!

— Ещё бы! Там можно побольше содрать. Спекулянты!

Поперхнувшись, Виталька стал задвигать ведра с яблоками дальше под стол и уткнулся в тарелку. Который раз сегодня он не мог поднять головы от стыда. И вдруг он решительно вытащил ведра из-под стола и пошел навстречу официантке:

— Где у вас тут яблоки принимают?

Славка не понимал, что случилось с его другом. Словно взбесился. Три раза бегал домой за яблоками и относил в столовую. Ох и попадёт же ему! Но лучше молчать. Вон у него какое лицо! Лежит на песке и ни гу-гу. Даже купаться не хочет. Рисует что-то. Интересно, что? Ух ты, это же Граммофониха! А это — дед. А это он — Славка, Рекс, Нева, какой-то дядька в шляпе, снова Граммофониха. Да-а, как это у него получается? Не глядя рисует! Славка бы целый день рисовал, и ничего бы не получилось, а он запросто.

— С-скажи что-нибудь. М-молчишь все время!

Виталька наконец повернулся к нему:

— Надо что-то с Граммофонихой придумывать. Она деда твоего хочет выселить.

— Ч-что? — всполошился Славка. — Как в-выселить? Давай залезем к ней! П-проверим, от… откуда коробов-ка, — и в милицию!

— Да у неё же забор! Сто метров высота. А там, наверное, двадцать собак. Калитку железом обила. А калитка маленькая-маленькая.

— Собакам мяса дадим. Надо ее разоб… разоблачить!

СТАРОЕ ДЕРЕВО

Покинув сарай, Олег весело вышагивал по Покровке. Что ни говори, а военная находчивость всё же здорово помогает! Вот бы поглядеть на этого Витальку, небось разинул бы рот. Нет, в Смоленске совсем не скучно! Можно даже на Днепр сбегать, купаются же в нем как-то… Но нет. Скорее на разведку!

Вдоль улицы, примыкая один к другому, тянутся заборы. Сколько их на Покровке! Иные совсем старые. Стукни — и отлетят доски. А вот в конце улицы громоздится такой заборище, что только макушки деревьев видны. В нем, как в крепостной стене, маленькая калитка, обитая железом.

Ну и огородился кто-то!

Внимание его привлекло толстое дерево с обломленной верхушкой. Оно росло напротив высокого забора. Лишь одна ветвь, кривая, нависшая над дорогой, шелестела листьями. Остальные ветви были сухими. Кто-то их коротко опилил. Коры на большей части черного, потрескавшегося ствола не было. Какие-то отверстия мелко изрешетили его.

Дерево было старым. Стояло одно. На плане же их было много. Олег хотел уже пройти мимо, но остановился.

— Что это за дырки? — заинтересовался он.

Поискав, он нашел в дорожной пыли проволоку и попробовал сунуть её в одно из отверстий. Проволока не лезла. Он попробовал в другое, в третье, пока проволока не утонула в одном из них.

— А ну-ка сюда теперь? — бормотал он. — Не лезет… А сюда? Уперлась. Что же там такое, а? Кажется… кажется, железо!

Он ещё раз оглядел ствол. А-а, всё ясно! Это — пули. А повыше, возле кривой ветви, впадина — глубокий шрам, наверное от осколка.

Старое, израненное дерево! На Покровке!

Ну и что из этого? На плане их десять, а тут одно. А вдруг за этим забором ещё есть? Да нет же, всё он придумывает! Забор-то вон где, в стороне совсем. А на плане деревья стояли в ряд. Конечно, это другое дерево. И ручья не видать нигде. Конечно, другое. Надо идти домой.

Но не таков был Олег, чтобы взять и просто так уйти. Он уселся под деревом и ещё и еще осматривал местность, мысленно сверяя её с планом. Кое-что сходилось, но не всё…

— А ведь если убрать забор, — вслух подумал он, — местность-то сходится! Ручья нет только! Загадочка-а… Спросить бы кого. А что если постучать в эту маленькую калитку?