Королевский гамбит - Новожилов Иван Галактионовнч - Страница 8

8

От комдива Соколов зашел в оперативное отделение. Капитан Сальский, помощник начальника отделения, встретил майора коротким рапортом. Пока Сальский рапортовал, Соколов разглядывал его. Высокий, стройный помощник понравился ему: было в нем что-то располагающее к себе.

— Сегодня я не стану отвлекать вас от работы, — сказал майор. — Подробно с делами ознакомлюсь завтра. Сейчас, думаю прогуляться, осмотреть село…

— Никаких достопримечательностей! — заметил Сальский. — Килом трах в полутора есть живописный овраг и… пожалуй, и все!

— Вот видите! — Соколов шагнул к порогу и толкнул дверь. — Овраг — это уже достопримечательность.

По тихим улочкам села он вышел за околицу в расположение разведроты. Майор не собирался навещать разведчиков, но, попав к ним, решил остаться. В риге было шумно: Демьян по просьбе слушателей рассказывал о встрече Полянского с обер-лейтенантом. Соколов незаметно пробрался поближе к импровизированной эстраде, на которой восседал рассказчик, и примостился среди солдат.

— Идет, братцы, этот самый обер, посвистывает, — Демьян придал своему лицу подобающее выражение и сложил губы трубочкой, — посвистывает и тросточкой поигрывает, туда-сюда, туда-сюда ее покидывает. Тросточка у обера была не то чтобы очень. Вроде той, какие у нас в Крыму на курортах до войны продавали. Узоры по дереву разные, цветочки, бутончики, ягодки и так далее… Николай звероподобно в лопухах за плетнем затаился и ни гу-гу… фашист зырк глазами в одну из щелок в плетне. Блестит что-то. Решил рукой это что-то потрогать. Только пятерню протянул, а из лопухов… Кто бы вы думали? Наш Николай! Поднялся во весь свой рост и говорит оберу: “Стой, миляга! Труса не празднуй! Худа не сделаю, если молчать будешь!” Тот так и присел от избытка чувств. Правой рукой кобуру царапает, а левой мелкие крестики на лоб кидает: “Майн готт. Мы-де не знакомы. Я-де вас впервые вижу!” Ну, чтобы рассеять заблуждения, Коля выскочил из укрытия, описал кулаком перед носом у обера три полные окружности. “Молчи, говорит, и не вздумай богу душу отдавать. Сколько я на тебя сил ухлопал, жизненных калорий затратил! Совесть иметь надо!” Тот, конечно, в амбицию: “Не к лицу мне — офицеру фюрера…” Вы понимаете, что Коле в тот момент было не до прений. Дискуссию он разводить не стал, а размахнулся и стукнул его, так себе стукнул — легонько…

— А обер? — спросил кто-то, явно захваченный рассказом.

— Э-э-э, да что обер! — Демьян сплюнул под ноги. — Он всех рефлексов от страха лишился. И не мудрено: такая махина перед ним словно из-под земли выросла. И кулаки к тому же… Кулаки-то у Коли — крупней и увесистей кузнечных кувалд… В общем, случилось то, что должно было случиться. Ну, а потом фашисты нашего помкомвзвода по неопытности, словно рядового зайца, решили собаками выследить. Обиделся Коля на это — страх как! Чего улыбаетесь? Вы бы на это не обиделись, да? Обиделись бы! Николай тоже рассердился. “Ах, так! Ладно же”. И с великой злости стал он такие фортели выкидывать, что фашисты с ног посбивались. Рыщут и по камышам, и по протокам, и по орешнику, а следа взять не могут. К небольшой группе автоматчиков Коля сам на смотр вышел. Те были так очарованы его бравым видом, что на месте остались. Правда, самый беспокойный из покойных хотел было сделать в Колиной голове небольшое отверстие, но… забайкальская косточка, братцы, — броня: не пробивает ее пистолетная пуля, плющится. В общем, притопал старший сержант к нам в глухую балку здоровехонек и говорит: “Нет ли, ребята, чего-нибудь перекусить. Умаялся я!”

— Я не просил есть! — возразил Николай. — А устать устал здорово!

— Устал? Так я ж и говорю, что устал! — подхватил Демьян. — У меня истина всегда на первом месте!

— Чего же ты тогда насчет еды треплешься?

— Это, Коля, литературный ход… Разведчики пересмеивались.

“Прием” был закончен. Кое-кто уже поднялся и стал пробираться к выходу. Виктор Рыбаков взял в руки баян и, пробежав пальцами по ладам, заиграл “Коптилку”. Очарованные мелодией, разведчики притихли. Демьян, тряхнув чубатой головой, предложил, обращаясь ко всем:

— Споем!

Он взмахнул рукой, и разведчики, вторя баяну, запели:

Коптилка, коптилка! Чего ты мигаешь?И так в блиндаже полумрак и тоска.Пойми ты, коптилка, что мы ожидаемИз дальнего, вражьего тыла дружка.

Песня навевала воспоминания о былых вылазках за передний край, о друзьях-товарищах, которые когда-то в таком же, как этот, кругу любили послушать и спеть добрую песню.

За общим столом его место пустует,Девичье письмо без ответа лежит:Наверно, любовь его ждет и тоскует,О счастье мечтает и верность сулит.

Соколов, послушав грустную песню, незаметно покинул ригу. Несколько дней назад здесь, под Ключами, погиб его старый друг — командир артиллерийского дивизиона майор Сарычев! “Колька Сарычев! Губастый, обидчивый Колька! Фантазер-математик! Признаюсь тебе, я не верил, что из кандидата наук получится геройский пушкарь-бомбардир…” Майор достал папиросу, долго разыскивал по карманам затерявшиеся спички, и, прикурив, сел на невысокий бугор с выгоревшей на солнце колючей травой. “Колька! Колька! За общим столом победы твое место будет пустовать… Но прибор твой будет всю жизнь стоять рядом с моим и в праздники и в будни. В этом клянусь тебе, Николай, твердо!”

С шахматной доской под мышкой, легким подпрыгивающим шагом к домику — штаб-квартире Мигунова — приближался капитан Сальский. Крутой, не тронутый загаром, лоб, тонкий с горбинкой нос, темные выразительные глаза. “Помощник у меня симпатичен, — опять подумал Соколов, — и, очевидно, толковый…”

Сальский привычно перескочил палисадник, раздвинул на подоконнике горшки с цветами, просунул голову в хату и крикнул:

— Живы ли в этом тереме хозяева? Откликнись, Киреев! Жажду с тобой партийку сгонять, пока спешной работы нет! Кроме всего прочего, интересуюсь похождениями чудо-богатырей во вражеском тылу. Расскажешь?

— Хозе Рауль Капабланка! — приветствовал гостя Мигунов. — Заходи, попотчуем!

— Могу, только в принудительном порядке! — отшутился Сальский. — На посиделки вечером приглашают, а в полдень только разведчики да, пожалуй, еще шоферы пьют. Жарища, что в Сахаре.

— Ты все по “шахам” и “матам”?

— Умственная физкультура. Для военных — обязательный предмет. Благодарить меня должен за то, что у твоих разведчиков интеллект развиваю. Как смотришь на мое предложение, Киреев?

— Горю желанием!

— Тогда выходи. Вот здесь на травке в тени и подеремся.

Шахматисты, разостлав под кустами смородины плащ-палатку, разлеглись с удовольствием, расставили фигуры. Сальский вытащил из планшета два листа бумаги, остро заточенные карандаши.

— Проведем игру по всем правилам. Твердо решил подготовить из тебя шахматиста-разрядника. Шахматная игра для офицера — это и стратегия и тактика одновременно. Так что, Киреев, бери бумагу, карандаш и учись вести запись. А, В, С, Д, Е… Надеюсь, тебе латинский знаком? К шахматистам подсел Мигунов, раскурил трубку и стал следить за игрой, вставляя иногда замечания.

— Берегись, лейтенант! — предупредил Сальский, выдвигая вперед ферзя. — Гроссмейстер готовит мат!

— Готовить — это еще не поставить! — парировал Киреев. — Вы решили вывести ферзя на С6? Превосходно! А мы ответим контрнаступлением по левому флангу. Как тогда? Ого! Обе ладьи сосредоточиваются в квадратах В5, С6… Неплохо задумано!

— Головы! — восхищался Мигунов, аппетитно попыхивая трубкой. — Надо выкроить время, обучиться этой премудрости. Возьмешь, Киреев, в ученики?

— С превеликим удовольствием! — не отрываясь от доски, проговорил Киреев. — Своего командира берусь обучить ускоренными темпами в порядке закамуфлированного подхалимажа…