Кровь брата твоего - Хэй Малколм - Страница 60

Англичане надеялись, что у евреев ничего не получится, а эксперты были просто уверены в этом. Согласно отчету, составленному для института Карнеги, сионистское движение «…не считается с реальностью и обречено на неудачу… Такие экономические факторы, как бедность страны, скудость ее ресурсов и отсутствие промышленности обрекают всякое начинание подобного рода на провал. Все предприятие носит надуманный характер, его основным двигателем является энтузиазм людей, которые, несмотря на благие намерения, по-видимому, не отдают себе отчета в сложности проблемы и не принимают в расчет интересы коренного населения». Между тем, несмотря на возникавшие время от времени экономические проблемы, на отсутствие понимания и сочувствия со стороны нееврейского мира и многих состоятельных евреев Запада, работа, неприметная для взглядов большинства посещавших Святую землю туристов и паломников, продолжалась. Равнодушие, а зачастую и законодательные препоны мандатных властей были причиной того, что в течение первых лет поселенцы смогли продержаться лишь благодаря тяжелой борьбе. Когда наслышанные о сионистской авантюре туристы спрашивали, как продвигается дело, им отвечали, что оно потерпело неудачу. За пределами еврейской общины предложения помощи или проявления симпатии были крайне редки, и лишь немногие посторонние наблюдатели желали, чтобы эксперимент увенчался успехом. Пионеры сионизма жили и работали в атмосфере, отравленной недоброжелательством. Однако их вера в будущее Страны Израиля оставалась неколебимой.

Совершенно несправедливо подозревавшиеся в юдофильстве журналисты братья Таро испытывали жалость к этим заблуждавшимся людям. В 1927 году они сообщили, что все начинание фактически близится к провалу:

«Все эти социальные эксперименты, которыми так гордятся эти несчастные, — не более, чем высокопарное прикрытие убогой реальности. Вне зависимости от того, по какому принципу — коммунистическому, социалистическому, кооперативному или семейному — они организованы, никто из них не смог бы прокормиться без помощи извне. Подобно плачущим у Стены плача, они живут еврейской благотворительностью. Ни одно из этих поселений не является экономически независимым… Каждый такой земледелец-пионер может существовать лишь за счет еврейских богатств… Ах, сколь далеко это от романтических грез Герцля!… Очень многие из них уже уехали, и скольких из тех, кто еще здесь, я застану в стране, если вернусь сюда через десять лет?» (174, 163 и 172). Английские друзья в Палестине были довольны репортажами двух французских антисемитов, и военный губернатор Иерусалима сэр Роналд Сторрз воздал им должное: «Лишь немногие писали о еврейском народе с большим восхищением и большей симпатией» (170, 363). Однако эти французы зачастую проявляли свою симпатию весьма странным образом. «Склонность Израиля к стонам и жалобам, — писали они в 1920 году, — порой тешит себя неслыханными преследованиями, неслыханной резней и несправедливостью». Возможно, при своем посещении Палестины они придерживались благовоспитанной разновидности антисемитизма, однако во Франции уже не пытались скрыть свои подлинные чувства. Как писал в 1935 году Жан Дроль, они послужили «связующим звеном между декларациями Дрюмона и действиями Гитлера» (51, 328). Они были рады узнать в Иерусалиме, что сионизм обречен, и довели эту благую весть до сведения своих французских читателей. Они писали, что сионистское движение зиждется на «восточной любви к преувеличениям и неуместном тщеславии»; что «евреи по своей природе не склонны к любому виду физического труда», и нет никакого сомнения в том, что Израиль «вскорости будет занят иным делом, а реально всю работу будут исполнять арабы, так что великая попытка сионистов обновить свой народ через его союз с землей потерпит провал» (176, 255).

Несомненно, английские туристы, которые по возвращении домой из Палестины описывали свои впечатления, выражались куда откровеннее, чем два вышеупомянутых француза; они редко делали вид, что симпатизируют сионистскому начинанию, и зачастую не стеснялись в выражениях. Один из наиболее искренних и злобных комментариев принадлежит перу женщины:

«С высокомерием, каким всегда отличался этот жестоковыйный народ, сионисты постоянно пытаются убедить мир в том, что ислам и арабы не идут в расчет, что евреи принадлежат к особой и привилегированной расе и что у них есть свой собственный и единственно истинный Бог… Когда первый энтузиазм „репатриантов“ начнет ослабевать, как эти псевдорабочие думают справиться с сельскохозяйственными проблемами?…Безусловно, недостаточно просто принести в страну материальное благосостояние… Роскошь еще не составляет цивилизации» (157, 145-149). Однако некоторым англичанам начинало приходить в голову, что этот жестоковыйный народ и в самом деле может преуспеть в своих планах по возвращению Палестине ее древней славы страны молока и меда. Вследствие этого автор предисловия к книге Дугласа Даффа «Картинки Палестины» сэр Арнольд Вильсон в 1936 году посоветовал евреям оставить плантации и научно-исследовательские институты и сосредоточить свою деятельность вокруг Стены плача. Если они хотят заниматься земледелием, им следует отправиться в другое место, на иную, менее священную землю:

«Разве не очевиден тот факт, что сионизм в его нынешнем понимании является могилой еврейства? Разве настоящие сионисты не пришли к осознанию того, что и для них Земля обетованная — скорее духовная, нежели материальная ценность? Разве не ясно, что сочетание символического национального очага в Палестине (что, на мой взгляд, и имел в виду лорд Бальфур) с поселениями колонистов в других странах послужит последовательным выражением этой идеи?» (58).

Задумайтесь на миг над смыслом сказанного. Сэр Арнольд Вильсон надеялся, что все добрые евреи последуют примеру добрых англичан и «тоже» научатся видеть в Палестине религиозный музей. Он предлагал им «дом» в «других странах», зная, что двери всех стран мира были закрыты перед ними. И в то же самое время, когда он лицемерно опасался, что сионизм станет могилой еврейства, в Германии планы уничтожения еврейства начали уже приобретать определенность. Пройдет несколько лет, и тела евреев будут варить, чтобы делать из них мыло для немецких женщин, а их кости раздробят, чтобы удобрять немецкие сады. Евреям будет отказано даже в той последней привилегии, которая, как думал Байрон, была предоставлена им навсегда:

У голубя есть гнездо, у лисы — нора,

У людей — страна, у Израиля — лишь могила.

Особой последовательностью в пророчествах о провале сионизма в Палестине отличались церковные авторы, в первую очередь, иезуиты. Они редко брали на себя труд проверить, что на самом деле происходит в этой стране, поскольку доходившие до них слухи подтверждали неизбежность провала. Так, преподобный Джозеф Бонсэрвен написал для шестого тома «Европейской цивилизации» Айра (1937) статью о современном еврействе, включив в нее краткий обзор современного состояния сионизма. Уже его повествование о деятельности евреев вне Палестины не внушает доверия, в особенности когда он провозглашает, что «нет никакого сомнения в том, что все крупные банки связаны с еврейскими домами» (sic!) и что «торговля деньгами в значительной степени находится в еврейских руках». После такого многообещающего начала не приходится удивляться тому, что в своем описании деятельности евреев в Палестине он пользуется весьма устаревшими сведениями. «За несколько лет возник современный город Тель-Авив. Его население насчитывает 40 тысяч жителей». В 1936 году население Тель-Авива насчитывало 148 тысяч жителей. Подобным образом вводит в заблуждение и его статистика развития, еврейского сельского хозяйства. «Число сионистских фермеров едва превышает семь тысяч». Разумеется, выражение «сионистские фермеры» неточно. В сионистской системе сельского хозяйства нет «фермеров» в английском смысле этого слова. Конечно, не составляло никакого труда установить, что согласно статистике Еврейского агентства *16 число занятых производительным сельскохозяйственным трудом евреев «возросло с 4 тысяч в 1922 до 12,3 тысяч в 1931 году». В 1936 — 37 годах число «сионистских фермеров» не просто превышало семь тысяч — оно превосходило эту цифру приблизительно в пять раз. Не менее серьезной ошибкой было писать в 1936 — 37 годах, что «хозяйства коммунистического (sic!) типа не окупаются, не обладают экономической независимостью и содержатся в худшем состоянии, нежели земельные участки, на которые распространяется право частной собственности».