Песни и сонеты - Донн Джон - Страница 6

ЛЕКЦИЯ О ТЕНИ 

Постой - и краткой лекции внемли,

Любовь моя, о логике любви.

     Вообрази: пока мы тут, гуляя,

     С тобой беседовали, дорогая,

         За нашею спиной

Ползли две тени, вроде привидений;

Но полдень воссиял над головой -

     Мы попираем эти тени!

Вот так, пока любовь еще росла,

Она невольно за собой влекла

Оглядку, страх; а ныне - тень ушла.

То чувство не достигло апогея,

Что кроется, чужих очей робея.

Но если вдруг любовь с таких высот,

Не удержавшись, к западу сойдет,

     От нас потянутся иные тени,

     Склоняющие душу к перемене.

         Те, прежние, других

Морочили, а эти, как туманом

Сгустившимся, нас облекут самих

     Взаимной ложью и обманом.

Когда любовь клонится на закат,

Все дальше тени от нее скользят -

И скоро, слишком скоро день затмят.

Любовь растет, пока в зенит не станет,

Но минет полдень - сразу ночь нагрянет. 

ОБРАЗ ЛЮБИМОЙ 

Моей любимой образ несравнимый,

     Что оттиском медальным в сердце вбит,

Мне цену придает в глазах любимой:

     Так на монете цезарь лицезрит

Свои черты. Я говорю: исчезни

     И сердце забери мое с собой,

Терпеть невмочь мучительной болезни,

     Блеск слишком ярок: слепнет разум мой.

Исчезла ты, и боль исчезла сразу,

     Одна мечта в душе моей царит;

Все, в чем ты отказала, без отказу

     Даст мне она: мечте неведом стыд.

Я наслажусь, и бред мой будет явью:

     Ведь даже наяву блаженство - бред;

Зато от скорби я себя избавлю,

     Во сне нет мысли - значит, скорби нет.

Когда ж от низменного наслажденья

     Очнусь я без раскаянья в душе,

Сложу стихи о щедром наважденье -

     Счастливей тех, что я сложил уже.

Но сердце вновь со мной - и прежним игом

     Томится, озирая сон земной;

Ты - здесь, но ты уходишь с каждым мигом,

     Коптит огарок жизни предо мной.

Пусть этой болью истерзаю ум я:

Расстаться с сердцем - худшее безумье. 

САТИРЫ 

САТИРА I 

Чудак нелепый, убирайся прочь!

Здесь, в келье, не тревожь меня всю ночь.

Пусть будет, с грудой книг, она тюрьмою,

А после смерти - гробом, вечной тьмою.

Тут богословский круг собрался весь:

Философ, секретарь природы, здесь,

Политики, что сведущи в науке -

Как городам скрутить покрепче руки,

Историки, а рядом пестрый клан

Шальных поэтов из различных стран.

Так стоит ли мне с ними разлучаться,

Чтоб за тобой бог весть куда помчаться?

Своей любовью поклянись-ка мне -

Есть это право у тебя вполне, -

Что ты меня не бросишь, привлеченный

Какой-нибудь значительной персоной.

Пусть это будет даже капитан,

Себе набивший на смертях карман,

Или духами пахнущий придворный,

С улыбкою любезной и притворной,

Иль в бархате судья, за коим в ряд

В мундирах синих стражники спешат,

Пред кем ты станешь льстиво извиваться,

Чьим отпрыском ты будешь восхищаться.

Возьми с собой иль отправляйся сам:

А взять меня и бросить - стыд и срам!

О пуританин, злобный, суеверный,

Но в свете церемонный и манерный,

Как часто, повстречав кого-нибудь,

Спешишь ты взором маклера скользнуть

По шелку и по золоту наряда,

Смекая - шляпу снять или не надо.

Решишь ты это, получив ответ:

Он землями владеет или нет,

Чтоб хоть клочком с тобою поделиться

И на вдове твоей потом жениться.

Так почему же добродетель ты

Не ценишь в откровенье наготы,

А сам с мальчишкой тешишься на ложе

Или со шлюхой, пухлой, толсторожей?

Нагими нам родиться рок судил,

Нагими удалиться в мрак могил.

Пока душа не сбросит бремя тела,

Ей не обресть блаженного предела.

В раю был наг Адам, но, в грех введен,

В звериных шкурах тело спрятал он.

В таком же одеянье, грубом, строгом,

Я с музами беседую и с богом.

Но если, как гнуснейший из пьянчуг,

Во всех грехах раскаявшийся вдруг,

Ты расстаешься с суетной судьбою,

Я дверь захлопну и пойду с тобою.

Скорее девка, впавшая в разврат,

Вам назовет отца своих ребят

Из сотни вертопрахов, что с ней спали

И всю ее, как ветошь, истрепали,

Скорей ты возвестишь, как звездочет,

Кого инфанта мужем наречет,

Или один из астрологов местных

Объявит, зная ход светил небесных,

Какие будут через год нужны

Юнцам безмозглым шляпы и штаны, -

Чем скажешь ты, пред тем как нам расстаться,

Куда и с кем теперь пойдешь шататься.

Не думаю, чтоб бог меня простил,

Ведь против совести я согрешил.

Вот мы на улице. Мой спутник мнется,

Смущается, все больше к стенке жмется

И, мной прижатый плотно у ворот,

Сам в плен себя покорно отдает.

Он даже поздороваться не может

С шутом в шелках, разряженным вельможей,

Но, жаждой познакомиться палим,

Он шлет улыбки сладостные им.

Так ночью школьники и подмастерья

По девкам сохнут за закрытой дверью.

Задир и забияк боится он,

Отвешивает низкий им поклон,

На прочих он готов с презреньем фыркать,

Как конь на зрителей с арены цирка.

Так безразличен павиан иль слон,

Хотя бы короля увидел он!

Вдруг олух заорал, меня толкая:

"Вон тот юнец! Фигура-то какая!

Танцор он превосходнейший у нас!" -

"А ты уж с ним готов пуститься в пляс?"

А дальше встреча и того почище:

Дымит из трубки некто табачищем,

Индеец, что ли. Я шепнул: "Пойдем!

А то мы тут в дыму не продохнем!"

А он - ни-ни! Вдруг выплыл из-под арки

Павлин какой-то пестроцветно-яркий,

Он вмиг к нему! Ужели он сбежит?

Да нет, поблеял с ним и вновь бубнит:

"Вся знать стремится вслед за сим милордом,

К нему за модами спешит весь Лондон,

Придворных лент и кружев он знаток,

Его авторитет весьма высок!" -

"Скорей актерам нужен он на сцене...

Стой, почему дрожат твои колени?" -

"Он был в Европе!" - "Где ж, спросить решусь?"

"Он итальянец, или нет - француз!" -

"Как сифилис?" - промолвил я ехидно,

И он умолк, обиделся, как видно,

И вновь к вельможам взоры - в пику мне...

Как вдруг узрел свою любовь в окне!

И тут мгновенно он меня бросает

И к ней, воспламененный, поспешает.

Там были гости, дерзкие на вид...

Он в ссору влез, подрался, был избит

И вытолкан взашей, и две недели

Теперь он проваляется в постели. 

САТИРА III

О РЕЛИГИИ 

Печаль и жалость мне мешают злиться,

Слезам презренье не дает излиться;

Равно бессильны тут и плач, и смех,

Ужели так укоренился грех?

Ужели не достойней и не краше

Религия - возлюбленная наша,

Чем добродетель, коей человек

Был предан в тот непросвещенный век?

Ужель награда райская слабее

Велений древней чести? И вернее

Придут к блаженству те, что шли впотьмах?

И твой отец, найдя на небесах

Философов незрячих, но спасенных,

Как будто верой, чистой жизнью оных,

Узрит тебя, пред кем был ясный путь,

Среди погибших душ? - О, не забудь

Опасности подобного исхода:

Тот мужествен, в ком страх такого рода.

А ты, скажи, рискнешь ли новобранцем

     Отправиться к бунтующим голландцам?

Иль в деревянных склепах кораблей

Отдаться в руки тысячи смертей?

Измерить бездны, пропасти земные?

Иль пылом сердца - огненной стихии -