Шевалье - Хэррод-Иглз Синтия - Страница 51

– Она не будет петь так же красиво, как и ты, – сказал он, – но сможет развлечь тебя, когда ты будешь давать отдых своему голосу.

Диане было двенадцать, она начала завивать волосы и делать прически. Она держалась с большим достоинством и не смеялась с такой готовностью, как раньше. Иногда Карелли ловил на себе ее взгляд, который волновал его, хотя он не знал, почему. Но на Рождество она снова стала веселой, похожей на ребенка, возвратившись в прошлое. Она резвилась, пела, играла в «укуси дракона»[33] с горящими изюминками ради детей – Алессандры восьми лет и четырехлетней Джулии. Это было яркое и приятное время, свет, тепло, обильная еда, изысканные вина. Сверкали зеркала и хрусталь. Элегантные мужчины и прекрасные женщины танцевали, смеялись, обменивались подарками и тайными поцелуями. Теплые, приятные воспоминания. Карелли извлек их из своей памяти и предавался им в это холодное, суровое утро.

Диана рассердилась на него за то, что он не приехал на Рождество. Карелли пришлось потрудиться, чтобы сгладить впечатление, рассказывая ей истории о других дворах, о богатых и знаменитых людях, которых он знал. Морис показался ему более скрытным и больше, чем раньше замкнулся в себе, так как он потерял свою вторую жену во время родов и очень тяжело переживал утрату.

– Я больше не женюсь, – заявил он как-то вечером Карелли, когда они остались одни за стаканом красного вина. – Я нахожу совершенство, и я убиваю его. Она была бы жива, если бы не я.

Карелли пытался успокоить его, но брат не принял слов утешения. Он еще больше погрузился в работу. Что его действительно утешало, так это, пожалуй, обучение дочерей музыке и наблюдение за становлением Дианы, чей голос достаточно окреп для отдельных публичных выступлений, к ее величайшему восторгу. Только строгая дисциплина Мориса не позволяла ей принимать все приглашения подряд и сохранила таким образом ее голос. Карелли уезжал неохотно, когда пришел вызов из Версаля, поскольку карнавал должен был вот-вот начаться, и бывший тесть Мориса Алессандро Скарлатти прибыл, чтобы поставить в театре Сан Джованни Кристостомо две своих оперы. Согласие между ним и Морисом было приятно видеть. Скарлатти остался в восторге от своей внучки, которая, как он объявил, стала копией Аполлонии. Затем он посадил внучку на колени и завел разговор с Морисом о музыке, будто прошло только девять часов, а не девять лет со дня их последней встречи. Карелли слушал их некоторое время, немного ошеломленный, затем незаметно удалился, чтобы поиграть с маленькой Джулией, которая, как он чувствовал, была более близка ему по интеллекту.

Чайка издала резкий крик и слетела со стены, прервав приятные воспоминания Карелли. Стемнело. Обернувшись, он увидел Сэма, приближавшегося к нему. Его-то приход и вспугнул птицу.

– Новости, милорд. Король выехал из Сен-Жермен и находится на пути сюда.

– Слава Богу. Может быть, тогда мы начнем, – отозвался Карелли.

Сэм поджал губы.

– Как сказать, милорд. Человек, который знает толк в этих вещах говорит, что погода ненадежна. Надвигаются штормы. Они всегда бывают в это время года. Если король задержится в пути, мы застрянем здесь надолго.

Карелли отрицательно покачал головой. Он ничего не знал о морских делах.

– Осмелюсь заметить, что это было принято в расчет. Они должны знать о штормах. Какие новости от милорда Бервика?

Бервик жил в Испании, но уехал тотчас, как услышал об экспедиции. Он должен был нести службу как частное лицо из-за соглашения, достигнутого при предоставлении ему французского подданства.

– Больше нет новостей, сэр. В любом случае, он должен быть здесь до приезда короля. Вы пойдете сейчас ужинать, милорд? Становится поздно.

Наверху в городе в окнах показались первые огоньки. Их желтый свет сразу же сделал сумерки темнее. Карелли устал, продрог и проголодался, и мысль об ужине неожиданно приобрела чрезвычайно ободряющее значение.

– Да, я иду сейчас.

Король прибыл в начале марта. Он явно плохо себя чувствовал. На следующий день сообщили, что он серьезно болен корью. Его сестра Луиза-Мария выздоравливала от кори, когда он уезжал из Сен-Жермен. Очевидно, он заразился от нее. Три дня король пролежал в постели с жестокой лихорадкой. В это время пришло сообщение, что эскадра из тридцати восьми английских военных кораблей переместилась из Остенда в Гравелинс, всего в двух лье от Сент-Омера, по-видимому, обеспокоенная активностью в Дункерке и Сент-Омере. Ходили разговоры о полном отказе от предприятия. Но на четвертый день ветер сменился, поднялся туман и английские корабли рассеялись. Король, невзирая на слабость, сам взошел на борт флагманского корабля «Марс» и приказал грузиться без дальнейшей задержки.

Карелли все еще был у гавани, когда группа всадников, одетая во французские королевские ливреи, проскакала наверх в сторону города. Их командир остановил солдата и спросил его о чем-то. После короткого обмена фразами солдат указал на Карелли, который откладывал свой морской переход до самого последнего, по возможности, момента. Он не любил плавание на корабле. Посыльный подскакал к Карелли, салютовал ему, а затем узнал его.

– Милорд граф, – обратился он с поклоном, – прошу вашего прощения, что беспокою вас. У меня с собой послание моего короля к королю Англии. Я не могу сообщить, где оно лежит. Я прошу вас помочь мне, милорд, ибо это вопрос чрезвычайной срочности.

– Его королевское величество на борту корабля, – сказал Карелли, – и так как он болен, я сомневаюсь, захочет ли король, чтобы его беспокоили. Но если вы утверждаете, что это срочно, я вас проведу к нему.

Карелли направился к «Марсу», еще привязанному, но готовому отдать швартовы. Его сходни были подняты. Поскольку посыльный не собирался спешиваться среди беспорядка погружающихся солдат, Карелли согласился сам отнести письмо королю, и для достижения цели его предложение было принято. Король лежал в кровати в своей каюте. Когда Карелли допустили к нему, он увидел маленькую комнату, заполненную высшими офицерами.

– Прошу прощения, что беспокою вас, ваше величество, но из Версаля прибыло письмо. Посыльный настаивает, что это весьма срочно.

– Благодарю вас, граф, – сказал король, протягивая руку, но вынужден просить вас запомнить, что я должен быть известен как шевалье Сент-Георг. Я не хочу, чтобы меня называли королем, пока я не ступлю ногой на землю Шотландии.

Карелли в знак согласия поклонился. Король развернул письмо и прочитал его. Странное выражение появилось у него на лице. Когда король дочитал послание до конца, он окинул взглядом офицеров, собравшихся перед ним с горькой усмешкой.

– Депеша от короля Франции, который желает отменить весь поход по разным причинам. Но, господа, я думаю, что вы все согласны, что это письмо пришло слишком поздно. Поэтому я не могу удовлетворить желание его королевского величества.

Приглушенный смех раздался среди офицеров. Бервик поймал взгляд Карелли и кивнул с улыбкой в знак одобрения.

Король, всегда любезный, отпустил Карелли.

– Благодарю вас за беспокойство, милорд граф. Может, вы желаете вернуться на корабль сейчас? Мне жаль, что ваша прогулка оказалась бесполезной.

Карелли поклонился и удалился. Вскоре флот отплыл.

Месяцем позже остатки армии пробивались назад против ветра в Данкерк, разгромленные, страдающие морской болезнью, усталые и подавленные. Им даже не удалось высадиться в Шотландии. Английский флот был слишком хорошо осведомлен о том, что они делали. Встречные ветры задержали их на три дня у Остенда, и к моменту их появления у залива Форт, там их ждала английская военная эскадра. Они встали на якорь у Окуневой скалы близ Норт Бервика и дали условленный сигнал, чтобы армия якобитов подошла к берегу и обеспечила безопасную высадку. Но никто не появился. На рассвете они вынуждены были уплыть, чтобы не быть захваченными военными кораблями.

33

Рождественская игра, в которой хватают изюминки с блюда с горящим спиртом