Любовь жива - Хэтчер Робин Ли - Страница 34

Тэйлор медленно, еще не очень хорошо соображая, подняла перед собой руки. Она удивилась, заметив на правой кровь, которая тонкой струйкой вытекала из раны на запястье. Совершенно спокойно, как бы со стороны, она наблюдала, как Дженни перевязывала рану. Когда с востока стали пробиваться первые лучи солнца, пламя пошло на убыль. Все, что могло сгореть, сгорело. Пустые черные глазницы окон мертво смотрели на хранивших молчание людей, выстроившихся перед остовом здания. Один за другим тихо разбредались по своим хижинам и лачугам рабы. Только Дженни и Саул остались присматривать за тремя белыми людьми, сидящими прямо на траве безмолвно и недвижимо.

Тэйлор сидела теперь, прислонившись к тому же дубу, что и Дэвид. Левой рукой она крепко сжимала его ладонь, как бы успокаивая и поддерживая. Мэрили находилась рядом. Все трое были в ночном белье — в чем застал их огонь. Тэйлор тщетно пыталась прикрыть испачканное копотью тело оборванным и обгоревшим платьем. Дженни принесла ей грубое шерстяное одеяло и набросила на плечи.

За несколько последних часов Дэвид не промолвил ни слова. Его отрешенное молчание и мрачное, словно опрокинутое, лицо — такое же опустошенное, как и дом, — болью наполняли сердце Тэйлор, которая очень боялась за своего мужа.

Мэрили поднялась первой:

— Ну, все. Мы не можем больше сидеть и ждать неизвестно чего. Нам сейчас нужно ехать в Спринг Ха-вен. Будем жить там, пока вы все не восстановите. Другого выхода у нас нет.

Сердце Тэйлор прыгнуло в груди; Спринг Хавен! Все не так уж скверно, у них еще остался дом. Да, они поедут домой.

— Все пропало, — сказал вдруг Дэвид так тихо, что они едва услышали его. — Все пропало.

— О, нет, Дэвид, — возразила Тэйлор, пытаясь вернуть ему хоть какой-то оптимизм. — Увидите, мы будем счастливы в Спринг Хавене. Я знаю, как вы любили свой дом, но вы сможете отстроить его заново, пока мы будем жить там. Вы его построите, и он будет еще краше прежнего, вот увидите.

Глаза Дэвида встретились с ее глазами: он отказывался. Его любящие серые глаза смотрели на Тэйлор с отчаянием, перед ними стояла пелена, заслоняя будущее.

— Моя дорогая, я старый человек. Я видел, как на моих глазах исчезла, превратилась в дым моя мечта. Я не смогу дожить до того времени, когда восстановят этот дом. Мне не доведется увидеть его вновь. Я это знаю, чувствую.

— Дэвид, пожалуйста! Прошу вас, не говорите так. Вы, конечно, все восстановите, не сомневаюсь. Вы же так любите Дорсет Халл!

— Тэйлор, наступило то время, когда я должен вернуть вас в ваши родные пенаты, — мягко сказал он. — И уже больше никогда я не заберу вас оттуда. Ваше сердце всегда жило в Спринг Хавене и всегда принадлежало только ему.

Она заплакала. Как же она могла быть такой жестокой и думать только о себе? Всегда думать только о себе…

— Немедленно прекратите это! Оба! — вдруг твердо сказала Мэрили. — Вам нужно собраться и все организовать. Сейчас мы все возбуждены и говорим бессмыслицу, о которой потом пожалеем. Дженни, сходи посмотри нам что-нибудь из одежды. Саул, ты должен позаботиться, чтобы лошади были готовы к отправке, Сейчас же, не откладывая, мы едем в Спринг Хавен.

Не обращая внимания на трагическую для Дорсет Халла ночь, весело и ярко светило солнце. По аллее, оставляя за собой тлеющие головешки, двигалась небольшая, одетая во что попало группа людей. Они направлялись в Спринг Хавен!

Глава 16

Над головой висела радуга, каждая краска которой несла свой символ жизни. Чудесное пение раздавалось с ветвей деревьев. Тэйлор бродила по саду с ножницами в руках и выбирала цветы для свежего букета, негромко напевая при этом веселую песенку. Здесь, в саду Спринг Хавена, она чувствовала себя спокойно. Но, конечно, не только сад воодушевлял ее. Она жила теперь дома — именно это чувство придавало ей силы. Тэйлор посмотрела через изгородь. Сидевший на веранде Дэвид устремил взгляд куда-то вдаль. Главным образом, он так и проводил свое время.

Тэйлор виновато опустила глаза. Она очень хотела помочь Дэвиду выйти из состояния отчаяния, в котором он пребывал постоянно, но в то же время понимала, что для него это означало бы только возвращение в Дорсет Халл. Но он не готов пока к тому, чтобы начать его восстанавливать. Тэйлор же хотела бы оставаться здесь так долго, насколько это могло быть возможным. Наверное, до окончания войны, пока не вернется Филип. Тогда они, конечно, должны будут уехать, потому что Филипу придется начинать устраивать свою жизнь заново — с женой и с ребенком. И здесь для них уже не будет места…

Тэйлор срезала последний цветок и повернулась к дому. Она видела, как мальчик передал почту Мэрили, поднимавшейся по лестнице.

Мэрили быстро осмотрела конверты, откладывая наиболее интересные письма. Давно ожидаемого ею письма от Филипа не оказалось и на этот раз. Она нашла письмо от своего отца. Одно было адресовано Дэвиду, а еще одно — лично Тэйлор. Тэйлор присела и стала читать письмо от отца. Преподобный Стоун сообщал, что служит в одном из джорджиевских полков близ Ричмонда в Вирджинии.

Тэйлор в то же время читала следующее:

«Моя дорогая Тэйлор! Надеюсь, я не покажусь тебе столь бесцеремонным в своем обращении, но ты действительно очень мне дорога. Буду рад узнать, что у вас в доме все хорошо. Передай мой привет и почтение мистеру Дэвиду. Сейчас я нахожусь в лагере в пятнадцати километрах от нашей молодой столицы Юга. Мы все благодарим бога за дарованную нам победу, за полный разгром войсками Конфедерации армии противника и спасение Ричмонда. Сражение продолжалось около недели. Мы дрались со значительно превосходившим нас в количестве противником и вот, наконец, одержали победу. Силы Линкольна, говорят, составляли двести тысяч человек. Только в одной моей дивизии погибло около тысячи человек и свыше четырех тысяч ранено. Сражение вылилось поистине в кровавую бойню для обеих сторон. Я тогда увидел мертвыми многих своих старых и новых друзей. Это, конечно, большая потеря для нашей страны. Когда все кончится, мы вернемся, оплачем их и воздадим должное. Физические трудности встречаются на каждом шагу. Да, война — это прежде всего тяжелый труд. Перед нашими передовыми частями очень большие и глубокие реки, труднопроходимые болота, густые леса и разбитые дороги. И вот теперь мы ждем, ждем… А пока случаются лишь небольшие стычки да перестрелки. Противник тоже сейчас восстанавливает свои силы и подтягивает резервы, временно не предпринимая активных действий. Во всяком случае, не пытается захватить у нас Ричмонд. Времена изменились, Тэйлор. Войска Конфедерации больше не намерены отступать. Мужские сердца жаждут славы и будут стремиться только к победе. И мы твердо уверены, что добьемся ее любыми средствами. Зная твою нежную и ранимую душу, я не стану описывать всех ужасов сражений. Хочу только сообщить, что у меня все в порядке, слава богу, меня еще не задели ни пуля, ни снаряд. И болезни, которая, я думаю, не менее опасна, чем янки, Мне тоже удалось избежать. Сейчас, когда я пишу тебе это письмо при слабом свете фонаря, передо мной живой стеной стоят москиты, которых привлекает запах крови и мертвечины. А по ночам нас беспокоят блохи. Не стоило, наверное, писать о таких неприятных вещах, но знай и ты, что представляет собой обличие войны. Ну, хватит. Я часто вспоминаю тебя, Тэйлор, и меня постоянно одолевает желание посидеть рядом с тобой под сенью какого-нибудь из ваших старинных дубов, как было когда-то. В минуты передышки передо мной сразу же всплывают красиво убранная лужайка, большой сад с посыпанными песком дорожками и твое лицо… Я вспоминаю вас всех — тебя, Мэрили, Дэвида. Наши встречи — это самое приятное, что у меня было. Очень надеюсь, что скоро приеду домой. Если восторжествует справедливость. Если она, конечно, вообще есть на этом свете. Мы должны покончить с этой грязной, неправедной войной до конца года. Мне было бы очень приятно, если бы ты написала мне сама, а не через Мэрили. Остаюсь тебе преданным навсегда. Джеффри Стоун».