Предел зла - Алешина Светлана - Страница 32

— Подо мной мужики знаешь как стонут? — продолжала она хвастаться. — А Генка Шатров вообще говорил, что мое место на подиуме! Что с моими ногами нужно на сцену выходить! Он меня в группу обещал взять на подтанцовки!

Ковалеву уже просто несло, и она врала напропалую, даже не заботясь о том, чтобы это выглядело правдоподобно.

— У меня мужик знакомый есть… Х-художник, блин! Он весь свет объездил, если хочешь знать, да!

Так вот он мне говорит, что с моего тела только богинь лепить! И картины рисовать! Он знаешь какой человек известный? Он с Горбачевым вместе на море отдыхал, давно еще! Ему Жириновский звонит запросто, говорит «ну чо, Миш, отдохнем завтра вместе?». Он для меня… — Ковалева задохнулась от потока слов и глотнула еще водки.

Поперхнувшись, она закашлялась и, едва дотянувшись, замолотила себя кулаком по спине.

— Он мне говорит… — откашлявшись, сиплым голосом продолжала она. — "Ян, тебе здесь делать нечего! Нечего делать! Ты для другого мира создана!

Ян, хочешь — в Канаду, хочешь — в Америку? Ты мне только скажи, я все устрою!" Да у него в ОВИРе все знакомые, а начальник главный — вообще его друг детства! Они в футбол вместе играли! Вот какие у меня мужики! А муж у меня теперь вообще звезда!

— Какой муж? — не поняла Канарейкина.

— Ну Генка.

— Какой же он тебе муж? — фыркнула Канарейкина.

— Да? — пьяно качая головой, с ухмылкой задрала нос Ковалева и уперла руки в бока, раскачиваясь из стороны в сторону. — А ты знаешь, что он мне в последний раз сказал? Знаешь? Это ж с ума сойти!

Ян, говорит, давай забудем с тобой все! Давай, говорит, жить начнем как люди! Денег у меня много, нам с тобой хватит. Что захочешь, все тебе куплю! И машину свою подарю! Я, говорит, тебя одну все эти годы люблю! С остальными, говорит, от тоски по тебе путался! Вот хочешь, говорит, прям завтра всех выгоню к черту? Всех! А ты оставайся. Живи здесь, что х-х-хочешь делай. К тому ж дочка у нас. А эту метелку, Илонку, я подальше пошлю, и все! А с тобой поженимся, в круиз поедем. На Красное море… — Ковалева мечтательно закатила глаза, похоже, настолько углубившись в свои фантазии, что сама поверила в этот бред сивой кобылы.

Канарейкина с ненавистью смотрела на расхваставшуюся стареющую, никому не нужную проститутку, страдающую манией величия.

— Перестань гнать! — наконец сказала она. — Тебя слушать тошно) — Думаешь, вру? — взвилась Ковалева. — Вот посмотришь! Я-то вон как заживу, а ты пожалеешь, что с подругой лучшей так разговаривала, обвиняла меня!

Она была уже совсем пьяна, и никакой разумной струи в ее разговоре не присутствовало.

— А что ж ты тогда по подворотням-то работаешь? — ехидно спросила Канарейкина. — По помойкам сшиваешься, а? Что ж он тебя к себе-то не заберет, в особняк свой?

— А потому что я человек гордый! — грохнула кулаком по столу Ковалева. — А он хоть сейчас готов забрать! Как только я соглашусь, ясно? Он вообще… сказал, чтобы я за деньгами приезжала! На десять штук баксов договорились.

— Так, короче, половину мне! — тут же сказала Канарейкина. — Хватит мне мозги пудрить! Вот получишь деньги, отдашь мне половину и тогда делай, что хочешь.

— Не дам! — вдруг категорически заявила Ковалева и с вызовом посмотрела на Марину. — Это мои деньги! Они мне на ребенка нужны!

— Не смеши народ! — скривилась Канарейкина. — Ты на нее ни копейки еще не потратила!

— Ты мою дочь не трогай! — встала в позу Ковалева. — На святое замахиваешься? У ребенка последнее отнять хочешь, а? Не будет этого! Я свою дочь защищаю! Попрошайка хренова!

— Это я попрошайка? — взвизгнула, не выдержав, Канарейкина и вскочила со стула, кидаясь на Ковалеву.

Та тоже вскочила, опрокидывая по дороге стул и, схватив со стола плоскую и тупую лопаточку для накладывания торта, пошла с ней на Марину. Та отпрыгнула в сторону, хотя орудие Ковалева выбрала просто смешное.

— Убью! — вопила Ковалева. — Сука! Все только и норовят денег стянуть! Работать нужно лучше!

— Убери руки, курва! — заверещала Канарейкина, пятясь назад. — Убери, а то сама убью!

Она схватила лежавший возле кухонной двери топорик и замахнулась на Ковалеву. На Яну это произвело впечатление, и она опустила руку.

— Ладно, ладно, Мариш, хорош, — примирительным тоном заговорила она и притворно вздохнула. — Господи, и чего мы с тобой из-за мужиков каких-то ссоримся? Подруги ведь все же. Давай, Мариша, выпьем…

Канарейкина, тяжело переведя дух, бросила топор и села за стол, внимательно уставившись на Ковалеву. Та уже как ни в чем не бывало уплетала колбасу, рассказывая какие-то очередные басни, а Марина, наморщив лоб, обдумывала созревший у нее в голове план.

— Ты когда к Генке поедешь за деньгами? — спросила она вдруг.

— В пятницу поеду, — помахивая рюмкой, говорила ничего не подозревающая Ковалева. — С Лианкой вместе. Пусть на дочь поглядит. Я ему сказала: десять тысяч баксов мне дашь — и мы в расчете.

И не встретимся с тобой больше. Он согласился. Десять штук баксов… Нормально? Нормально!

Это уже было похоже на правду, и Канарейкина насторожилась. В весь этот бред насчет жениться и взять к себе жить она, конечно, не верила. Но вот что Геннадий решил откупиться, чтобы его больше не доставала Яна, это было вполне на него похоже.

— На автобусе поедешь? — продолжала спрашивать Канарейкина.

— Угу, — кивнула Яна. — На автобусе.

Тогда Марина Канарейкина еще не знала, что на самом деле это тоже было враньем. Кроме того, что Яна действительно собиралась ехать в город с дочерью на автобусе. Естественно, никакого договора с Шатровым о передаче ей десяти тысяч долларов не было и быть не могло, но Марина этого не знала.

Ей нужно было расплачиваться со Страшным и Лориком, нужно было зарабатывать на себя… И, как ей показалось, она нашла выход из положения.

Больше она с Яной не скандалила, а постаралась и дальше осторожно задавать наводящие вопросы.

Из ее ответов она сделала вывод, что та действительно собирается завтра ехать в деревню, а в пятницу вернуться в город с дочерью. В субботу ранним утром собиралась уже с деньгами ехать обратно в Дурасы.

Они просидели еще где-то с час, после чего Яна буквально свалилась под стол и там захрапела до утра. Наутро Марина проводила Яну на автобус и убедилась, что та поехала в Большие Дурасы.

После этого Марина поспешила на квартиру к Лорику со Страшным. Они были дома и, как всегда, обозленные на весь белый свет. Денег у них не было, ширнуться до сих пор не удалось, поэтому и агрессия их еще больше усиливалась. А тут появился и объект для выброса этой агрессии.

— Принесла бабки? — с порога спросил Лорик, увидев за дверью Марину.

— Бабки будут, миленький, — ласково проговорила Марина, заискивающе заглядывая Лорику в лицо.

— Когда? — безапелляционно уточнил он.

— В пятницу будут. Точно будут. Только их достать надо.

— Вот пойди и достань, — повернулся к ней спиной Лорик.

— Я сама не смогу, нужно, чтобы вы это сделали.

— Чо сделали? — спросил, выходя из комнаты, Страшный. — Чо ты тут гонишь, не пойму? То есть бабки, то нет… Башку, что ль, пробить?

Он замахнулся для удара, Марина присела и быстро-быстро заговорила:

— Янка в пятницу деньги повезет, десять штук баксов. Надо просто вам встретить ее утром в субботу и отобрать их, вот и все! Это же совсем просто!

Она расширившимися, испуганными глазами смотрела на обоих наркоманов, надеясь только, что они ей поверят и не станут избивать, Лорик со Страшным переглянулись. Страшный рывком поднял Марину с пола и подтолкнул к комнате.

— Давай побазарим, — сказал он, усаживаясь на стул.

Марина, облегченно вздохнув, начала рассказывать подробно…

…Это потом выяснилось, что весь треп Яны оказался просто трепом. В ее сумке не оказалось никаких денег, а в карманах жалко бренчали четыре рубля. Озверевшие Страшный с Лориком принялись избивать ее, не обращая поначалу внимания на ребенка.