Татарский удар - Идиатуллин Шамиль - Страница 69

Это потом выяснилось, что штатные точки противовоздушной обороны полковник Коули распорядился свернуть, когда из Басры прибыл дивизион мобильных ракетно-зенитных комплексов. Но Коули был отстранен от командования прежде, чем узнал, что весь зенитный боезапас так и остался в Басре — его отложили, чтобы освободить борта для модульного ресторана, пластиковых кресел и десятка биотуалетов, затребованных миротворцами, едва успевшими познакомиться с нечеловеческими условиями жизни в марийском лесу. А полковник Хопман, преемник Коули, оказался асом-бомбардировщиком, не имеющим практически никакого административно-хозяйственного опыта и никогда не вдававшегося в интимные подробности жизни аэропортов, на которых он провел всю сознательную жизнь. В итоге, комплексы так и не дождались ракет, а потому остались стоять неактивированными и даже нераспакованными в дальних ангарах, где их сгрузил транспортник.

В любом случае, экипажу Зайнуллина требовалось ошеломить базу быстро и абсолютно в полном смысле слова — то есть шарахнуть по шлему, чтобы в голове не осталось ничего, кроме мелких звездочек, переходящих в пустоту. Расчистив таким образом поляну для решения задачи-максимум: тотальной вычистки аэродрома. Чтобы никто не успел подняться в воздух или просто достучаться до Вашингтона. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. По большому счету, чтобы никто и никогда.

Ни Зайнуллин, ни кто-либо из его коллег не пожалел, что КАПО пока не удалось довести до «серии» Ту-22М5 — глубоко модернизированный вариант «эм-третьего», способный нести от четырех до восьми ракет повышенной дальности с головкой самонаведения класса Х-32 или Х-СД. Тогда экипажу вообще не понадобилось бы куда-нибудь лететь: достаточно подняться над заводским аэропортом на необходимую высоту, выпустить ракеты и тут же благополучно сесть — 400 км, отделяющие Казань от Козьмодемьянското района Марий Эл, где находилась Савватеевка, ракеты дальностью 5 тыс. км покрыли бы за пять минут — играючи и безошибочно. Но серьезные ракеты, собранные тайно, поштучно и дорогой ценой, следовало приберечь для других целей.

Кроме того, использование самолетов и крылатых ракет последнего поколения для уничтожения малосущественного аэропорта, по случайности выбранного в качестве «точки подскока» реальным противником, — явный перебор, превращающий честную войну в американскую компьютерную операцию под каким-нибудь напыщенным названием вроде «Чрезмерная мощь». Зайнуллин считал, что трусливое закидывание противника дорогостоящими кирпичами через забор поставило бы Татарстан на одну доску с США, только так, через платок, и умеющими воевать. «Ебаться будем без трусов, как большие», — сказал штурман Сережа Максимов неделю назад, познакомившись с планами Магдиева. И Зайнуллин был с таким подходом согласен.

По правде говоря, использование и немолодого Ту-22МЗ против мишени в соседней республике напоминало забивание гвоздя микроскопом, притом в пенопласт и правой рукой из-под левого колена. Не говоря уж о том, что «двадцать второй» в принципе не использовался как одиночный самолет, поскольку предназначен только для действий в группе и только под прикрытием истребителей. Изучив полетный план, Наиль взвыл — «двадцать второму» предстояло изображать пьяную моль, заходя на цель после неоднократной смены высоты и курса, причем большую часть подлетного времени летчики барабанили пальцами по коленкам, отдав управление автопилоту, подчиняющемуся мудреной программе. Ее, а также еще несколько спецпрограмм по заказу полторы недели день и ночь писали три лаборатории Казанского НИИ математики и вычислительной техники им. Лобачевского. Но другого выхода не было — нокаут мог пройти только по полностью расслабленному сопернику.

Нокаут удался, это экипаж «двадцать второго» понял, едва вернув бортовую РЛС в активный режим. Вместо четкого и насыщенного рисунка Савватеевки, который и Наиль, и штурман Дима Шелагуров за последние недели, а особенно дни зазубрили наизусть, появились неравномерно излучающие ошметки. Теоретически вероятность обнаружения и перехвата Х-15 оценивалась в семьдесят пять процентов. На практике получились все сто.

Впрочем, в ближайшее время база должна была переключиться на резервный контур — в полуавтоматическом режиме, если в диспетчерском центре оставался хоть один специалист, способный сообразить, что происходит, и переключить тумблер на пульте. Но казанцы этого времени давать не собирались ни персоналу локационной станции, ни летчикам базы.

— Выходим на цель, — сказал Наиль.

Сережа Максимов приник к экрану бомбардировочного прицела и начал тонкую настройку телеканала, уже захватившего основные цели. Разглядев здание РЛС, он кивнул, быстро осмотрел взлетно-посадочные полосы и рулежные дорожки, на которых, в отличие от изученных накануне роликов, самолетов не было — только пяток вертолетов поддержки, тоже очень серьезных, класса Apache или Cobra, занимали стоянку — зафиксировал ряд используемых, судя по инфракрасному свечению, ангаров и сказал:

— Готов.

— Айда, — не по-уставному откликнулся Зайнуллин, переходя в боевое пике.

По современным меркам бомбовая нагрузка Ту-22МЗ архаична: восемь тяжелых некорректируемых авиационных бомб ФАБ-1500. Младший командный состав недораспущенной и недогоревшей в 2004 году запорожской базы хранения вывезенных из Германии боеприпасов оценивал их в жалкий грошик ($250 за штуку, если быть точным). Но прямое пропадание морально устаревшей, списанной, а потому не проходившей ни по каким реестрам полуторатонной бомбы достигало не менее разрывного эффекта, чем Х-55 или Tomahawk, отпускная цена которых в зависимости от застенчивости производителя колебалась в пределах $150—1500 тыс. Это подтвердил бы любой незаинтересованный наблюдатель, сумевший сравнить данные эффекты. Увы, в силу объективных причин подобное подтверждение является сугубо теоретическим допуском, и приходится полагаться сугубо на логические и математические выкладки — то есть пляски на пепелище.

Несколько лет назад Зайнуллин в качестве наблюдателя от завода принимал участие в учениях дальней авиации на саратовском полигоне Гурьяново. Тогда восьмерка Ту-22МЗ впервые сменила тактику поражения аэропорта. Раньше бомбежка разбивалась на этапы: в первом вылете самолеты работали по взлетно-посадочной полосе и рулежным дорожкам, в следующем — по стоянкам, затем — по ангарам, складам и прочим сооружениям. В Гурьянове восьмерка на первом же заходе отработала по всем пунктам одновременно, в два захода положив по шесть бомбовых серий. Вторая серия оказалась излишеством, потому что после первой внутри периметра цели ни единой мишени не уцелело. А бомбы между тем были в 10-20 раз полегче нынешних. Но одно дело — сажать двухсотпятидесятикилограммовые бомбы, как картошку, идя в составе группы, другое — класть полуторатонки в одиночку. Хлопотное дело. Но необходимое.

Первая же бомба добила радиолокационную станцию — чуть наискосок прошила здание от крыши до капитального подвала, где и сдетонировала. Взрывная волна плазменной косой прошла под первым этажом, подсекая мощный, в три кирпича, корпус, как нож грибника смахивает плотную ножку подберезовика. Вот только подберезовик после этого не складывается сам в себя, подобно раздавленной поганке-дымовушке. Корпус провалился мгновенно. Пыхнул прозрачным жаром из подвальных отдушин, и тут же верхний этаж ринулся в подвал, а два ряда окон под ним смотались, словно плотницкая рулетка.

Маклоски к тому времени сумел подняться на ноги и убрести куда-то вбок. В ушах щебетал сигнал настройки частоты — лишь изредка прорывались чьи-то крики. Тени стремительно мелькали где-то на самом краю поля зрения. Рассмотреть их Пит не мог — любой поворот головы резко закидывал в ту же сторону плечо и подсекал колени. Взрыва первой бомбы капитан также не увидел. Зато ощутил жесткий удар по подошвам — заныл позвоночник, клацнули челюсти. Потом сквозь вату в ушах просочился сдержанный рокот, но через секунду коротко ширкнуло, и стало совсем тихо.