Бомба для братвы - Ильин Андрей - Страница 68

— И здесь мы тоже помогали. Не без того...

— А здесь?

— А вот здесь нет...

— И это тоже не наше. Здесь дело как-то само собой разрешилось.

— Так, может, кто другой, кроме вас, поспособствовал?

— Нет. Больше некому. Я, помнится, этот вопрос со всеми другими коллегами-руководителями обсуждал. Как, понимаешь, на самом высоком уровне обсуждал. На котором сам тогда пребывал. И, помнится, мы даже что-то такое руководству предлагали. Но нас остановили. Сказали, не надо туда лезть со своими дубовыми методами. Да, так и сказали — дубовыми. Что если что-то делать, то только строго в рамках социалистической законности. А лучше вообще не делать, мол, как-нибудь все само собой образуется. И точно. Образовалось. Мы еще порадовались, что дров наломать не успели...

— А тут?

— И тут не мы. То есть не только не мы, но и вообще никто. Если бы кто, я о том бы знал. Я тогда обо всем знал...

— Нет. Не мы...

— Не мы...

И вдруг удача. Просто-таки подарок в руки.

— Нет. Не мы. Гришка это. Его работа. Никакие Гришки в то время в высших креслах силовых министерств не сидели. Петьки сидели, Мишки, Сашки. И прочие друганы-приятели. Гришек не было.

— Какой Гришка? Что-то я никаких упоминаний о нем в архивах не нашел.

— И не мог найти! О нем никто не знает. И тогда не знал. Кроме самых-самых.

— Кто он, Гришка этот?

— Гришка — он и есть Гришка. Я, конечно, этого рассказывать не должен... Ну да дело давнее. Чуть не сорок лет прошло. Все, как говорится, быльем поросло. И Гришки того давно нет. И службы его. И меня скоро не будет. А ты нынче при деле, при чинах. Тебе надо знать, на кого равняться. С кого пример брать. На нас равняться. На меня. На Петра. Или на Гришку вот.

— Как же на него равняться, если я о нем ничего не знаю?

— Правильно, не знаешь. Так и задумано было, чтоб никто не знал.

— Кем задумано?

— Точно не скажу. Но скорее всего Иосифом Виссарионычем. Очень эта служба была по его характеру. Чтобы никто о ней ни сном ни духом. А она обо всех. И чтобы любые его приказы — под козырек. Без оглядки там на всяких прокуроров.

— Зачем ему еще одна служба? У него же Лаврентий Палыч был, который тоже без прокуроров.

— Во-от. В том-то и вся соль. Что Лаврентий был. Что вначале на побегушках был, а потом такую махину, как министерство свое, поднял, за которой, как за стеной, схоронился.

— Ты что, хочешь сказать, что Хозяин не мог его из-за той стены выколупнуть?

— Может, мог. А может, не мог. Ты лучше над таким фактиком задумайся, на такой вопрос ответь — отчего все прежние министры НКВД больше пары-тройки лет в своих кабинетах не сидели? А из тех кабинетов в распыл шли. А Лаврентий сел — как врос. Отчего его эта чаша миновала? Ведь знал Хозяин, что нельзя одного и того же человека дольше нескольких лет на такой должности держать. Что подчищать надо вместе с верхушкой аппарата, чтобы сами себя не переросли. Это же не Министерство сельского хозяйства, второе ничем, кроме неурожая, опасным быть не может.

— А отчего тогда действительно не убрал? Если знал.

— Момент упустил. Все недосуг было. Вначале конкурентов давил, чтобы его не сожрали. Потом война. А после войны оглянулся — ручки коротки. Ну, может и не коротки, а только рискнуть не решился. Отчего и помер.

— Отчего помер?

— От него помер. От него самого и помер. Только до того, как помереть, успел Хозяин создать противовес. Создать успел, а на ноги поставить нет.

— Противовес?

— Ну да. Лаврентию противовес. Тот к тому времени уже столько сил под себя подгреб, сколько у самого Хозяина не было. Все под Лаврентием ходили. И Хозяин ходил. Ну ты сам прикинь: охрана ближняя чья? Его! А Кремля охрана? И правительственных учреждений? Опять его! Прислуга, челядь на ближней и дальней дачах? Снова его! Вокруг обложил.

И Хозяин это понимал! Понимал, что неизвестно кто первый, если, допустим, он надумает Лаврентия, врагом народа объявить. Вернее, объявить-то, может, объявит, а больше ничего не успеет. По причине быстрого апоплексического удара, который впоследствии случился.

Не мог Хозяин в одиночку против Берии воевать. Уже не мог. Вернее, официально, как генералиссимус и всякое такое прочее мог, а в реальной закулисной борьбе уже нет. В ближней драке ведь не тот побеждает, кто войска имеет, а тот, у кого кинжал длиннее. И кому его сподручнее под ребра врагу засунуть. И вот здесь Хозяин проиграл. Страну забрал, а ближний круг упустил.

Оттого и понадобилась ему еще одна ближняя, направленная против Лаврентия сила. Такая сила, чтобы никто о ней не знал! Чтобы, главное, о ней самый опасный его конкурент не знал, который уже к власти потянулся.

Вот тогда, я думаю, и возникла эта организация. Но только спасти своего основателя не смогла. Не успела. Почувствовал Берия, что не сегодня-завтра до него доберутся. Что не станет Хозяин дожидаться, когда его где-нибудь втихую подушками удавят. Что что-нибудь такое придумает. И первым ударил.

Но только, думаю я, организация та свое взяла. И даже не оттого, что покойного Хозяина любила. Из чувства самосохранения. Из-за того, что понимала — если Берия к власти придет, он до них доберется. Всю землю на десять метров вглубь перероет, а найдет! И в ту землю зароет.

— Так ты думаешь?..

— Уверен! Иначе отчего бы это Хрущ, за которым тогда никакой силы не стояло, вдруг решился с Берией схлестнуться? Которому не чета. Кто-то его на это надоумил. Кто-то убедил, что в той драке победить можно. Если неожиданно ударить. Сам бы он никогда на такое не решился. Сам он Берию до икоты боялся. Как и все прочие. Вот я и думаю, что подсказал ему кто-то момент. И сценарий. Кто-то, кто Лаврентия меньше других боялся.

Хрущ той услуги, конечно, не забыл. И ту организацию, как только во власть вошел, поставил на место. Как и всех, кто ему переворот помог совершить. Он, конечно, дядька мягкий был, не чета тем, кто был до него, но в драке свое понимание имел. Догадывался, что самые опасные конкуренты — это бывшие союзники, те, что тебе к власти прийти помогли. Потому что лучше других знают, как те перевороты ладить, должного почтения к главе государства не имеют и непременно будут навязывать ему, как равному, свою волю. А если он им на уступки идти перестанет — корону на себя передернут.