Дойти до горизонта - Ильин Андрей - Страница 56

Если мы умудряемся на глазах восхищенного пляжа выскочить за буек и продержаться там часок — нас считают чуть ли не «ихтиандрами». И, возгордившись, мы решаем, что море не опасней ванны. А необоснованное преувеличение своих возможностей более чревато последствиями, чем даже сама опасность. И это первая неожиданность, подстерегающая человека в море.

Сколько может пройти даже самый не тренированный человек в сутки? Тридцать-пятьдесят километров наверняка. Сколько может проплыть даже очень тренированный человек? Десять-двадцать километров, и это, если штиль. Уже средняя волна может уменьшить это расстояние до сотен метров.

Земля — извечный наш союзник. Мы можем укрыться от ветра, дождя, соорудив навес или шалаш. Обсушиться, разведя костер. Можно, бросив все, по компасу или звездам выйти к людям. На воде человек не может практически ничего. Для него вода — среда обитания незнакомая. У нас нет самых элементарных навыков существования в ней. В море мы — просто тело, погруженное в жидкость, лишенное простейших средств защиты, не способное убежать, спрятаться. В море человек может рассчитывать только на силу своих мышц.

Кое-кто пытается сравнить морские плавания и сплавы по рекам. Казалось бы, много подобного. И тут и там вода. В море волны, порой шторм. На реке — пороги, сливы, многометровые стоячие валы. Тут и там наличествует риск, где больше — спорить трудно. Погода — она везде погода. Везение — из факторов «тем более…». Пока чаши весов находятся в равновесии. Везде можно допустить просчет или попасть в стечение роковых обстоятельств, результатом чего будет потеря судна. Но на реке берег — вот он, рядышком. Можно вскарабкаться на него, перевести дух и, имея в запасе сутки, трое или неделю, начать борьбу за свою жизнь. Пусть даже берег объективно помочь ничем не сможет — например, вокруг скалы или болота, — но он все же есть! Это главное. Само сознание его близости дает чуть ли не душевный комфорт. Иллюзия безопасности бывает важна не меньше самой безопасности.

На море же, взлетев на самой высокой волне, можно разглядеть лишь сто или пятьдесят точно таких же волн.

В итоге, от сознания собственного бессилия, понимания своей обреченности в случае гибели судна или плота рождается страх. И это еще одна особенность морских путешествий. Хотим мы того или нет — страх вечный спутник моряка. Даже на огромных океанских лайнерах не избавлены от него. И пусть он явно не проявляется — люди смеются, дурачатся, чувствуют себя почти как в домашнем кресле-качалке, но любой незнакомый шум, неожиданный поворот судна, сотрясение корпуса — все это лишает душевного равновесия, заставляет настораживаться. Именно море знает самые страшные примеры паники, корни которой все в том же — в инстинктивной боязни открытых водных пространств.

И есть еще одно очень важное отличие морских путешествий от других. Море — «противник» живой. Никогда нельзя знать заранее, что ждет тебя через неделю, что завтра, что через минуту. На выдумки море неистощимо. Можно с холодком в сердце ожидать шторма, а получить в подарок недельный, изматывающий душу и тело штиль. Можно, проложив маршрут через все океаны мира, победно завершить кругосветный поход и затонуть в порту приписки на глазах оцепеневших от ужаса встречающих родственников и друзей. Такое уже случалось.

Сейчас, после многих плаваний, мне понятен мистический страх моряков перед морем. Спросите капитана, боцмана, салагу юнгу, когда намечено возвращение в порт, и он, невнятно пробормотав что-то, скроется из поля вашего зрения. Моряки не любят прогнозов в открытом море. На берегу — пожалуйста, вам с удовольствием и до минут разъяснят весь график плавания. А в открытом море искушать судьбу ни к чему!

Лично я вспоминаю моря, где плавал, как близких людей. И порой проигрываю в памяти подробности нашего знакомства. И сейчас понимаю, что море надо уважать и любить в любом виде.

Каким было Аральское море, если взглянуть на него из дня сегодняшнего? Трудным, иногда страшным, но всегда… прекрасным. Оно испытывало нас на прочность, закаляло, позволяло многое увидеть иначе. И жизнь, хочу я этого или не хочу, приходится сейчас делить на два периода — до Арала и после него. Наверное, потому, что это было не просто плавание, это было становление.

Сегодня Арал умирает. Угасает мой друг, и я ничем не могу ему помочь. Но даже если Арал высохнет до состояния лужи, в моей памяти, в памяти моих товарищей он останется безбрежным, бесконечным, величественным МОРЕМ! Морем, дарящим настоящую жизнь.

Будь жив, Арал!