Мастер сыскного дела - Ильин Андрей - Страница 35

— Ишь ты — вашбродие! — с ненавистью прошептал кто-то. Офицеры подошли, козырнули полякам, обернулись к пленным, обратились:

— Господа!..

В рядах недовольно загудели.

— Да-с, именно так — господа! — громко, перекрывая шум голосов, повторил бравого вида штабс-капитан, привставая на носках и размахивая правой рукой.

Мишель вдруг посерел лицом и, опустив, голову уставился себе под ноги.

— Что с вами? — поразился сей внезапной метаморфозе Валериан Христофорович.

— Нет-нет, ничего, я в совершеннейшем порядке, — уверил его Мишель, хоть на нем лица не было.

Меж тем штабс-капитан, напрягая глотку, все кричал, обращаясь к пленным красноармейцам:

— Я призываю тех, чьи души не разъела большевистская зараза, кто готов послужить своему Отечеству и вере! Хватит терпеть измывательства советских комиссаров, учиненные над русскими святынями, не отдадим на поругание красной чуме наших сестер и братьев!..

Всякому, кто готов порвать с большевизмом, мы гарантируем полное прощение, хорошее питание, одежду и немедленное освобождение из плена!

— Ишь чего — за тарелку похлебки покупают их благородия, — проворчал кто-то.

— Не бойтесь комиссаров и чекистов, сюда не дотянутся их кровавые лапы!..

Да ведь опять слова, и здесь тоже! — мгновенно подивился Мишель.

— Сызнова в ярмо запрячь желаешь, вашбродие, да на штыки погнать?! — выкрикнул кто-то.

Штабс-капитан дернулся, пытаясь высмотреть кричавшего, но тот спрятался за спины пленных.

Вперед выступил молоденький подпоручик:

— Кто готов порвать с большевистским прошлым — шаг вперед! — крикнул он.

Из рядов вышагнуло несколько десятков пленных.

— Иуды!.. — зашипели на них сзади.

— Кто еще?.. Ну?.. Больше никого?

Больше желающих не сыскалось, в лагере хоть и голодно было, и мерли пленники, как мухи, да все ж не так рьяно, как на передовой.

— Чего держать-то нас под дождем — отпущай теперича в бараки! — крикнул кто-то.

Вышедшим скомандовали:

— На-ле-во!

Те вразнобой повернулись и побрели прочь.

Белые офицеры с презрением поглядывали на раздетых, худющих добровольцев, с коими им предстояло отвоевывать у красных Россию.

— По баракам... разойдись! — крикнули поляки.

Пленники, вытягиваясь в неровные шеренги, побежали к баракам, аккурат мимо офицеров.

Мишель тоже бежал, шлепая босыми ногами по лужам, разбрызгивая жидкую грязь. И было уж совсем миновал офицеров, как его вдруг окликнули:

— Фирфанцев?

Мишель будто не услышал, устремляясь за впереди идущим.

Но его вновь окликнули:

— Мишель — ты ли?!. А ну — стой!..

Мишель остановился, вытянув руки по швам. Был он в исподних кальсонах и рваной солдатской гимнастерке, что достались ему по случаю. Вид его был растерзан и жалок.

Пред ним стоял, выпучив глаза, тот самый, что зазывал добровольцев в Белую армию, штабс-капитан. Был он сыт, ухожен, в ладно подогнанном мундире, и был безмерно удивлен встрече.

— Ты что, Фирфанцев, ты не узнаешь меня?! — спросил он.

Как не узнать, коли штабс-капитан был старинным приятелем Мишеля, с которым он не один год служил в сыскном отделении. Был он — Сашкой Звягиным!

А ведь последний раз они виделись, когда тот на Дон подался, попросив приютить его на день-другой в квартире его батюшки в Москве. А как Мишель туда заявился, чтобы подобрать что-нибудь из вещей на продажу, приятели Звягина чуть было его не пристрелили, решив, что он непременно донесет на них в ЧК.

— Ты как здесь оказался? Среди... этих? — спросил Звягин, брезгливо оглядывая бредущих мимо раздетых красноармейцев.

— Долго рассказывать, — ответил Мишель. — Разрешите идти?

Звягин нахмурился:

— Ты что, Мишель, не дури — ты ж свой, я ж тебя знаю, ручательства за тебя давал! Или ты к красным подался?

— Мне можно идти? — повторил Мишель.

— Ладно, черт с тобой — иди покуда. Вечером я тебя сам найду!

Когда Мишель вернулся в барак, на него с порога набросился Валериан Христофорович.

— Кто это такой был? Чего ему от вас надобно? — с безумной надеждой в глазах вопрошал он.

— Звягин это — мы с ним до семнадцатого вместе служили, — ответил Мишель.

— Так, может, он нас отсюда вызволит или хоть об еде распорядится?.. Ведь пропадем мы здесь все! Вы уж не сочтите за труд — похлопочите...

Смотреть на Валериана Христофоровича было больно — осунувшийся, потерявший свой величественный вид, весь в каких-то невообразимых обносках.

— Вы поговорите? Обещайте мне!

Мишель промолчал.

Но вечером его вызвали из барака.

Звягин ждал его в отдельном кабинете — скорее камере.

— Как же тебя угораздило-то? — с укоризной спросил он. — Впрочем, я тебя не виню — в жизни всякое бывает. Я сам, как к Махно угодил, готов был ему на веру присягнуть, лишь бы не под нож! Ходил там у Нестора в заплечных дел мастерах Лева Задов — колоритнейшая фигура, тебе доложу — из живых людей жилы на шомпол будто нитки мотал! Так что не я — бог тебе судья...

Как-то так вышло, что Звягин сидел, а Мишель стоял пред бывшим своим приятелем по стойке «смирно». И хоть были они когда-то близки, да не были теперь ровней.

— Ты вот что, Фирфанцев, ты иди к нам, я тебя знаю, коли надо, поручусь, — широким жестом предложил Звягин, — нам такие люди во как нужны! — резанул себя ребром ладони по горлу.

А жесты-то у него — «товарищеские», отметил Мишель.

И дело было не в том, что Мишель испытывал симпатию к новой власти — ничуть, а в том, что переметываться вот так, из одного стана в другой, считал для себя по меньшей мере непорядочным. Ладно бы менять благополучную жизнь на барачные нары, но никак не наоборот! Да и что подумает о нем Паша-кочегар? И как быть с Анной?..

Вот и выходит, что хоть не красный он, но к белым ход ему закрыт!

— Нет, уволь, — покачал головой Мишель.

— Боишься? — понял все по-своему Звягин. — Ну да дело твое: не хочешь — как хочешь, неволить не стану. А желаешь, я тебе, по старой дружбе, побег устрою — героем у «товарищей» станешь?

— А что за это? — спросил Мишель.

— Мне — решительно ничего! — заверил его Звягин. — Бумагу лишь подпишешь, что готов сотрудничать с контрразведкой. Кабы не поляки, кабы это было в моих силах, я бы тебя с легкой душой отпустил на все четыре стороны. Да лагерь-то не наш, и пленные не за нами числятся! Ну, что скажешь?

— Нет, — отказался Мишель. — Ничего я подписывать не стану.

— Да ведь сгниешь здесь заживо, не за понюшку табаку! — пожалел его Звягин. — Неужто не жаль?

Может, и жаль — да как иначе?..

— Разреши мне пойти? — вновь попросил Мишель.

— Да погоди — поешь хоть! — остановил его Звягин, торопливо выкладывая на стол какие-то свертки.

— Благодарю, — кивнул Мишель, чувствуя, как ему сводит желудок голодный спазм. — С твоего позволения, я возьму все это с собой.

— "Товарищей" подкормить хочешь? — зло спросил Звягин.

— Хочу, — кивнул Мишель, — товарищей...

Уж ночью, когда в бараке все спали, он лежал без сна, думая, что, может быть, зря отказался от возможности выбраться отсюда, что, возможно, лучше было бы поступиться честью, чем предать Анну, — да теперь все одно, ничего уж не изменить...

Звягина Мишель видел еще лишь раз, мельком, когда тот командовал построение накормленным и одетым в новенькую форму бывшим красноармейцам, а ныне добровольцам Белой армии.

Он заметил его и тут же предпочел шагнуть в толпу пленников, дабы раствориться средь сотен подобных ему оборванцев. С глаз долой... Он принял решение и не хотел искушать судьбу сызнова.

Да, видно, Звягин был с его решением не согласен.

— А приятель-то ваш не прост — ох не прост! — по секрету сообщил Валериан Христофорович. — Он ведь меня к себе зазвал да такие тенета плести стал — просто кружева. Все о вас расспрашивал. Ну да я калач тертый — ничего лишнего не сболтнул, а, напротив, всячески убеждал его, что вы, сударь, скрытый белогвардеец и убежденный монархист, коего «товарищи» насильно в свою веру оборотили!