Сын цирка - Ирвинг Джон - Страница 28

— Не будь смешным, Фарук. Это простая случайность, — сказал старый Дарувалла, а Дэнни стал захлебываться от смеха, отчего официант Сетна подошел ближе к их столу и с неудовольствием уставился на чайное блюдце. Увидев, что пиво в бокале Фарука тоже пурпурное, мистер Сетна подумал, какое это счастье, что миссис Дарувалла ушла домой и не видит этого безобразия.

Фарук с помощью отца устроил Миллса на заднем сиденье автомобиля, где он заснет еще до того, как они минуют ворота клуба Дакуорт или окажутся у Махалакшми. Сценарист обычно засыпал в это время, если они не уезжали домой пораньше. Отец давал хорошие чаевые высокому швейцару-сикху, чтобы он на багажной тележке довез пьяного Миллса до кровати в номере отеля «Тадж Махал».

В тот вечер, когда отец вел машину, сын сидел рядом, а сценарист спал на заднем сиденье, в районе Тардео старый Дарувалла обратился к Фаруку с пространной речью.

— Было бы гораздо мудрее с твоей стороны, — начал он, — сменить то выражение лица, с каким ты относишься к этим людям. Оно у тебя неприязненное. Знаю, себя ты считаешь очень умным, а в них видишь подонков, недостойных даже твоего презрения. Однако самое немудрое в жизни — столь откровенно демонстрировать свои чувства, — заключил доктор Дарувалла.

Фарук навсегда запомнил эти слова, поскольку они ужалили его в самое сердце. Он сидел молча, яростно сопя носом — отец оказался не настолько туп, как ему представлялся. Фарук запомнил эти слова еще и потому, что в тот момент машина въехала в район Тардео, где двадцать лет спустя при взрыве автомобиля его отца разорвет на куски.

— Нужно слушать этих людей, если хочешь чему-нибудь от них научиться. И вовсе не обязательно, чтобы при этом по моральным качествам они отвечали твоему уровню, — сказал отец.

Молодой Дарувалла воспринял ироничный совет отца и выучился некоторым вещам от алкашей-иностранцев. В будущем Фарук не раз вспомнит Дэнни Миллса.

Было время, когда Фаруку не исполнилось еще и девятнадцати лет, а сейчас ему уже пятьдесят девять. Вечерняя заря погасла, но доктор, словно приклеенный к креслу сидел в Дамском саду и его лицо свидетельствовало о том, что человек попал в катастрофическое положение. Он сумел добиться одного: никто не исправлял сценарии фильмов об Инспекторе Дхаре. Правда, это было непросто, но памятуя уроки Миллса, он доводил дело до того, что на студии утверждали окончательный вариант сценария. И это означало, что его тексты на самом деле были дрянными. По иронии судьбы, он преуспел в создании фильмов не лучших, чем «Однажды мы поедем в Индию, дорогая».

Доктор не ведал, о чем мечтали другие творцы откровенной халтуры. Хотели, как и он, написать однажды настоящий, качественный сценарий? У Фарука его «качественный» текст начинался всегда одинаково: он просто не мог придумать ничего стоящего после вступительной части.

Начальные кадры открывались видом вокзала Виктория Терминус. По мнению Фарука, это строение в готическом стиле символизировало центр Бомбея. На экране мелькали вытянутые окна с витражами, фризы, контрфорсы, изысканное украшение купола, рыльца водосточных труб в образе фантастических фигур. Внутри стоит гул от миллионной толпы уезжающих и только что прибывших путешественников, которые тащат с собой все, начиная от детей и кончая цыплятами. У огромных распахнутых ворот сотни прилавков с многочисленными товарами, рядами птичьего рынка, где можно купить любую живность — попугаев, рыбу-пиранью или обезьяну. В толпе носильщиков, продавцов, нищих, приезжих и карманных воров кинокамера крупным планом выделяет героя, хотя это всего лишь ребенок-калека. А какого другого героя может придумать хирург-ортопед? Лицо мальчика на экране дается еще более крупным планом, чтобы мы поняли: из этих миллионов людей выбрана именно его история и голос мальчика за кадром называет его имя. Да, такое волшебство иногда случается в кино.

Фарук злоупотреблял этим старомодным приемом голоса за кадром. Все ленты серии «Инспектор Дхар» сопровождал голос за кадром. Вот одна из лент начинается с того, что камера следует за хорошенькой женщиной по Кроуфорд Маркет. Она взволнована, выглядит так, словно за ней гонятся. Женщина случайно сбивает горку ананасов с лотка, она бежит, однако тут же скользит, попадая на гнилую шкурку банана, и падает на прилавок торговца птицами. Злобный какаду клюет ее в руку. В этот момент зрители видят Инспектора Дхара, спокойно идущего за женщиной. Он задерживается у прилавка с экзотическими птицами, чтобы утихомирить какаду, ударив его тыльной стороной ладони. Голос Дхара за кадром:

— Уже третий раз я выслеживаю ее, но она, как сумасшедшая, воображает, что может убежать от меня.

Дхар останавливается, а в это время хорошенькая женщина опрокидывает горку плодов манго. Инспектор неторопливо ждет, пока торговец расчистит ему путь от упавших фруктов. Однако когда он снова догоняет женщину, она уже мертва: между широко открытыми глазами зияет дыра от пули. Дхар бережно закрывает глаза погибшей.

— Жаль, что не только я преследовал бедняжку. Она убегала не только от меня, но и еще от кого-то, — поясняет голос за кадром.

Пожилой официант Сетна, увидев глаза доктора, сидящего в Дамском саду, подумал, что он знает, почему в них пылает ненависть. Старик и сам не забыл того давнего негодяя. Однако не он смутил покой доктора, Сетна ошибался. Старому члену клана Парси неведомо было чувство внутренней неуверенности и самобичевания и он не мог представить, что с такой ненавистью доктор думал о самом себе.

Фарук проклинал себя за то, что в фильме он оставил ребенка-калеку на вокзале Виктория Терминус, куда тот приехал. Все истории в Бомбее начинаются на вокзале, и Дарувалла не мог придумать какой-нибудь другой сюжет для этого брошенного ребенка. Он все еще размышлял, что может случиться с мальчиком после его приезда в Бомбей, а случиться может все, что угодно. Однако вместо этого сценарист начинал придумывать ленту про Инспектора Дхара, у которого лексикон «сильного парня» был такой же неестественный, как весь его образ.

Доктор Дарувалла попытался спасти себя от отчаяния, придумывая историю о невинности и чистоте, какой, по его мнению, были окрашены выступления «Большого Королевского цирка», однако не нашел сюжета настолько же хорошего и простого, как номера любимых артистов, вообще как ежедневная, отлаженная жизнь цирка.

Там весь долгий день, начиная с чаепития в 6.00 утра, наполнен смыслом. Дети-артисты и акробаты занимаются силовыми упражнениями, развивают ловкость до 9.00 или 10.00, после чего съедают легкий завтрак и убирают в палатках. В жаркое время дня они пришивают блестки к цирковым костюмам или занимаются домашними делами, не требующими больших физических усилий. Начиная с поздних утренних часов, отменяется тренировка животных, поскольку для тигров и пантер уже слишком жарко, а слоны и кони поднимают вверх слишком много пыли.

Все обеденное время тигры и львы лежат в клетках, высунув через решетку хвосты, лапы и даже уши, словно надеясь таким образом привлечь ветерок. Двигаются лишь их хвосты, разгоняя гудящих мух. Кони не ложатся — стоять прохладнее, чем лежать. Два мальчика по очереди обсыпают слонов пылью из порванного мешка, в котором раньше хранился лук или картофель. Кто-то поливает из шланга пол в главном шатре, однако это лишь ненадолго прибивает пыль.

Общая апатия охватывает даже шимпанзе, которые уже не носятся по клетке, а пронзительно кричат и иногда прыгают. Если в это время заскулит или залает собака, кто-нибудь обязательно даст ей пинка.

В полдень дрессировщики и акробаты обедают, затем спят часа два, поскольку их выступления начинаются после 15.00. Жара все усиливается, и пылинки поднимаются вверх, блестя в солнечных лучах, проникающих через вентиляционные отверстия главного шатра. В их свете пылинки роятся, подобно стаям мух. В перерывах между музыкальными номерами музыканты оркестра передают друг другу мокрую тряпку, чтобы протереть не только духовые инструменты, но и свои лица.