Следствие защиты - Ирвинг Клиффорд - Страница 93

Во вторник к нему обратились с просьбой о принятии дела от одного адвоката, госпитализированного с камнями в почках. Обвиняемый, владелец компании, поставлявшей продукты для ресторанов, обвинялся в преступном нападении. Уоррен прочитал материалы дела. Клиент, ныне освобожденный под залог, подозревался в жестоком избиении собственной жены и в том, что он шесть раз пырнул ее маникюрными ножницами в руку и грудь. Обвиняемый прибыл в офис Уоррена.

– Какова ваша собственная версия случившегося? – спросил Уоррен клиента.

– Черт побери! Да я просто был пьян и вряд ли соображал, что делаю. Но я хочу вам кое-что сказать – она заслуживала этого.

– И я тоже хочу вам кое-что сказать…

Уоррен швырнул папку с бумагами через весь стол.

– Я очень надеюсь на то, что вас упрячут лет этак на двадцать! Поищите себе другого адвоката!

Все-таки существуют определенные границы, подумал Уоррен. Во всяком случае, для меня.

Дело об изнасиловании попало в суд Дуайта Бингема, отчего Уоррен почувствовал себя немного неловко: теперь ему предстояло каждый день встречаться с Мари Хан. Да нет, он, конечно, справится с этим. Он же цивилизованный человек. Ничто не получается так, как ты это планируешь. Уоррен уже начинал постигать формулу человеческого существования. Жить по-умному – означало ценить то, что у тебя есть, бороться за то, чего тебе хочется, и научиться не думать о том, чего ты не в состоянии иметь.

В пятницу утром Уоррен позвонил Чарм на телестудию и спросил:

– Что ты делаешь завтра вечером? Хочешь, поужинаем вместе?

Они ходили в итальянский ресторан, где ели “сальти-бокки” и выпили бутылку “Кьянти”. Он пригласил Чарм к себе в “Рейвендейл”, чтобы показать ей, как он живет, оба они сильно нервничали, но, тем не менее, легли в постель. Уоррен был удивлен тем, насколько все это оказалось знакомым и вместе с тем волнующим. Сначала Чарм стеснялась, но затем робость прошла. Ночью она прижалась к Уоррену.

В воскресенье Чарм пригласила его в дом. Уоррен разделся до пояса и выкосил газон, пока Уби кругами носилась по траве, разыскивая старый теннисный мяч, который ей бросала Чарм. Чарм напекла оладьев с черникой и приготовила по бокалу “Кровавой Мери”. После второго завтрака, снова лежа в постели, Чарм сообщила:

– Есть кое-что, о чем я тебе не сказала.

– Интересно, что бы это могло быть?

– Блустин… помнишь, агент, которого я наняла? Он нашел для меня работу в Бостоне. Я сказала да.

– Да, это здорово, Чарм, – спокойно ответил Уоррен, хотя и понимал, что это должно было вызвать у него раздражение. – Ведь это то, о чем ты мечтала. Когда же это случилось?

– На прошлой неделе.

– И когда ты приступаешь?

– Сразу же после Дня труда. Только…

– Да?

– Я не знаю, как ты к этому отнесешься.

– Я считаю, – сказал он, – что это чертовски тебе подходит. Если ты имеешь в виду, как я отношусь к тому, чтобы начать юридическую практику в Бостоне, или к тому, чтобы приезжать в Бостон по уик-эндам с целью поддерживать наши брачные отношения, то моим ответом будет нет.

– Ты сердишься?

– Нет. Все само встанет на свои места. Ты увидишь.

Уоррен почувствовал облегчение. Он удивился этому новому ощущению и удержал его при себе.

В понедельник утром, когда он зашел в офис Боба Альтшулера, чтобы обсудить дело об изнасиловании и услышать неизменное предложение обвинения об урегулировании вопроса между сторонами, Боб закрыл дверь, ухмыльнулся и сказал:

– Прежде чем мы перейдем к твоему делу, хочу сообщить, что у меня есть новости для тебя. Без протокола?

– Естественно.

– Я прочитал материал по делу “Куинтана”. Ты хорошо поработал. На прошлой неделе в клубе “Экстаз” мы взяли парня по имени Фрэнк Сойер. Абсолютная идентификация двумя свидетелями, видевшими, как он пристрелил этого бродягу Джерри Мэхани. Никак не могли найти какого-либо оружия, но Сил и Дуглас допросили парня с пристрастием. Дуглас особенно хорош в таких делах. Словом, в конце концов адвокат Сойера говорит: “Что вы нам можете предложить?” Короче, мы договорились, и Сойер заявляет: “Та женщина заставила меня это сделать, понимаете? Я связан с нею делами по контрабанде наркотиков, и она, зная обо мне некоторые вещи, угрожала рассказать обо всем полиции, если я не соглашусь плясать под ее дудку. У меня просто не было выбора, понимаете? Она послала меня в миссию, чтобы я разыскал там одного парня в зеленом свитере и сером костюме, парня, который мог опознать ее, потому что видел, как она отправила на тот свет проклятого узкоглазого. Вот я и сделал это. Я не хотел, но мне пришлось. Пистолет я бросил в Бафэло-Байя, но я могу показать место. И это ее пистолет”.

Альтшулер энергично потер свои большие руки.

– Словом, мы пригласили ребят-водолазов просеять дно канала, и они нашли этот пистолет. Кольт сорок пятого калибра с ручкой, отделанной слоновой костью. И он принадлежит ей, зарегистрирован и все такое прочее. Как она сказала под присягой: “Он лежит в моем столе, и я единственная, у кого есть ключ”. А это означает, что мы имеем необходимое подтверждение свидетельства, данного свидетелем-соучастником. Мы арестовали ее в субботу вечером прямо в клубе. Слушай, парень, она кричала, как свинья с шершнем на заднице, она проклинала меня так, будто я был самим Сатаной, явившимся за нею из Преисподней. Тебе бы это понравилось, Уоррен.

– Мне это уже нравится, Боб. О чем вы договорились с Сойером?

– Тридцать пять лет. Он будет на свободе через двенадцать, мерзавец.

– Ты доволен? – спросил Уоррен.

– Я доволен, – от всего сердца сказал Альтшулер. – Ты сделал хорошее дело.

– Может быть, – согласился Уоррен, – но из-за этого я не лишился сна. И я в любом случае сделал бы это, – добавил он без малейшего намека на сомнение. – Ну, а теперь скажи мне, кто тот счастливец-адвокат, который взялся защищать мою бывшую клиентку?

– Майрон Мур. – Обвинитель закатился злобным смехом. – Доктор Обвинительный Приговор. Не знаю, какой идиот рекомендовал его, но она за это ухватилась. Я встречаюсь с Майроном через полчаса. Он тоже захочет договориться со мной, но он может поцеловать румяный пальчик на моей ноге. Если я сумею привязать этот случай к делу Трунга, а я думаю, мне удастся это сделать, то получается множественное убийство – и обвинение меняется на предумышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Любым способом, поверь мне, я вытащу это дело на суд присяжных, и если она не получит иглу, то отправится в пожизненное без права на досрочное освобождение.

Альтшулер протянул руку, и Уоррен пожал ее с некоторой неуверенностью, ему было даже приятно, что на этот раз он успел высвободиться, прежде чем его пальцы посинели. Но этот неожиданно возникший дух товарищества встревожил Уоррена. Через шесть месяцев, как он знал, Альтшулер станет судьей, и у него появится друг на судейской скамье. Ну и плевать на это, подумал Уоррен, как я раньше не нуждался в этом, так и теперь мне этого не нужно.

Он взглянул на календарь, лежавший на столе обвинителя. Там было написано: “14 августа 1989 года”. Дата кое о чем ему напомнила.

– Боб, – сказал Уоррен, – ты не откажешь мне в просьбе?

– Все, что угодно, – сказал Альтшулер.

– Попроси Майрона кое-что передать от меня его новой клиентке.

– Ладно, – ответил Альтшулер, несколько озадаченный, – но ты лучше будь поосторожней. Что нужно передать?

– Да просто сказать ей: “С днем рождения!”

– Ты это серьезно? Великолепно! Ей Богу, парень, я тебя недооценивал. Оказывается, ты такой шельмец!

– Нет, – сказал Уоррен, – до тебя мне далеко. Но у меня тоже бывают свои звездные минуты.

Закончив переговоры по делу об изнасиловании, Уоррен поспешил сквозь летний зной к зданию суда и через несколько минут после полудня поднялся на пятый этаж, во владения 342-го окружного суда. В прохладе пустого судебного зала за столом секретаря, повернувшись спиною к двери, все еще сидела Мари Хан. Она была одна в комнате и собирала свои бумаги, готовая, как догадался Уоррен, вот-вот встать с кресла и уйти. Быстрыми, по-кошачьи неслышными шагами Уоррен подкрался к ней и, нагнувшись позади нее, прислонился щекой к щеке Мари над тем самым местом на ее белой шее, где бился пульс, потом быстро перевел дыхание, стараясь сдержать удары своего отчаянно и неровно застучавшего сердца, и сказал: