Princeps Omnium - Warrax - Страница 55

В христианской мифологии ясно выделяются следующие четыре сущности, упрощенно:

Отец — защита + фрустрация + страх, стандартный психологический комплекс;

Сын — жертвенность (примечание: ассоциация преимущественно с Сыном, а не с Отцом показывает подсознательную инфантильность христианства, но это несколько не по теме данного исследования);

Дух — абстрактный принцип. Это легко показывается тем, что, в отличие от других составляющих Троицы, он не имеет четкого определения; олицетворяет стремление к "чему-то возвышенному" — не знание, но стремление показать знание как откровение;

Дьявол — действие.

Как видите, приходим к тому же самому и с этой точки зрения (что неудивительно, поскольку современная западная культура сформирована на основе христианского мировоззрения и одно от другого, к сожалению, отделяется с трудом.).

Если реальность мира подразумевает возможность действия (что, надеемся, не надо никому специально обосновывать), то здесь же, в реальном мире, находится и Дьявол — quod erat demonstrandum.

Объект, не обладающий никакой собственной волей, которая при известных обстоятельствах могла бы быть противопоставлена воле творца, и никакими качествами, которые отличались бы от качеств этого творца, не имеет никакого независимого существования и не способен сам выносить этических решений. В лучшем случае он представляет собой просто часовой механизм, который, чтобы функционировать, должен заводиться Создателем. Вот почему Люцифер, по-видимому, лучше кого бы то ни было, понимал волю Божью, направленную на сотворение мира, и тем самым образом точно исполнил ее, восстав против Бога и превратившись в результате в активный принцип такого создания, которое противопоставляет Богу собственную, отличную от него, волю.

Если отвлечься от христианизированного контекста, то это можно перефразировать приблизительно так: воля Природы заключается в том, чтобы разумное существо, рожденное природой, превзошло саму Природу. Это указывает на еще один аспект архетипа Сатаны — превзойти изначальные условия, управлять собственной природой. Однако из этого не следует необходимость нанесения природе вреда "из принципа" (такое следование просто глупо: «принципы» — следствие/обобщение, а не причина/основа), а также отречения от всего природного (животного) в себе. Надо просто подчинить свое животное начало разумному, а затем использовать, но не подчиняться самому.

Животное управляется своими органами, человек управляет своими органами и господствует над ними.

Как верно писал Юнг (и не только он), жизнь, будучи энергетическим процессом, нуждается в антагонизмах, без которых энергия невозможна, так как происходит энтропийное выравнивание всех потенциалов.

Добро и зло — не что иное, как моральные аспекты таких естественных антагонизмов. То, что мы столь напряженно их ощущаем, многократно осложняет человеческое существование. Но нам не избежать этого страдания, неминуемо сопряженного с жизнью.

Однако если посмотреть несколько с другой точки зрения, то можно сделать иной вывод: поскольку восприятие определенных обстоятельств, как страдание, неизбежно для человека, и при этом не имеет смысла (Вселенная имморальна!) то надо перестать быть человеком, что также относится к архетипу Сатаны. Никто не утверждает, что это легко; но этот вывод лежит на поверхности. Естественно, что вместе с этим придется отбросить и некоторые другие черты, характерные для человека — но cujus periculum, ejusdem commodum.

Интересно отметить, что процесс индивидуализации неизбежно сопровождается осознанием Тени.[283] Помните общепринятое по всему миру убеждение, что "нечистая сила" тени не отбрасывает? А если учесть, что полностью избавиться от нее невозможно по определению, поскольку она составляет часть психики, т. е. существа в целом — остается только ее ассимилировать, осознать, принять как должное, и тогда исчезнут ее внешние проявления; Тень перестанет отбрасываться.

Функционально Тень лежит в основе всякой невротической диссоциации и не может быть принята сознанием до тех пор, пока ее бессознательное содержание не будет принято безусловно. А это, в свою очередь, возможно лишь в случае принятия человеком тенденций, выраженных Тенью (пусть с критикой и коррекцией, но как свои идеи и устремления). Что как раз и ведет к внеобщественному, внестадному[284] поведению, к независимости от общественного мнения, без которой индивидуализация немыслима. Снова процитируем Юнга:

Всякий, кто априорно подчиняется закону и всеобщему ожиданию, ведет себя как тот человек из притчи, который схоронил свой талант. Индивидуализация представляет собой в высшей степени трудную задачу […] Только лишь словами и удобными самообманами при этом не обойтись: слишком много здесь скрыто деструктивных возможностей. Почти неминуемая опасность — увязнуть в этом конфликте и, стало быть, в состоянии невротической диссоциации. Здесь оказывается вмешательство терапевтического мифа, порождающего разрешающий эффект, даже если нет и следа сознательного понимания. Достаточно — издревле было достаточно — живо ощущаемого присутствия архетипа, перестающего действовать лишь в том случае, когда возможность сознательного понимания оказывается и уместной, и достижимой, а, значит, и должна быть достигнута. Оставаться бессознательным в подобных обстоятельствах просто губительно — однако именно это происходит сегодня с большим размахом в христианской цивилизации.[285]

Таким образом, для среднестадного человека характерен невроз выбора между «хочу» и «нельзя», который приводил бы к психозу в большинстве случаев, если бы не бессознательное понимание, что "если нельзя, но очень хочется, то можно" — как раз в виде терапевтических мифов. Совершенно необязательно быть верующим христианином, язычником, религиоведом или историком, чтобы когда-либо услышать мифы о Прометее и Люцифере, которые занимают надлежащее место в бессознательном.[286]

Далее интересно отметить, что именно максимальное осознание[287] архетипа приводит к полной реализации всех заложенных в нем возможностей. С этой точки зрения можно дать психологический критерий сатаниста — это тот, кто соответствует архетипу Сатаны.

Обычно это выражается более широко: тот, кто имеет инвольтацию к эгрегору Сатаны. Фраза в тексте является психологическим аспектом приведенной здесь. В коллективном бессознательном существует архетип Сатаны, обозначим его как ש {f1, f2…., fn}, где f — это черты архетипа. Строго по списку их перечислить нельзя, но по поводу каждой произвольной черты можно сказать, принадлежит она ש или нет. Суть каждой личности (мировоззрение) также можно выразить подобным образом: S {g1, g2…, gm}. Если ש и S отображаются друг на друга взаимно-однозначным образом, то получаем лично Сатану J.

Если не существует такого gi, которое соответствует fj по смыслу, но при этом несовместимо с ним по направлению, то мы получаем сатаниста. То есть — сатанистом является тот, кто проявляет какие-либо черты архетипа Сатаны в своем мировоззрении и при этом не обладает чертами, несовместимыми с архетипом Сатаны. При этом могут существовать g, которые не имеют соответствия среди f, это — черты, которые не имеют отношения к сатанизму. Скажем, не определено, должен ли сатанист быть филателистом или ни в коем случае.